Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев — страница 29 из 61

ными сторонами его научной и политической деятельности, оставившего заметный след в истории Парагвая в 30–50 годы прошлого века. Беляев прибыл в Парагвай в марте 1924 года. Он сразу же смог устроиться в Военную школу Асунсьона преподавателем фортификации и французского языка, но научным планам генерала не суждено было получить своего развития в тот период его жизни. Уже в октябре 1924 г. по заданию министерства обороны Парагвая Беляева направили в район Чако-Бореаль, представлявший из себя междуречье Парагвая и Пилеканойо. Правительству Парагвая было необходимо детально исследовать эту малоизученную еще местность и нанести на карту основные географические ориентиры. Это требовалось еще и для того, чтобы закрепить границу между Парагваем и Боливией пусть пока лишь на бумаге. Закрепление границ «де-факто» помогло бы Парагваю если не предотвратить, то хотя бы отодвинуть казавшуюся возможной войну. Исследование и нанесение на карту топографических ориентиров на территории Чако в 1925–1932 годах оказалось важным вкладом Беляева и его немногочисленных русских спутников в мировую географическую и этнографическую науку. Совершив 13 научных экспедиций, Беляев оставил после себя обширное наследие, разделы которого были посвящены географии, этнографии, климатологии и биологии Парагвая. Он изучил быт, культуру, языки и религии местных племен индейцев, составив первые словари: испанско-мокко и испанско-чамакоко. Исследования Беляева помогли, наконец, разобраться в сложной племенной и этнолингвистической структуре индейского населения Чако. Его записки об индейцах Чако имеют особую ценность, уже хотя бы потому, что автор их не был сторонним наблюдателем, а постигал туземную жизнь «изнутри». Усилия Беляева, способствовавшие укреплению дипломатических и военных позиций Парагвая, не остались незамеченными правительством — ему был присвоен национальный генеральский чин. В войне против Боливии, пришедшейся на 1932–1935 годы и проходившей за Чакский район, Беляев лично участвовал во многих сражениях. Им было успешно спланировано много боевых операций на посту начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил Парагвая. Война, нанесшая серьезный удар по экономике Парагвая, не позволила Беляеву реализовать свои планы, связанные с привлечением талантливых и национально мыслящих представителей русской эмиграций, и в 1937 г. он, к тому времени уже оставивший военную службу, стал во главе борьбы за права парагвайских индейцев. Но Национальный патронат по делам индейцев, которым руководил Беляев, не получил ни денег, ни земель для организации колоний, а сам директор вскоре был смещен со своего поста. Но Беляев на этом не успокоился. В апреле 1938 г. в Национальном театре Асунсьона с аншлагом прошла премьера спектакля первого в истории Америки индейского театра об участии индейцев в «Чакской войне». Автором либретто был сам Иван Тимофеевич Беляев. Через некоторое время труппа в 40 человек под руководством Беляева выехала на гастроли в Буэнос-Айрес, где их ждал шумный успех. Не забывал Беляев и о своих русских сослуживцах, с которыми прошел военные тропы недавней парагвайско-боливийской войны. Он устраивал их на работу, помогал, чем мог. Словом, был их утешителем и наставником. Нужно заметить, что в ходе парагвайско-боливийского конфликта в парагвайской армии служило около трех тысяч русских офицеров и солдат, в т. ч. двое — Беляев и Эрн были в генеральских чинах, 8 русских были полковниками, 4 подполковниками, 13 майорами и 23 капитанами. За время своей военной карьеры в Парагвае, Иван Тимофеевич Беляев успел послужить и генерал-инспектором парагвайской артиллерии, и начальником (с 1933 года — Авт.) Генерального штаба парагвайской армии. Будущий парагвайский президент Стресснер служил тогда под их началом и навсегда вынес убеждение, что русские офицеры — люди чести и долга. В наши дни в парагвайской столице Асунсьоне и других городах страны улицы и проспекты носят имена русских воинов: Команданте Беляев, Команданте Саласкин, Команданте Канонников, Офисьеро Серебряков. На карте Асунсьона значится улица России. А на западе страны есть город Фортин-Серебряков. Там же стоит памятник русскому генералу Беляеву — главному военному советнику парагвайской армии. Неизвестным в наши дни осталось идейное наследие Беляева, видевшего в сохранении и приумножении гуманитарной культуры русского народа залог его исторического прогресса. Он был инициатором создания в Парагвае колонии русских беженцев — «Русского Очага», так называемого «духовного пристанища» для сотен тысяч изгнанников с родной Земли, где обычаи, религия и вековая культура их Родины могла бы сохраниться «как в ковчеге» до «лучших времен». Субъективные факторы нанесли делу патриотической эмиграции наибольший вред. Вина легла на эмиграционные верхушки — парижскую и парагвайскую. Идея патриотической эмиграции, отвергавшая интервенционистские цели, грозила пошатнуть позиции тех кругов, которые обеспечили себе авторитет и добились привилегий в белоэмигрантской верхушке. Серьезным ударом по планам «Русского Очага» стал уход из жизни влиятельных фигур, так или иначе поддерживавших начинания Беляева — смерть барона Врангеля в 1928 году, Африкана Богаевского в 1934 году, «таинственное исчезновение» из Парижа генерала Кутепова в 1930 году. Эти печальные события, как считал Иван Тимофеевич, помогай его недоброжелателям в Парагвае, недовольным тем исключительным влиянием, которое он оказывал на жизнь колонии. Генералы Эрн и Бобровский вступили в контакт с новыми «первыми лицами» из эмигрантской верхушки в Париже, с целью распылить русскую колонию в Парагвае и лишить ее пребывание патриотического смысла, представляя это начинание Беляева как «подрыв тех мощных организаций, которым суждено с помощью Германии разгромить большевистскую Россию». Стараниями верхних слоев русской военной эмиграции в Париже благородные начинания Беляева в отношении эмиграции в Парагвай были быстро свернуты. Патриотическая идея была переведена на чисто коммерческую основу, скромные материальные возможности эмигрантов были подорваны. Стали появляться различные ориентированные на коммерцию центры, готовые за определенную плату организовать выезд переселенцев в Южную Америку. Пользуясь тем, что генерал находился вдали от Парижа, многие предприимчивые люди добивались расположения генерала Беляева и занимались тем, что разрушали его дело. Одним из примеров растаскивания «иммиграционного проекта» генерала Беляева по незначительным частным акциям, может служить известный случай с организацией эмиграции в Парагвай русских староверов и казаков из Прибалтики. В марте 1934 года Беляев получил письмо от президента общества «Русская эмиграция в Африку» некоего Федорова с просьбой оказать содействие выезду в Парагвай 1000 семей русских староверов и казаков, осевших в Литве. Сначала они намеревались выехать в Марокко, но, прочитав в журнале «Казак» манифест Беляева, призывающий к отъезду в Парагвай, решили попытать счастье на южно-американской земле. Беляев одобрил эту идею.

Он пожаловал Федорова своим личным представителем в Парагвае и уведомил о том, что обратился в МИД страны с просьбой назначить его почетным консулом. Получив звание почетного консула Парагвая, Федоров заявил о независимом характере своей эмиграционной организации и предложил Беляеву принять в ней участие при условии полного разрыва с Колонизационным центром. На это Беляев пойти не мог. Он пытался дезавуировать Федорова как своего личного агента в Прибалтике. Но это уже не могло помешать Федорову проводить самостоятельную эмиграционную политику. Распад колонии «Надежда» не привел к краху личных судеб колонистов благодаря заботам Беляева. Всем вернувшимся в Асунсьон генерал выхлопотал квартиры, необходимые документы и помог устроиться на службу. Это были небольшие должности, но при дешевизне парагвайской жизни прожить на это жалование было можно. Многие пошли в армию и с годами дослужились до высоких чинов. Так нашла свой конец, не воплотившись в жизнь, идея «патриотической эмиграции». Возможно, что если бы Беляев уделил больше внимания «субъективному фактору», парагвайская колония сумела бы выжить. В записках, оставленных генералом Беляевым, можно прочитать строки, граничащие с безнадежностью, но есть и другие, не допускавшие отчаяния, отказа от борьбы: «Памятником… остались тысячи русских интеллигентов, частью устроившихся в Парагвае или расселившихся по Аргентине, Уругваю, Бразилии, и двадцать тысяч крестьян, нашедших здесь спасение… не считая тысяч других, застрявших в иных краях. Поля, дома, хутора, скот — их тяжелый труд не пропал даром. И от этих людей я не слышал иного, кроме искреннего привета и благодарности». Велик был вклад русских и в культурную жизнь страны. При участии многих российских архитекторов в эмиграции был построен Асунсьон — столица Парагвая. Дочь генерала фон Эрна, Тала Николаевна фон Эрн, стала основательницей первой в стране балетной школы. И еврейская колония в Парагвае была создана в основном иммигрантами из России. Эта община дала Парагваю таких крупных художников, как Ольга Блиндер, Бернардо Краснянский и Бернардо Измахович, ярко проявивших себя также в парагвайской культуре. Наши соотечественники всегда щедро и открыто делились своими знаниями и опытом с гражданами Парагвая, оставляя в их жизни благотворный след.

В Европе, тем временем, в связи с началом агрессии СССР против Финляндии, начальник РОВС генерал Архангельский обратился к фельдмаршалу Маннергейму с предложением участия русских добровольцев в вооруженной борьбе против Красной армии на советско-финляндском фронте. В сложившихся обстоятельствах начальник Русского Общевоинского Союза считал себя просто обязанным обратиться к фельдмаршалу Маннергейму с предложением и просил высказать его взгляд на возможность такого участия, чтобы затем, получив принципиальное согласие Маннергейма, обсудить вопрос о форме участия чинов РОВС в этой кампании. Число русских добровольцев Архангельским прямо указано не было, но было вполне очевидно, что крупный отряд русских добровольцев организовать в короткое время будет невозможно. Участие и помощь Финляндии со стороны белогвардейцев должны были выразиться, по мнению Архангельского, не в виде простой живой силы, а в качестве специалистов разного рода для работы в тылу Красной армии, для поднятия восстаний и разжигания гражданской войны в СССР.