— Камрады… — сбивчиво произнес Харман. — Виноват… Готов понести залуженную кару…
— Че ты собрался унести, Робка? — Я криво усмехнулся, и указал на безголовое тело Вревского. — Ему уже ничем не помочь!
— Он прав, Роберт, — подключился командир, — любая оплошность или ошибка может стоить жизни каждому из нас. И если мы не начнем действовать одной командой — наша песенка будет спета! Причем очень и очень быстро!
— Еще раз прошу прощения, господа! — вновь повторил оберштурмбаннфюрер. — Этого больше не повторится!
— Хотелось бы верить… — буркнул я, отворачиваясь от Хартмана и присаживаясь на корточки рядом с азиатом. — Э, бедолага, хорош прохлаждаться! Лучше поясни, — дождавшись ответной реакции от тибетца, спросил я, — в какую-такую задницу ты нас запихал?
Глава 5
Мимар тряхнул головой, открыл глаза и перевел на меня все еще осоловелый взгляд своих глаз с полопавшимися от напряжения сосудами.
— Э! Але! — Я пощелкал пальцами почти у самого его носа. — Дома есть кто-нибудь?
— Что? — переспросил меня тибетец, взгляд которого постепенно «светлел».
— В себя, говорю, пришел, болезный ты наш? Кони уже не двинешь? — Продолжал я докапываться до диверсанта.
Взгляд тибетца на миг вновь затуманился, словно он опять «отъехал». Но на этот раз он «отсутствовал» недолго.
— Я в порядке, — отозвался он через несколько секунд. — Если бы так вовремя не повезло с Праной… — Он осекся, не зная, как мы среагируем на такой утилитарный подход к Жизненной Энергии нашего погибшего «товарища».
— Да ты не тушуйся, барон Суббота[16], - усмехнулся я кривоватой ухмылочкой, — кто-то теряет, кто-то находит. Жизненная Энергия ему, — я указал на остывающий труп предателя, — все одно без надобности. Снявши голову — по волосам не плачут. Хех, — меня вновь начал разбирать беспричинный смех, похоже, нервишки-то опять слегка подрасшатались — ведь на месте Вревского, вполне мог оказаться и я, и командир, — это тот редкий случай, когда смысл переносный, становится смыслом явным…
Ага! А гребаного шпиона, похоже, отпустило — вон, как он облегченно выдохнул. Видать, всерьез рассматривал варианты… Ведь мы его могли и реально кончить, в отместку за тупую «шутку» с нашим переносом хрен знает куда.
— Я рад, что мы нашли общий язык, — осторожно улыбнувшись, отозвался Мимар. — Только я не Суббота, а Вторник. И вовсе не аристократ… — Попытался он исправить мою «оплошность».
— Ты сейчас нам зубы-то не заговаривай! — Я решил вновь взять этого деятеля в оборот. — Ты куда нас, сука, закинул? Что это еще, к хренам, за палаты Кощея?
— Я и сам не понимаю в чем проблема, — еще раз оглядев окружающий нас костяной дизайн, признался тибетец. — Портальный Камень привязал лишь к одной точке возврата — Орденскому замку «Зеленого Дракона»…
— И судя по твоей кислой харе — это явно не твой замок? — Я недобро оскалился, воспламенив на кончике указательного пальца маленький огонек.
Мимар напрягся, неотрывно следя за моей рукой, но я демонстративно выудил из внутреннего кармана растрепанную пачку сигарет. Засунув раскрошившуюся табачину в зубы, я с наслаждением закурил. Черт возьми, а табачка-то совсем мало!
— Нет, это не Орденский замок, — подтвердил мои, уже вполне себе оформившиеся опасения, азиат. — Я не понимаю… — продолжая вращать головой по сторонам, неуверенно произнес диверсант. — Как так могло получиться? Артефакт никогда не сбоил… Мои братья используют его уже не одно столетие…
— Ну, и на старуху бывает проруха! — Выдал я древнюю, как мир, философскую мыслю. — Только чего делать будем, Понедельник?
— Вторник, — вновь поправил меня азиат.
— Не-е-е, врешь — Понедельник! — мотнул я головой. — Потому что с тобой сплошные, сука, проблемы! А понедельник как раз — день тяжелый! — Продолжал я отжигать не по-детски. — Ладно, братцы, хорош балдеть! Нужно решать, как будем выбираться из этой жопы! Кстати, неделька, у тебя пожрать есть чего? А то жрать охота! А в тюрьме сейчас ужин — макароны[17]…
— Какие, нахрен, макароны, Хоттабыч? — Не сдержался даже оснаб, не вкурив моего прикола. — Ты ж эту тюрьму, можно сказать, своими руками в преисподнюю низверг! Вместе со всеми макаронами и поварами!
— О, ес-ес, ОБХС! — Сиплым голосом Хмыря в исполнении Георгия Вицина, произнес я по-русски, хлопнув себя по ляжкам. — Запамятовал, командир! — вновь перешел я на немецкий. — Совсем никакой памяти не осталось! — Добавил я, рассмотрев округлившиеся глаза оберштурмбанфюрера. — А ты чего на меня так вылупился, отец родной? — Решил подколоть я фрица. — На мне узоров нету, и цветы не растут[18]! А старикам свойственно постоянно все забывать! Старость — не радость!
— Oh, mein Gott[19]! — не в силах поверить в происходящее, воскликнул Хартман. — Он что, действительно не помнит, что сотворил такое?.. Да он же, походя, уничтожил массу народа… целый город… не оставив от него даже камня на камне!
— А тебя это сильно волнует, Робка? — Вот чего не ожидал от фрица, так это подобных розовых солей. Странный он какой-то для настоящего нацика. Это ведь он, а не я, должен в хрен никого, кроме настоящих арийцев, не ставить. А оно вона че, Михалыч! Только мне не с руки тут с ним политесы разводить — нас с оснабом в Рейхе должны с распростертыми объятиями встретить. Чтобы ни один, падла, фашистский комар, даже носу не подточил! — Ты лучше свои нервишки побереги, — «посоветовал» я между делом Хартману, — еще пригодятся! А за людишек Абаканских не переживай — дрянь были людишки! Убийцы, ворье, проходимцы всякие, даром, что Осененные! Там на каждом встречном-поперечном пробы было негде ставить! Так что я всем по справедливости подарочков отвесил. В общем, не кашляй, Робка! Не бери в голову, бери в плечи — здоровее будешь!
А немчик-то прямо прифигел от моей эмоциональной «агитки», только продолжал рот разевать, да глазки пучить. Пусть его, может, мозги немного на место встанут, в следующий раз думать будет, что творить, да что говорить! В смерти того же Вревского, он, хоть и косвенно, но все-таки виноват. Мне предателя не жалко, но не выстрели он тогда, может и выжил бы, падла, пока я сам его не придушил…
Когда я, наконец, заткнул свой словесный понос, в костяной пещере воцарилась гнетущая тишина, только гудело жаркое пламя в больших чашах возле опустевшего трона. Даже оснаб молчал, не зная, что сказать по этому поводу. Остапа, похоже, в очередной раз понесло. Надо немного гаечку-то подкрутить, а то раздухарился, старый пердун! Перья распушил, словно петух гамбургский! Похоже на «опьянение Силой», как мне однажды поведал профессор Виноградов. Бывает так, говаривал он, что после очень серьезного и одномоментного Силового выплеска, «откат» по мозгам дубасит, почище опиумной настойки! Вот, похоже, я его и словил. Одно радует, что это не старческая моча мне в голову бьет!
— Жрать есть, но мало… — Первым из молчаливого ступора вышел азиат, но лишь затем, чтобы впасть, в очередной «экстаз». — Мама дорогая! — на чистом русском воскликнул тибетец, взгляд которого, наконец, сфокусировался на «поверженной» мумии великана, лежащей на боку рядом со своим троном. Надо же, как в роль вжился, говнюк! Ночью разбуди, вопрос задай, так он и тогда, пожалуй, чисто по-русски тебя матом пошлет. Можно только позавидовать такому профессионализму, несмотря на то, что это враг. — Настоящий Дайтьи[20]!
— Кто? — одновременно вопросительно воскликнули мы с командиром. Только Хартман промолчал, поскольку в русском он вообще ни в зуб ногой. Но слушал он очень внимательно.
— Вы называете их Асурами, — пояснил Мимар с благоговеющим придыханием. — Это просто чудо какое-то, что мы сюда попали…
— Ага, прямо ссу кипятком от радости! — Я, наконец, вернулся в свое привычное состояние ворчливого и вечно всем недовольного старикашки. — Ты лучше скажи, как нам отсюда выбраться?
— Не знаю, — покачал головой Вторник. — Я уже говорил, что Портальный Камень имеет лишь один выход в покоях моего Орденского замка. О том, что Портал может вывести в иное место… подобное этому… ничего не известно ни мне, ни моим братьям, ни даже Великому Магистру. Хотя, теоретические предположения, конечно были, — признался тибетец. — Наш Орден обладает довольно обширной библиотекой древних текстов, — пояснил он, — и некоторые дошедшие до нас манускрипты, утверждали, что такое возможно. Порталы могут открываться в совершенно иные места. Но как этого достичь? — Азиат виновато развел руками. — Этого не знают даже Высшие Иерархи Ордена.
— Не знают, или вам, мелким, не говорят. — Я вновь недовольно поморщился. Видали мы таких проходимцев. Но этот поц явно не врет. Да и объегорить оснаба с его-то Даром Высшего Мозголома? Не-а, пупок у Вторника развяжется! Так что наше дело пока полный швах!
— Никто из братьев, даже и Великий Магистр, не упустил бы такую возможность прикоснуться к древним тайнам! — яро возразил диверсант. — А ведь это такая возможность…
— Вон, — я ткнул пальцем в оберштурмбаннфюрера, — стоит один, уже прикоснувшийся к древним тайнам. — И чего-то не видно особой радости на его лице от этого «прикосновения». Может быть, оттого, что передохли все прикоснувшиеся к вашим древним тайнам?
— Я, кажется, понимаю, о чем вы… — Задумчиво произнес Мимар, наконец-то, оторвавшись от мумии великана и бесстрашно взглянув мне в глаза. — И я, кажется, догадываюсь, отчего Портальный Камень не сработал должным образом…
— Не слишком ли много вам «кажется», гражданин хороший? — Я специально не отводил взгляд от темных глаз тибетца, осторожно прощупывая его Ментальную Защиту. Первое, на что я наткнулся — Стена Отчуждения, поставленная явно специалистом своего дела. Но до умения оснаба, натаскивающего меня совместно с профессионалами-Мозголомами экстракласса Капитоновым и Мордовцевым, здесь было как до луны пешком! Я мгновенно нашел несколько брешей в обороне противника, куда при желании мог легко ввинтить свой Ментальный Щуп. Но этого мне пока не требовалось, да и товарищ командир, тоже, думаю, зря свой хлеб не жрет. Покопался уже у говнюка в башке. А после мы с ним все перспективы обсудим.