Между тем коммунисты отмечали, что японцы ведут себя по отношению к русским эмигрантам намного лучше, чем к китайцам, давая первым «подачки» – платили больше, чем китайским солдатам, создавали для них «режим благоприятствования» и специальные районы, поощряя белогвардейцев экономически. При этом коммунисты отмечали, что японцы особенно «обхаживают» казаков, поручая им нести важную караульно-пограничную службу и доверяя быть проводниками на советскую территорию диверсантов[1328].
Многих русских неоднократно пытались вербовать на службу в японскую разведку и контрразведку. Казачий генерал Е. Г. Сычев, раз уже обманутый японцами, на такое предложение генерала Янагита, который заявил ему о необходимости возглавить Бюро по делам российских эмигрантов, ответил так: «Ваше превосходительство, я в дураки без карт не играю!» За этот отказ, чреватый в СССР смертной казнью, Сычеву ничего не было, кроме указания сменить Харбин как место проживания на Шанхай[1329].
От сотрудничества с японцами и руководства Бюро по делам эмигрантов в 1934 г. также отказались генералы Г. А. Вержбицкий, М. К. Дитерихс, казачий генерал Глебов, профессор Хионин, видные гражданские деятели, такие как Н. Л. Гондатти и профессор Головачев[1330].
К чести Романовых, все те из них, кто жил на Дальнем Востоке, оказавшись под властью японцев, наотрез отказались плясать под их дудку и играть роль маньчжурского ставленника японцев Пу И[1331]. Этим во многом и объясняются последующие гонения на монархистов, в том числе на легитимистов и кирилловцев.
Русские эмигранты в своей массе были японофобами еще с проигрыша в Русско-японской войне в начале ХХ в. Неприязнь еще больше развилась в ходе Гражданской войны в России, когда японцы под видом борьбы с большевизмом беспощадно уничтожали русское население на Дальнем Востоке. В то же время представители Страны восходящего солнца зачастую непорядочно вели себя по отношению к белогвардейцам, как это было по отношению к Колчаку в его конфликте с Семеновым и др.
Кроме того, «отказники» от сотрудничества с японцами знали пример бывшего министра финансов у Колчака И. А. Михайлова, который в начале 1920-х гг. стал японским осведомителем. Однако это его не спасло от ареста осенью 1924 г., когда коммунисты заключили с Чжан Цзолином договор, наносивший удар по интересам белогвардейцев, и надавили, чтобы он был арестован. Михайлов скрылся, рассчитывая, что японцы, представлявшие тогда на Дальнем Востоке главную силу, заступятся за него. Но они его выдали, по данным журналиста Ильина, несмотря на то что «он верой и правдой служил японцам, давая им все секретные сведения об экономическом бюро и КВЖД»[1332].
Но большинство русских эмигрантов, опасаясь репрессий, шли на такое сотрудничество, одновременно ожидая возможности заработать и продвинуться по служебной лестнице. Среди них были и такие, кто одновременно работал на японскую, советскую и китайскую разведки, например видный деятель эмиграции Коробов[1333].
Среди тех, кто работал на японцев еще до их вторжения в Маньчжурию в 1931 г., был известный генерал А. И. Андогский. По данным советской разведки, он, «по заданию японских спецслужб, разрабатывал планы вторжения на территорию советского Дальнего Востока и Забайкалья армейских частей Японии, Китая и белоэмигрантских вооруженных формирований»[1334].
Впоследствии сами японцы, плененные в августе 1945 г., подтвердили, что Хата Масадзи, переводчик русского языка при японской военной миссии, руководил работой Бюро по делам российских эмигрантов. По их показаниям было установлено, что многие русские эмигранты-партизаны, совершавшие вылазки в СССР и делавшие там нападения на погранзаставы и коммунистов, в том числе известные диверсанты Рябович и Кладиенко, были японскими агентами[1335].
После изучения ряда документов создается впечатление, что в той или иной мере на японцев работала практически вся дальневосточная эмиграция. Осуждать таких людей было бы неправильно, так как во многих случаях японская разведка прибегала к форсированному способу вербовки в агенты лиц, не желающих добровольно идти на эту работу, применяя против них насилие. В их отношении устраивались аресты, длительное подследственное заключение, во время которого применялись угрозы, издевательства и пытки, включая и такие, как вливание из чайника через нос воды, смешанной с керосином. В подобных деяниях участвовали не только японцы и корейцы, считавшиеся непревзойденными мастерами пыточных дел, но и отдельные русские эмигранты[1336]. Как признают современники, таких наших соотечественников оказалось немало и в пыточном мастерстве они затмили даже корейцев. Особенно преуспели в этом русские на службе в японской контрразведке в 1935 г., когда происходили расчеты с увольняемыми работниками КВЖД, которых они грабили.
Бывший офицер японской жандармерии Ильин пишет 15 сентября 1932 г.: «Сейчас все японские штабы заполнены русскими осведомителями. При каждом штабе имеется штатный чиновник, осведомитель, получающий за свою шпионскую работу, в сущности, гроши. Японцы мелки и даже за предательство платить много не любят, обычно иен 75, максимум 90. Затем идет целая серия мелких доносчиков, собирателей сплетен и прочего, которые получают от 15 до 25 целковых в месяц, некоторые – просто сдельно, за доставленные сведения. За разовую сдельную работу доносчикам платят по 2–3 иены. Советником при японском жандармском управлении устроился некто Николай Робертович Грассе – капитан, всю гражданскую войну проведший у Семенова в Чите и при японских миссиях. Грассе искренне верит, что делает большое дело, натравливая японцев на большевиков, на СССР, на отобрание КВЖД, Маньчжурии и прочего. Затем – сонм мелкой мошки, которая вьется, кружится, наушничает, пишет, доносит. Разумеется, когда нечего сообщать, врут и лгут вовсю…»[1337] Грассе и более мелкие «советники» еще в конце 1932 г. убеждали японцев начать войну против СССР, которая, по их мнению, должна спасти Россию.
Ильин пишет 21 октября 1938 г.: «В японскую военную миссию приняты еще двое русских – полковник Тарасов и Истомин. Всего сейчас в миссии одного только Харбина служат 40 человек, главные из которых – Касаткин и «Ванька-Каин», или И. А. Михайлов, прозванный так эсерами за свое предательство их идеалов в годы Гражданской войны. Касаткин – тот самый, который при Колчаке был начальником военных сообщений и которого военно-полевой суд приговорил к расстрелу, а Колчак помиловал его под давлением Ставки, Андогского и Генерального штаба. Дела для этих 40 человек – почти никакого, да и в самом деле – что делать? Какая же цель держать всех этих людей? Оказывается, это будущие «кадры» для Дальнего Востока, который должен будет освобожден от большевиков!!! Все эти Михайловы, Касаткины, Дубинины, Грассе и т. д. – будут министрами, губернаторами, генералами – точь-в-точь как в Маньчжоу-Ди-Го китайцы Ли-Шао-Чены, Чжан Хуан Сяны и т. д. и пляшут под японскую дудку… Они ходят ежедневно в военную миссию, сидят там до 12 часов. Потом, с часу дня до 5, их иногда всех собирают и или начальник миссии полковник Хата, или его помощник просят каждого из них дать информацию о положении на русском Дальнем Востоке и о том, каково там настроение «масс», каково отношение к власти и т. д. Большинство наперебой, надо думать, из лакейства и холуйства, а может быть, кто-нибудь и по непроходимой глупости – начинают рисовать картину полного развала, беспорядка, ненависти. «Армия драться не будет, ждут с нетерпением «избавителей», население власть ненавидит, голодает» и т. д. Японцы слушают с явным удовольствием, записывают эту чушь и отправляют в штаб Квантунской армии. Надо думать, на основании этих сводок японцы и сунулись к сопке Заозерной, а получился конфуз. Оказалось, что вместо распростертых объятий им набили морду! А вчера на Амуре русские заняли остров, который японцы попытались присвоить… Русские неизменно во всех пограничных стычках бьют им морду!.. Всю эту комбинацию с «кадрами» можно объяснить только исключительной тупостью и упрямством японцев. Дубинин мне говорил, что он в единственном числе на этих собраниях пытается «предупреждать» и доказывать, что рассчитывать на то, что в России все так легко будут сдаваться, не приходится, что многое там обстоит иначе, чем пытаются представить остальные русские, служащие в миссии. Армия будет драться, будет защищать свою землю и т. д. и т. д. Но его голос – одинокий, а все остальные уверяют японцев, что стоит им только… и все готово… В общем, можно сказать одно: какой все это вздор, равно ничего не решающий и никакого значения не имеющий… Странно только, что большинство этого не понимает и 40 человек русских, бывших министров, генералов, полковников и прочих засоряют мозги тупому и зарвавшемуся народцу разной чушью! Хотя, может быть, как знать, возможно, некоторые из них отлично знают, что они делают?!»[1338] В отношении полковника Я. Я. Смирнова подозрение Ильина впоследствии подтвердилось.
Находясь на японской секретной службе, некоторые русские эмигранты открыто совершали преступления, пользуясь своим положением. Так, «Ванька-Каин» от имени японской разведки выписывал себе чеки-деньги и требовал принимать их к оплате, погашать которые впоследствии отказывался. Так он обокрал эмигранта Игнатьева на 2 тысячи иен. В итоге Михайлов округлил свой карман, а Игнатьева свалил удар