Но сибиряк Белобородов, дважды Герой Советского Союза, командующий 1-й краснознаменной армией, не сдержал своего обещания перед офицерами, которые даже на японской службе остались верными своей Родине и считали, что, работая против японцев, они действуют на благо России. Он не только не помог им избежать несправедливого наказания, но даже и не вспомнил в своих мемуарах о своих земляках, репрессированных во многом по его вине. Даже в малом он не захотел поделиться победой, приписав почти все заслуги себе.
Вся эта несправедливость произошла, невзирая на то, что еще в конце 1943 г. начальник «Русской бригады Асано» стал агентом советской разведки. Уже в 1941 г. она получала сведения, что полковник Смирнов ведет деятельность, которая идет на пользу СССР, проводя среди японцев пропаганду в пользу невозможности в данное время выступать против коммунистов. В конце концов советская разведка получила сведения, что Смирнов изъявил желание сотрудничать с ней. В сентябре 1943 г., по данным советского разведчика Меньшакова-Кузнецова, у Смирнова был конфликт с высокопоставленным лицом японской военной миссии на почве защиты чести его русских сослуживцев. После этого Смирнов открыто заявил о желании прекратить свою работу у японцев. Советские разведчики вышли на Смирнова, который тогда уже работал на них, и вынудили отказаться от идеи уйти с поста начальника «Асано», так как, находясь на этой должности, он добывал важные сведения о работе японской военной миссии.
Русские отряды из эмигрантов, находившиеся на японской службе после перехода на сторону советских войск, принимали участие в некоторых боевых операциях, например в боях и захвате станции[1591].
Несмотря на огромный вклад Смирнова в разгром Квантунской армии, 26 августа 1945 г. он и другие офицеры из «Асано» были арестованы Смершем Амурской краснознаменной речной флотилии, доставлены в Хабаровск и осуждены на 15 лет после непродолжительного следствия. Это были 12 видных офицеров: Н. Н. Рычков, Г. С. Наумов, Н. А. Ядыкин, А. Ф. Михайлов, А. В. Враштиль, Г. В. Шехерев, Ю. Е. Витвицкий, Л. Н. Мустафин, К. И. Лисецкий, Н. Н. Постовский, К. П. Агеев, Г. В. Ефимов[1592].
Все они были задержаны в августе – ноябре 1945 г. На судебном процессе в их уголовных делах помощь советским войскам не была отражена[1593]. Ордена и благодарности за взятие Харбина получили другие. Их же, граждан государства Маньчжоу-Ди-Го, к тому же оккупированного японцами, обвинили по советским законам в измене Родине, то есть СССР, гражданами которого они никогда не являлись! Реально их, конечно, осудили не за мнимую «измену Родине» и не за службу в маньчжурских войсках, а за антисоветскую деятельность в Белой армии и антисоветских организациях периода эмиграции.
Создатель этого русского формирования полковник Асано, узнав о репрессиях против своих бывших подопечных, добился у пленивших его советских офицеров разрешения явиться «на вторую Сунгари». Там, на учебном плацу, где еще недавно маршировали подчиненные ему русские солдаты, он совершил харакири, оставив свиток, на котором оставил собственноручную эпитафию: «Смертью своей свою вину перед вами искупаю»[1594].
По данным самих эмигрантов, «после прихода советской армии в Харбин до нас доносились слухи о судьбе отрядов «Асано». Были они скудными, отрывочными, но складывались в определенную картину: большинство «асановцев» погибло. Слышали про отряд, выступивший вместе с японскими частями и вместе с ними сложивший головы. Слышали и о другом отряде, что был построен без оружия и расстрелян самураями из заранее установленных пулеметов»[1595].
Многие белогвардейцы, бывшие на службе у японцев, пострадали от своих же хозяев. Точно неизвестно за что, но казацкий Хайларский отряд полковника Ивана Александровича Пешкова был полностью уничтожен японцами при отступлении[1596]. Случилось это в начале боев[1597].
Этот отряд, созданный в Хайларе в 1939–1940 гг., был вторым по численности после «бригады Асано». Сам Пешков был известен как белый партизан. В свой отряд он набрал сорвиголов и в 1923–1932 гг. продолжил жестокую борьбу против коммунистов. Борьба эта шла с переменным успехом, но перелома белым партизанам добиться не удалось. Всякий новый рейд с их стороны на советскую территорию вызывал жестокие репрессии против жителей приграничья СССР, обвиняемых в содействии «белобандитам». Добиться успеха Пешкову и другим вождям белых партизан не удавалось потому, что вели они себя по отношению к мирным жителям на той и другой территории не всегда корректно, пьянствовали, совершали насилия и нередко вступали в схватки друг с другом. Так, отряды Пешкова и Зыкова уничтожили отряд своего «конкурента» по партизанской борьбе в СССР, Аксенова.
Возможно, что здесь руку приложили агенты коммунистов, так как спецслужбы во всем мире с успехом применяли и применяют тактику расправы с повстанцами их же руками, провоцируя между ними кровавые конфликты. В пользу такой версии говорит то, что заместителя Аксенова, есаула Размахнина, зыковцы и пешковцы убили в августе 1935 г. на мельнице эстонца Тидемана, впоследствии оказавшегося советским агентом. То, какую роль Тидеман играл для советской разведки, стало ясно из того, что с приходом в августе 1945 г. в Трехречье советских войск ему «в награду за опасную работу было передано трофейное имущество японской торгово-промышленной фирмы «Тонмо боеки Коси» в виде домов и сельскохозяйственного инвентаря»[1598]. Однако с уходом в 1946 г. советских войск все это у него было отобрано китайцами. Очевидно, Тидеман в работе советской разведки в Маньчжурии был значимой фигурой, подтверждением этого служит факт, что офицер японской контрразведки Вада, собрав об этом информацию, впал в ярость и угрожал убить не только Тидемана, но и всю его семью[1599].
Боясь возмездия со стороны японских спецслужб и подвергаясь сильному давлению китайцев, Тидеман уехал в СССР, в Иркутск, где его отблагодарили мизерной пенсией. Ожидая, вероятно, большего внимания к себе в знак заслуги перед СССР, он стал пить и в 1978 г. умер от алкоголизма[1600].
В белых партизанских отрядах особенно выделялись представители местных народов буряты и эвенки (тунгусы).
Отряд пешковцев насчитывал 250 человек, главным образом это были жители Трехречья, Хайлара и других районов по западной ветке КВЖД. Как свидетельствуют немногие выжившие ветераны-пешковцы и асановцы, никакой мобилизации резервистов этих отрядов в январе 1945 г., как об этом говорили некоторые историки, не было. В отряде насчитывали в общей сложности несколько тысяч штыков и сабель, но количество бойцов не достигало и полутора тысяч. Есть источники, свидетельствующие о том, что отряды «Асано» и Пешкова японцы решили расформировать под давлением советских властей. Однако расформирование шло медленно и к началу советского вторжения в Маньчжурию пешковцев почти не затронуло. Начало боевых действий застало отряд Пешкова в таком состоянии: часть находилась в старых казармах, другая часть была отправлена японцами в Трехречье на заготовку бересты, из которой делалось жидкое топливо.
Когда 9 августа 1945 г. стало известно о вторжении советских войск в Маньчжурию, находившиеся в казармах пешковцы были погружены японцами в вагоны вместе с двумя сотнями японских и маньчжурских солдат. Им объявили, что они следуют до станции Якеши, но на станции Бухэду пешковцев неожиданно выгрузили, и лишь пятеро русских – трое рядовых и два унтер-офицера (С. Нерадовский и Г. Золотарев) проследовали с эшелоном дальше. Большая же часть отряда была выведена японским офицером, он приказал составить оружие в козлы и завтракать. Этот офицер отлично знал русский язык, чем вызывал у пешковцев определенную симпатию и доверие.
В это время на станции показались японские и маньчжурские пехотинцы, а с противоположной стороны – небольшой отряд японской кавалерии. Заместитель Пешкова, Борис Зимин, стал советовать своему начальнику, чтобы тот приказал подчиненным на всякий случай разобрать оружие. Пешков посчитал это глупостью и в ответ только рассмеялся. В итоге японцы и их китайские коллаборанты бросились на безоружных пешковцев, связали их веревками по нескольку человек вместе и расстреляли из станковых пулеметов. Раненых добивали штыками маньчжурские солдаты. Тот самый японский капитан, по приказу которого пешковцев привезли на бойню, лично отрубил голову самурайским мечом уже мертвому Пешкову. Точное число предательски убитых японцами и китайскими коллаборантами неизвестно. Бывший пешковец Николай Тарбагаев приводит цифру «более 100 человек»[1601].
Вечером того же дня возвращавшийся домой после покоса русский крестьянин из станционного поселка наткнулся на страшное поле, повсюду лежали тела казненных русских солдат и офицер. По его свидетельству, «пахло порохом и кровью, отовсюду доносились стоны». При виде русского несколько мародеров-китайцев бросились в кусты. Один из раненых пешковцев пытался привстать и просил воды. Крестьянин взвалил его на свою телегу. Других, еще живых пешковцев он забрать не смог, так как на телеге было много сена, он решил сначала отвезти груз домой, а потом явиться за остальными ранеными. Но вторично выехать в поле этот крестьянин уже не смог: в его поселок вошла советская мотопехота, а утром с поля раздавались автоматные очереди. Казаков, расстрелянных японцами и их китайскими подельниками, добивали уже советские каратели.