Нет ничего удивительного в неоднозначности первой реакции белорусского общества на провозглашение ССРБ. Эта акция не обсуждалась предварительно ни на страницах печати, ни в местных Советах. Советскими работниками государственная самостоятельность отождествлялась с политической и экономической изоляцией, ослаблением хозяйственных связей с Россией, заигрыванием с националистами. Местными Советами принимались резолюции о нежелании создавать белорусские государственные органы, организовывать самостоятельное государство. Об этом, в частности, сообщали Чичерину в начале января 1919 г. представители НКИД в Белоруссии Машицкий и Литве Д.Ю. Гопнер. Если первый сделал акцент на продемонстрированное делегатами минского съезда, провозгласившего создание ССРБ, опасение перед ростом национализма261, то Гопнер отметил такой очень важный момент, что причиной согласия участников совещания ответственных партийных работников в Витебске проводить в жизнь решение Москвы по Белоруссии помимо партийной дисциплины, стало доверие «центру в вопросах международной ориентации»262. Создание самостоятельной ССРБ привело также к разногласиям среди белорусских коммунистов. Некоторые из них оспаривали решение ЦБ КП(б)Б о ликвидации национальных белорусских секций и даже пытались создать Белорусскую компартию. ЦБ КПБ(б) обвинил сторонников этой позиции в ведении националистической пропаганды, в том, что они «поставили целью дезорганизовать коммунистическую и советскую работу на местах и ведут национальную агитацию»263.
Инструментальный, тактический характер решения о создании ССРБ, его обусловленность внешнеполитическими соображениями, нашли подтверждение в принятии 16 января 1919 г. ЦК РКП(б) решения об отделении от ССРБ Витебской, Могилевской и Смоленской губерний и передаче их РСФСР264. На первый взгляд это было алогичное решение: ведь прошло всего лишь две недели с момента создания ССРБ с вполне определенными границами, и вдруг центр их сужает так существенно, что ни о какой корректировке говорить не приходится. В связи с этим закономерен вопрос, чем же было продиктовано это решение. Прямого ответа на него в известных нам документах нет, но, судя по последующему развитию событий, помимо противодействия партийных и советских органов этих губерний их включению в состав ССРБ, определенную роль сыграли соображения внешнеполитического характера.
17 января Гопнер телеграфировал Чичерину, что вопрос о границах Белоруссии не будет, вероятнее всего, представлять особых трудностей. Планировавшуюся центром для согласования границ новых республик конференцию представителей советских Белоруссии, Украины, Литвы и Латвии он даже не считал нужным проводить в Москве, достаточно было бы собрать их в Минске или Двинске и решить этот вопрос там при посредничестве самого Гопнера. Для этого он просил сообщить мнение ЦК РКП(б) об окончательном варианте границы, приемлемом для Москвы265.
Неожиданно для Москвы решение ЦК РКП(б) вызвало противодействие руководителей ССРБ. Д.Ф. Жилунович и другие белорусские лидеры (Ф.Г. Шантыр, И.Л. Дыло, А.Г. Червяков, И.П. Пузырев, А.А. Кваченок) направили протест в Москву, утверждая, что отделение от ССРБ трех губерний нарушает провозглашенные принципы и пагубно отразится на жизненных интересах белорусского пролетариата и крестьянства. Недовольный их реакцией центр направил в Минск А.А. Иоффе, известного советского специалиста по вопросам внешней политики, наделив его широкими полномочиями. Он должен был убедить белорусских коммунистических лидеров, что решение ЦК РКП(б) пересмотру не подлежит.
22 января вопрос территориальных изменений обсуждался на заседании ЦБ КП(б)Б с участием Иоффе. Он напомнил, что решение о создании ССРБ мотивировалось исключительно внешнеполитическими причинами. Отметив необходимость «поставить барьер, который выдержит первый натиск империалистов», Иоффе заметил, что создание самостоятельных национальных республик имеет и свою «опасную сторону – дает возможность развиваться мелкобуржуазному национализму». Чтобы избежать этого, ЦК РКП(б) предложил ССРБ начать переговоры с Советской Россией об объединении. Причем была особо подчеркнута необходимость длительных переговоров, так как «скорое включение Белорусской республики в Советскую Россию уничтожит все выгоды существования буферов»* В заключение Иоффе сообщил об окончательном характере решения ЦК РКП(б) ограничить территорию ССРБ Минской и Гродненской губерниями266. Аргументация центра по этому вопросу была следующей: республика буферная и нужна постольку, поскольку граничит с другими странами. Смоленская, Витебская и Могилевская губернии не граничат с другими странами, поэтому их можно исключить267.
В докладе из Минска Свердлову, Ленину, Троцкому и Чичерину от 24 января 1919 г. Иоффе настаивал на необходимости проявить твердость и не менять принятого решения268. Считая, что и после утверждения решения о разделе Белоруссии ЦБ будет его саботировать, Иоффе предлагал оставить в Минске только часть областников, а остальных убрать и заменить московскими представителями и частично местными работниками, сохранить Западный округ и Западный фронт в неизменном виде, а Реввоенсовет Белорусской республики упразднить, ибо его существование только на руку сепаратистам и националистам. Но поддерживал «возражение всех местных людей», особенно польских коммунистов, что Белоруссию должны защищать местные, а не присланные из центральных русских губерний войска. В пользу тезиса о том, что в советском руководстве считались с большой вероятностью войны с Польшей, служит приведенный Иоффе аргумент, что для разложения белых польских войск как нельзя лучше приспособлены именно польские части РККА. Русские же части лишь будут способствовать росту шовинизма в Польше и в Литве269.
Решение центра об уменьшении территории ССРБ вызвало негативную реакцию не только национал-коммунистов, но и сторонников областной концепции. Те и другие считали, что отделение трех губерний, фактически половины республики, приведет к усилению позиций буржуазных националистов и расколу в КП(б)Б. Решено было послать в Москву на переговоры с Лениным двух представителей Центрального бюро Коммунистической партии Белоруссии – И.И. Рейнгольда и Р.В. Пикеля. Изменить решения центра они, естественно, не сумели. Но зато на этих переговорах они узнали о новом решении ЦК РКП(б) – объединить Белорусскую и Литовскую советские республики.
Конфликт белорусских коммунистов с фактически правившим в Белоруссии командованием Западного фронта, безусловно имевшим в условиях постоянной военной угрозы больший вес для Москвы, а также подозрения руководителей ССРБ в национализме подтолкнули центр к корректировке своей позиции относительно того, как должны выглядеть буферные республики на бывшей территории Великого княжества Литовского. К тому же Иоффе сигнализировал из Минска, что границы Белоруссии в пределах Минской и Гродненской губерний, полностью совпадают с волей населения Белоруссии, поэтому никаких территориальных споров между ССРБ и РСФСР нет270, зато важную проблему представляли собой спорные между Белоруссией и Польшей Бельский и Белостокский уезды Гродненской губернии. При этом он ссылался на опасения польских коммунистов, что продвижение частей Красной армии на польскую территорию или на территорию, на которую претендует польское правительство, может создать casus belli271.
Другой непростой проблемой, с которой столкнулась Москва после создания ССРБ, стало национальное размежевание в Гродненской губернии между Белорусской и Литовской советскими республиками. В декабре 1918 г. части Красной армии, двигаясь вслед за уходившими в Германию немецкими войсками, заняли Гродненскую и Виленскую губернии. Повсеместно стали создаваться советские органы власти. Нелегальное временное революционное правительство Литвы, созданное в Вильно еще 8 декабря 1918 г., 16 декабря издало манифест о провозглашении советской власти в Литве и Западной Белоруссии.
Польское население Литвы и Белоруссии создало систему самообороны – Комитет защиты восточных окраин (польск. Komitet obrony kresów (КОК), который обратился за помощью к Варшаве. Это позволило Пилсудскому обосновать его экспансионистские планы лозунгом защиты поляков. 21 декабря в Вильне местные поляки создали Временную комиссию управления округом Северной Литвы, что, естественно, вызвало негативную реакцию как просоветских, так и националистических литовских властей. Для Варшавы этот шаг стал политическим прикрытием захвата Вильно: такой приказ войска получили еще 19 декабря. 1 января 1919 г. отряды польской самообороны установили контроль над ним. Однако уже 5 января в город вошли части Псковской дивизии Красной армии272.
Представитель НКИД РСФСР Д.Ю. Гопнер, прибывший в Вильну 7 января, писал в Москву, что население, причем «не только трудовое», встретило Красную армию «восторженно», красноармейцы Псковской дивизии вели себя образцово, пьянства и мародерства, в отличие от других фронтов, практически не было273. Опасения правительства советской Литвы относительно враждебного отношения населения к русским полкам Красной армии Гопнер считал преувеличенными. Напротив, по его наблюдениям, и отношение населения к русским солдатам, и поведение последних в городе было прекрасным. Вильняне были настроены по отношению к красноармейцам настолько дружелюбно, что осадное положение было снято уже 11 января274.
Литовские коммунисты практически сразу поставили вопрос о границах между Литовской и Белорусской советскими республиками. Гопнер передал их позицию в телеграмме Чичерину от 3 января 1919 г. По Сувалкской губернии он не предвидел никаких сложностей: Августовский и Сувалкский уезды литовцы были согласны отдать Польше. Спорным, таким образом, был лишь Сейнский уезд, где, по литовским данным, треть населения составляли поляки. Что касается Белоруссии, то сами литовцы считали, что в Виленской губернии Дисненский уезд следует передать в Минскую губернию, а Вилейский – в Витебскую. Ошмяны также вызывали сомнения в силу своего тяготения к Минску. Гопнер просил разъяснений только по Сокольскому и Бельскому уездам Гродненской губернии: центр требовал их «удержать за литовцами, несмотря на польское в них население, но Гродненская-то губерния отнесена к Белоруссии. Как понять?»