Сельские похороны. 1878.
Muzeum Narodowe w Warszawie
«Ходячих» покойников часто называют мертвяк, померлый, нябошчык, а также нядобрик, не свой дух, пужака, злая душа. Очень часто используют глаголы ходит, лякает (пугает), подчеркивающие идею блуждания покойников, неприкаянности, способности перемещаться с «того» света на этот. Главная черта такого персонажа — его неуспокоенность, постоянное возвращение к живым. В одних случаях он является своим родственникам в сновидениях, в других — приходит наяву.
Народные представления о «нечистых» покойниках значительно отличаются от церковной точки зрения. Церковь считает отпавшими от Бога и не удостаивает христианского погребения лишь самоубийц, то есть тех, кто по своей воле лишил себя жизни, дарованной Богом. С народной точки зрения категория «нечистых» покойников гораздо шире — в нее попадают те, кто при жизни контактировал с нечистой силой (колдуны и ведьмы), а главное — люди, не изжившие своего века, умершие неестественной, насильственной и преждевременной смертью, то есть раньше срока, который им был отмерен свыше. Наиболее опасными и зловредными для людей считаются умершие ведьмы и колдуны — именно эта категория покойников, как правило, имеет собственное наименование вупыр, вупор (упырь), вядзьмак (ведьмак), в отличие от других, о которых просто говорят, что они «ходят».
Рассказы о ведьмаках и упырях распространены в западных областях Белоруссии, на белорусско-польском пограничье, где сильно влияние польских мифологических представлений о вампирах (пол. upόr). В этих местах белорусский персонаж вупор, вупыр приобретает ряд вампирических черт, свойственных западнославянским существам этого рода. Ему приписывается прямая агрессия по отношению к людям, которых чаще всего он душит. Их тела не гниют в земле, а лица имеют красный цвет, в гробу такие покойники лежат лицом вниз с открытыми глазами. Вупыр выходит из могилы по ночам и может бродить по земле до первых петухов, нападая на людей и скотину. В Брестской области такого опасного покойника также часто называют домовиком (почему, вы можете прочитать в разделе «домовик»). Дома такой покойник-домовик ведет себя как полтергейст: стучит, шумит, бродит по чердаку, пугает людей, разбрасывает и ломает вещи.
Он, домовик, знаки дает, его не углядишь. Или ведром стукнет, или дверной щеколдой, или ложкой брякнет. Или на лавку принесет горшок и переставит. Говорили, что как один дед умер, то он колдун был, великий знахарь. Как умер, то уже ходил, был в хате. Вот уже как загребут вечером жар в угол печи, то тот дед возьмет и назад выгребет. Как поставят в печь чугун с картошкой, то он этот чугун назад вынет из печи (с. Хоромск Столинского р-на Брестской обл., 1984 г.).
В Гомельской области была записана похожая на сказку быличка, близкая к сюжету гоголевского «Вия», о ведьме, встававшей по ночам из гроба и пытавшейся достать парня, который три ночи читал над ней Псалтырь. Как и в большинстве народных рассказов с этим сюжетом, ситуация заканчивается благополучно для парня, потому что он правильно использует обереги.
Умершая крестьянка. 1869.
Muzeum Narodowe w Warszawie
К числу «нечистых» покойников относились опойцы (умершие от водки), убитые и погибшие от несчастного случая, а также те, чья связь с миром по какой-либо причине не прекратилась после их смерти, которых возвращало на землю какое-либо важное дело: например, умершая в родах мать возвращалась домой кормить своего новорожденного ребенка. Несмотря на то что мать поступала так из любви к ребенку, она опасна для него, поскольку контакт с покойниками всегда вреден для живых. В результате ее посещений ребенок начинал сохнуть, болеть и, если вовремя не вмешаться, умирал — в таких случаях говорили, что мать забрала его с собой.
Родилось дите, а мать умерла. Хлопчика окрестили Василем. Свекруха видит, что к нему кто-то ходит. Стоит та, умершая, над ним и кормит. На другой день свекровь смотрит: идет умершая мать и через окно наклоняется к люльке и грудь дает. На следующий день свекровь слышит голос невестки: «Мама, цыц, не плачь, я его через три дня заберу». И через три дня мальчик умер (с. Олтуш Малоритского р-на Брестской обл., 1985 г.).
Мать приходила невидимой для всех членов семьи — о ее появлении свидетельствовали лишь звуки (шум открываемой двери, скрип колыбели, чмоканье сосущего грудь ребенка), и прекратить ее появление можно, если сделать ее видимой. Для этого зажженную свечу закрывали новым горшком, предварительно проделав в нем отверстие для воздуха, и при появлении умершей матери быстро открывали его. Будучи обнаруженной, она больше не сможет приходить к ребенку.
Родственные связи между покойником и живыми родственниками, их слишком большая привязанность друг к другу также могли быть причиной возвращения с «того» света, грозящего живым болезнями и гибелью. Это бывает в тех случаях, когда родственники чрезмерно тоскуют и плачут по умершему (чаще всего мать по сыну или жена по мужу) и этим не дают ему покоя, «вызывают» его с «того» света (отсюда повсеместный запрет слишком сильно плакать по покойному после похорон, чтобы не «приплакать» его). Один из наиболее распространенных сюжетов о «ходячем» покойнике — умерший муж (возлюбленный), который приходит к своей жене, вступает с ней в сексуальные отношения, в результате чего женщина болеет, чахнет и умирает, если окружающие вовремя не поймут причины ее болезни и не примут меры, чтобы отвадить опасного гостя. Во многих случаях именно сторонний наблюдатель (мать, свекровь, соседка) понимает, что с женщиной происходит что-то неладное, поскольку она самостоятельно не способна осознать, что посещающий ее «муж» смертельно опасен для нее, тем более часто под видом умершего мужа или жениха к женщине на самом деле ходит черт.
Спасти женщину от неизбежной гибели и прекратить посещения покойника (или принявшего его облик черта) можно было с помощью святой воды и других освященных предметов, а также трав, способных отгонять нечистую силу: освященный мак, тоя (аконит) и рута, которые вшивали в одежду или вплетали в волосы. Более сложные действия основаны на том, чтобы удивить пришельца из потустороннего мира каким-то нонсенсом, чем-то невозможным, что выходит за пределы нормы. Для этого перед явившемся «мужем» разыгрывали целое представление: женщина сама одевалась в свадебную одежду и так же одевала своих сына и дочь. На вопрос «ходячего» покойника: «Что происходит?» — отвечала, что идет на свадьбу, на которой брат женится на сестре (в другом варианте говорят, что кум женится на куме — это тоже невозможно, ибо плотские отношения между крестными родителями запрещены). Покойник удивленно спрашивал: «Разве можно крещеному жениться на сестре?» На что жена ему обоснованно отвечала: «А разве можно мертвому к живой ходить?» После этого посещения покойника навсегда прекращались.
Добровольный уход из жизни и посмертное существование самоубийц в наибольшей степени связывали с нечистой силой и адом. С церковной точки зрения самоубийца восстает против Божьей воли, поэтому такие люди лишены и христианского погребения, и литургического поминовения в церкви согласно 16-му правилу Тимофея Александрийского. Осознание греховности самоубийства отчетливо сохраняется и в народных белорусских представлениях о смерти, в которых соединились дохристианские и христианские взгляды на самовольное лишение себя жизни. В белорусской картине мира бытует общее представление о том, что душа самоубийцы поступает во власть нечистой силы. О самоубийце говорят, что он «пошоў у дьяволы», «к дьяволу в пекло идет». Причина, по которой человек решается на самоубийство, — подстрекательство нечистой силы. Человек, решивший покончить с собой, слышит голоса демонов, услужливо предлагающих ему веревку или заманивающих человека в воду. Акт самоубийства сопровождается непогодой, вихрем, ветром, бурей, в которых черти несут душу самоубийцы. Этот общеславянский мотив весьма характерен и для белорусской мифологии.
В некоторых селах белорусского Полесья известны былички о свадьбе самоубийцы с чертями, свидетелем которой является случайный прохожий, узнающий в невесте недавно повесившуюся соседку или родственницу.
Висельник и черт. XIX в.
Rijksmuseum
Как и другие «нечистые» покойники, самоубийца после смерти «ходит», возвращается домой, показывается людям, пугает их во сне или наяву. К разным категориям самоубийц могли относиться по-разному: резко негативно по отношению к висельнику и более мягко по отношению к утопленнику, поскольку при утоплении гораздо труднее определить, является ли данная смерть самоубийством или несчастным случаем. В белорусском Полесье (особенно в его западной части) считали, что из утонувших и утопившихся людей происходят водяные демоны топельники (подробнее мы поговорим об этом в главе о водяных духах).
Самоубийство связывали с погодными аномалиями: самоубийство осмысляется как акт, вызывающий сильный ветер, вихрь, бурю, ливни или, напротив, засуху. В вихре или ветре черт уносит душу самоубийцы. Такие же явления вызывает и неправильное погребение тех, кто покончил с собой. Самоубийц, как и вообще всех «нечистых» покойников, нельзя было хоронить на кладбище, и в этом убеждении народное мнение было даже еще более строгим, чем церковные правила. Похороненный на освященной кладбищенской земле покойник мог вызвать серьезные стихийные бедствия для всех сельских полей — градобитие, ливни, заморозки, способные погубить весь урожай, а значит, привести к голоду в этой местности. В Белоруссии (особенно в полесском ареале) вплоть до второй половины XX века сохранялись представления о засухе как о последствии неправильного погребения самоубийцы, поэтому наиболее распространен