Очень немногие авторы упоминают о том, что некоторые представители британских частей в те дни находились на грани неповиновения приказу о насильственных действиях в отношении казаков; многие солдаты предупреждали их о предстоящей репатриации и даже помогали скрыться. Есть данные, что в связи с этим английское командование было вынуждено отозвать часть своих солдат. По воспоминаниям терского казака М.П. Негоднова из Терско-Ставропольской станицы Казачьего Стана, приведенных историком Г. Алехиным, «…раздались выстрелы и появились бесы в английской форме… многие из них говорили по-русски… Эти бесы клещами врезались в гущу людей и палками, прикладами и штыками гнали их к грузовикам и там, как мешки с картофелем, грузили живых, больных, убитых, женщин, детей и священников. Кто оказывал сопротивление, зверски били палками, прикладами или просто закалывали штыками. Одного священника закололи штыком, пробив икону, которую тот держал в руках. Часам к 2–3 в лагере уже было относительное спокойствие…»
По сведениям приводимым Алехиным, Войсковой старшина Л.Н. Польский, служивший в Казачьем Стане, настаивает на том, что выдачу офицеров в Юденбурге «осуществляли чины палестинского корпуса под свист, улюлюканье и ликование собранных из газет 3-го Украинского фронта журналистов… Особенно неистовствовали женщины, изощряясь в грубейшей лагерной брани». Однако в письме к ставшему впоследствии в США атаманом Кубанских казаков В.Г. Науменко от 14 октября 1956 года направленном Б.К. Ганусовским есть прямо противоположное свидетельство: «Относительно участия солдат с нарукавным знаком „Палестина“, скажу следующее: насколько я помню, эти солдаты в Юденбурге являлись только зрителями интересного для них зрелища. Оружия у них ни у кого не видел. Они свободно и без видимого дела бродили около наших грузовиков и старались сорвать с нас, что только было можно. Вроде покупки часов за сигареты. Сколько их там было, я сказать не могу, ибо из грузовика поле зрения было очень ограничено».[117]
Любопытные сведения приводились советским подполковником КГБ в отставке М. Соловьевым, служившим в 1945 году заместителем начальника отделения СМЕРШа в 57-й армии.
Как-то его коллегам удалось арестовать некую Елену — любовницу Шкуро, которая на допросе показала, что «главари казачьих частей» имеют при себе «более 14 кг золота в изделиях, монетах царской чеканки и слитках». Если верить этим воспоминаниям, СМЕРШ использовал эту информацию на переговорах с англичанами, предложив им передать тех, кто не подлежал выдаче в СССР, а имеющееся у генералов золото оставить себе. По его словам — «все вышло так, как и договаривались». Англичане отобрали не только золото, но и другие ценности. Если это действительно так, то вполне вероятно, что данное золото могло принадлежать «Казачьему банку». Граф Н.Д Толстой-Милославский в своей книге «Жертвы Ялты» указывает на то, что «все имущество Казачьего Стана было просто украдено англичанами, хотя они и заверяли, что все передано советской стороне». «Пропала» и знаменитая шашка генерала А. Г. Шкуро. Англичанами была изъята именная шашка, подаренная тому, по его заверениям, еще Императором Николаем II в бытность Верховным главнокомандующим русской армии. Шашка очень дорогая, украшенная бриллиантами. Вполне вероятно, что шашка представляла собой привлекательный трофей, и просто была украдена предприимчивым «английским генералом и до сих пор находится у него дома». Имеются еще сведения о том, что около 1000 лошадей и всех верблюдов Казачьего Стана англичане перестреляли… Из воспоминаний одного служившего в советском 5-м Донском кавалерийском корпусе чина следует, что его командир, советский генерал-майор М.Ф. Малеев, примерно 5–7 июня 1945 года «организовал выводку лошадей, которые раньше принадлежали генералам, сдавшимся в плен англичанам». Из более 1000 лошадей он отобрал 87, которых из Юденбурга в течение 36 дней перегоняли в СССР. Расставание казаков с безгранично любимыми лошадьми было очень трагичным и для последних. По воспоминаниям одного очевидца, «как стаи голодных волков собирались англичане… и местные австрийцы; арканом или соблазнительным куском сахара старались овладеть „военной добычей“. Но „добыча“ не шла им в руки…» И еще долго-долго можно было видеть ищущих своих хозяев коней. Немаловажным является и тот факт, приведенный исследователем Г. Алехиным, что, даже находясь на советской каторге, казаки отнюдь не потеряли своего достоинства и решили хоть как-то отметить свое пребывание на ней. Казаками-каторжанами в 1955 года в ОЗЕРлаге, что располагался в Иркутской области был учрежден проект Каторжного креста. Автором его креста являлся, ныне покойный, донской сотник Константин Орлов. Получить эту награду имели право лишь казаки — участники Дальнего похода, а таковым называлась передислокация различных казачьих формирований в Югославию, Италию, Францию и другие страны Западной Европы в 1943–45 годах, осужденные на заключение или ссылку по 58-й статье Уголовно-процессуального кодекса РСФСР и никто иной. Эта награда имела для них примерно такое значение, как для чинов Добровольческой Армии знак 1-го Кубанского «Ледяного» похода. Каторжный крест имел две степени: 1-я с блестками на концах креста для осужденных на 25 лет и 2-я степень без блесток для тех, кого осудили на меньшие сроки. Первая партия крестов 2-й степени была изготовлена в большой тайне на авторемонтном заводе «ЦАРМЗ» в городе Тайшете Иркутской области в количестве 10 штук. По окончании срока была увезена казаками в ссылку в Караганду. Именно там, в Казахстане, трудами есаула 2-го Донского пластунского полка Николая Дутикова было выпущено еще 50 крестов, в том числе и 10 крестов 1-й степени в 1956 году. Последняя партия в 10 штук была изготовлена в Ростове-на-Дону, благодаря инициативе бывшего подъесаула 1-го Донского пластунского полка Виктора Семеновича Дудникова. Внешний вид Каторжного креста незатейлив и прост, ибо сначала его изготавливали в суровых условиях концлагерей СССР. Он представляет собой латунный, равносторонний крест размером 40×40 мм, покрытый черной эмалью, по периметру. Крест имел фаску шириной в 3 мм, в центре которого расположено полированное медное полушарие. Крест крепился к миниатюрной черной «бабочке» и носился на шее.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЭХО БЕЛОЙ БОРЬБЫ В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ
«Это было в Париже
В пятьдесят втором году,
Это было в Париже
На кадетском балу.
Зал парижский шумел
И кружились нарядные пары,
Монотонно оркестр гудел,
То скрипки, то джаз, то гитары.
Это было в Париже,
На балу у кадет.
Это было в Париже
На старости лет».
А европейская жизнь продолжалась. Постепенно уходило в прошлое недавнее военное лихолетье, Западная Европа оживала, назад, в эмиграцию потянулись отпущенные из советских лагерей выжившие белогвардейцы, те, кому разрешили уехать, и кто еще имел силы вернуться назад. Однако число «отпущенников» было невелико: тяжелейшие годы повторных за последние двадцать лет физических и моральных испытаний на Родине, где они снова оказались пленниками большевизма, многим оказались не под силу. Иных новые большевики казнили. Единицы счастливцев снова оказались в привычной и привычно равнодушной к ним зарубежной жизни. Впрочем, и сама эта жизнь изменилась за годы войны: эмигрантская культура понесла ряд тяжелых утрат: ушли Осоргин, Зайцев, Мережковский и Гиппиус, Бердяев, Шмелев и Бунин. На Западе оказался и совсем новый слой эмиграции — бывшие «подсоветские граждане», бежавшие во время войны или выбравшиеся из зон советской оккупации в Восточной Европе, пытавшиеся как-то устроить свою жизнь в новых для себя государствах. Для них могикане Белого движения по-прежнему были «неизведанной землей», и, несмотря на кажущуюся одинаковость судеб, особенной духовной близости между этими двумя волнами эмиграции не возникало. Старая эмиграция и ее потомки, родившиеся за границей, казалось, жили своей обособленной жизнью. Их общественные организации регулировали жизнь эмигрантов, внешне доступную для изучения, но по сути далекую и закрытую для коренного населения и случайных русских людей, оказавшихся за границей. Эмигрантские общественные организации были разделены как по направлению своей деятельности, так и по возрастным критериям. Ввиду того, что в эмиграции родилось немало детей прямых потомков русских военных изгнанников, во многих семьях лучшим учебным заведением считалось поступление в корпус, как в старые добрые времена в России, что гарантировало не только начало блестящей военной карьеры, но и создавало определенный запас житейской прочности для службы статской. Русские кадетские корпуса за границей, выпустили плеяду талантливой молодежи, влившейся в общественную и политическую жизнь тех стран, где проживали кадеты. Уже к 1950 году в эмиграции создалось Общекадетское объединение (ОКО), первым председателем которого стал кадет ПКК лейтенант А.А. Геринг. Под его энергичным руководством жизнь ОКО закипела, вновь стали устраиваться собрания, встречи кадет. Он же стоял у истоков издания журналов «Военная быль» и «Вестник Общекадетского Объединения». Активистами кадетского Объединения была расширена экспозиция из архивов и реликвий прошлого, носившая название Военно-кадетского музея. По примеру ОКО во Франции во многих странах создавались подобные ОКО, которые в 1950-х годах все вместе насчитывали более 600 участников — кадет. Далеко не все кадеты согласились с новым принципом личного вхождения в Объединение. Некоторые, особенно те, чьи кадетские Объединения были еще многочисленны, стояли за воссоздание довоенного СРКК, что и было сделано ими к 1951 году. В течение 25 лет в Париже существовало два отдельных кадетских Объединения, соединившиеся в одно целое лишь в 1976 году после V Кадетского съезда, проведенного в Монреале. На съезде было решено, что все кадетские Объединения во всех странах мира будут создаваться по единому принципу и регистрироваться под общим названием «Объединение кадет Российских кадетских корпусов». Со дня основания первого кадетского Объединения в 1923 году прошло более 75 лет. Ряды Объединения, состоящие по преимуществу из кадет старых императорских кадетских корпусов, к сегодняшнему дню уже сильно поредели. Сил у участников Объединения стало меньше, и о большой деятельности его участников сегодня говорить уже не приходится. Почетным председателем одно время являлся кадет Полоцкого кадетского корпуса, выпускник 1913 года, ротмистр 2-го Лейб-гусарского Павлоградского Императора Александра III полка Н. В. Заворотько. В наши дни Председателем Объединения является Андрей Дмитриевич Шмеман, брат протоиерея А. Шмемана. Каждый год устраиваются три кадетские встречи: в октябре, на Рождество и на Пасху. В июне, в день кончины великого князя Константина Константиновича, активистами Объединения устраивается паломничество на кадетские могилы на муниципальном кладбище Сен Женевьев де Буа. Раз в три года созывается общее собрание, на котором казначеем Объединения производится денежный отчет и выбираются должностные лица. Год от года членов Объединения становится