472.
Обезерский и Кшижановский попытались убедить Грабского, что все выглядело бы иначе, если бы вместо плебисцита Россия и Польша совместной декларацией провозгласили независимость Белоруссии. Грабскому эта идея не понравилась, он считал программу раздела белорусских земель единственным реальным решением проблемы. Его главным аргументом было: «Мы же не можем ради этого сорвать переговоры». Вообще, по мнению Обезерского, этот аргумент повторялся делегатами слишком часто, когда речь заходила о защите имущества, а то и жизни поляков на территориях, которые должны были отойти Советской России. То же самое повторилось и тогда, когда он, в тот же день, попытался на заседании экономической комиссии внести поправку, предусматривающую не только возврат кресовым полякам движимого имущества, но и компенсацию за недвижимость в пределах границ 1772 г., причем не на равных с прочими иностранцами правах, а в привилегированном порядке. Он обосновывал это культурным и цивилизационным вкладом польского населения в развитие края, который нельзя сравнить с вкладом какого-нибудь немецкого фабриканта, который разместил там производство лет пятнадцать назад в спекулятивных целях. Польская делегация отвергла этот аргумент, поскольку не желала ценой продолжения войны защищать интересы «помещиков», которыми, по словам Обезерского, вовсе не исчерпывалось полумиллионное польское население кресов. Кроме того, делегаты заявили, что не могут выдвигать требования, противоречащие большевистскому общественному устройству, ибо это нарушало бы суверенитет Советской России473.
Согласие поляков на раздел Белоруссии компрометировало связанную с польскими властями договором о сотрудничестве Наивысшую раду, делало А. Луцкевича, И. Середу, И. Лесика и др. предателями национальных интересов. Этим решили воспользоваться их политические противники, группировавшиеся вокруг правительства В. Ластовского, которые попытались наладить взаимодействие с кресовыми поляками, также недовольными действиями официальной Варшавы и отказывавшимися признать раздел белорусской территории474.
4 октября состоялась встреча Обезерского и Кшижановского, как представителей польской общины в Белоруссии, членов польской мирной делегации В. Каменецкого, посланника в Риге, и Л. Василевского, посланника в Эстонии, как представителей польского правительства, с членами группы Ластовского, прибывшими в Ригу на мирную конференцию475.
Перед этой встречей поляки обсудили ситуацию в своем кругу. Василевский и Каменецкий сообщили, что делегация уже в общих чертах согласовала позицию по восточной границе и судьбе белорусских земель и хочет уговорить белорусов не протестовать против отделения части края в пользу Польши, удовольствовавшись пока теоретическим признанием независимости Белоруссии. Обезерского такое решение не устраивало: он полагал, что Белоруссия не доросла еще до независимости, но ее раздел считал несправедливым решением, которое было недостойно Польши, как освободительницы народов, тем более что Восточная Белоруссия, под именем независимой Белорусской республики, была бы оставлена как добыча большевикам. Будущее белорусского народа он видел только в политическом единстве с Польшей.
По предложению Обезерского решено было на этом совещании не принимать никаких обязывающих решений, поскольку Ластовский и Цвикевич были представителями только одного из течений белорусского движения, причем неприязненно относящегося к Польше. Поляки постановили предложить Ластовскому пригласить в Ригу и представителя Наивысшей рады, чтобы выслушать мнение обеих частей белорусского движения, а пока ограничиться выслушиванием требований Ластовского.
Белорусы, однако, сообщили, что Наивысшая рада полностью им доверяет и в данный момент разделяет их программу, тем не менее они могут вызвать из Варшавы сторонников Рады Ивановского, Дубейковского и Тарашкевича. Основным постулатом Ластовского была независимость Белоруссии, и в тот момент он и его сторонники не видели иного выхода, как настаивать на этой идее.
Эта принципиальность, по мнению поляков, свидетельствовала все о той же слабости белорусского движения, отсутствии у него сил для осуществления какой-либо реальной программы действий. Чтобы популяризовать идею БНР и привлечь к ней симпатии белорусских народных масс, они вместо проведения какой-то реалистичной политики предпочли безнадежно упорствовать в «платонической», по выражению Обезерского, в тот момент идее белорусской независимости476. В итоге никаких решений на этом совещании не было принято. Так же безрезультатно окончилось и второе совещание, 6 октября 1920 г.477
Таким образом, предпринятые в начале октября польскими и белорусскими противниками советско-польского соглашения о разделе Белоруссии попытки помешать его достижению результата не дали. И советское руководство, и польский политический истеблишмент стремились закончить как можно скорее военные действия в Белоруссии и на Украине. Поэтому они предпочли «мир соглашения» проблематичному для сторон окончательному выяснению подлинного победителя в борьбе за доминирование в регионе Восточной Европы.
12 октября 1920 г. в Риге руководители польской и советской мирных делегаций подписали договор о перемирии и прелиминарных условиях мира. По условиям договора Польша обязалась признать независимость Белоруссии и Украины и подтвердила, что уважает их государственный суверенитет. Стороны, подписавшие договор, обязались не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не создавать и не поддерживать организаций, «ставящих своей целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной», а также не поддерживать «чужих военных действий против другой стороны». Статья 1 договора содержала описание линии восточной границы Польши478.
Главным итогом прелиминариев для Москвы явилось, прежде всего, прекращение боевых действий на западной границе и, таким образом, получение возможности в кратчайшее время закончить гражданскую войну в европейской части России (то есть разгромить Врангеля), а также признание Польшей советских республик Белоруссии и Украины. Ценой этих достижений для советской стороны стали территориальные уступки в Белоруссии и на Украине, а для Польши – включение в ее границы многочисленных, компактно проживавших украинского и белорусского национальных меньшинств, которые так и не стали ее лояльными гражданами. Тем более что оставшиеся на советской стороне их соплеменники получили более благоприятные условия для своего государственного и культурного развития.
В связи с этим трудно признать обоснованными обвинения белорусскими историками националистического толка советского руководства в «эгоистичной, предательской» политике по отношению к белорусам связи с результатами Рижской конференции 1920–1921 гг.479 Выбора, отдавать или не отдавать требуемые поляками территории, у советской дипломатии в тот момент не было, поскольку альтернативой соглашения было продолжение польского наступления в Белоруссии, на отражение которого не было достаточных сил. Присоединения литовских и белорусских территорий так или иначе требовали все политические силы Польши, кроме коммунистов, речь, таким образом, могла идти лишь о масштабе территориальных уступок, но никак об их отсутствии вообще.
Хотя прекращение огня на советско-польском фронте произошло 18 октября, мир в Белоруссии наступил не сразу. Пилсудский, пользуясь тем, что другие постановления прелиминарного мира вступали в силу лишь после их ратификации, продолжал неофициально поддерживать союзнические украинские и белорусские воинские формирования, боровшиеся в кампании 1920 г. вместе с Войском Польским против Красной армии. 21 октября польское Верховное командование объявило о прекращении отношений с войсками С. Петлюры, Б.С. Перемыкина (Пермикина),
B. Яковлева и С. Булак-Балаховича, предложив им в двухнедельный срок покинуть территорию Польши. Но разоружать эти войска поляки не стали, что крайне встревожило советское руководство, опасавшееся, что в Польше вновь возьмет верх «партия войны». 2 ноября Чичерин писал в Ригу: «Положение относительно Польши тяжелое. Они (поляки. – Д.К.) признали за Петлюрой всю Волынь, создавая для него плацдарм. Нечто подобное будет с Балаховичем, ибо польская печать кричит о Белоруссии еще больше, чем об Украине. Отказ Польши отступить на государственную границу, явно нарушающий договор, приобретает для нас особенно враждебный характер ввиду вновь наметившегося в польской политике буферизма»480.
Опасения Чичерина в отношении С. Булак-Балаховича оказались обоснованными. Булак-Балахович был хорошо известен и в Белоруссии, и в Польше. Осенью 1919 г., после разгрома армии Юденича, он со своим отрядом численностью примерно в тысячу человек был принят на службу БНР. Однако в 1920 г. он порывает с правительством БНР и переходит на польскую службу, участвует в боевых действиях на польско-советском фронте481. Балахович не признал решение о перемирии и продолжил военные действия против Красной армии (по мнению исследователя, по соглашению с Пил суде ким482). Официально не поддерживая C. Булак-Балаховича, польское правительство и не препятствовало ему, «умыв руки» и отказавшись от всякой ответственности.
Отряды Балаховича, переименованные в Белорусскую повстанческую армию, насчитывали 8 тысяч бойцов. 18 октября 1920 г. они начали наступление на Полесье в направлении Гомеля. Первоначально действия балаховцев были успешными, поскольку значительные силы Красной армии были переброшены на врангелевский фронт. К середине ноября они овладели Петриковым, Мозырем, Калинковичами, 17 ноября заняли Речицу. На этом их успехи окончились, инициатива перешла к Красной армии. 27 ноября М.Н. Тухачевский сообщил Верховному командованию Красной армии, что боевые действия против войск Булак-Балаховича в основном завершены. Таким образом, планы польских военных относительно создания на восточных рубежах «буферного» белорусского государства провалились.