Вверх взметнулись бревна, обломки бетонных плит и туча песка из разодранных взрывом мешков. Разлетевшимися осколками были убиты еще четверо боевиков, как раз направлявшихся на смену товарищам. Одно из бревен перелетело через улицу и торцом вошло в лобовое стекло пикапа «мицубиши», из кузова которого торчал ствол «Утеса» [НСВ «Утес» – пулемет калибра 12, 7 мм. Прицельная дальность – 2000 метров].
Второй залп оказался не менее удачным.
Три снаряда прошили крышу барака и разорвались в гуще мечущихся спросонья боевиков. Одна стена барака вылетела, опорные столбы подломились, и на убитых и раненых грохнулась вся конструкция. Вопли и стоны десятков зажатых под обрушившимися досками людей смешались со свистом очередной партии снарядов.
Отряд боевиков оказался совершенно не готов к столкновению с регулярной армией.
Вагит вылетел на площадь, перескочил через валяющегося в пыли мертвого Зию с распоротым осколком животом и сжимающего в руках собственные кишки, пробежал вдоль иссеченного осколками кирпичного забора и лицом к лицу столкнулся с перемазанным грязью и кровью сумасшедшим.
– Русских расстрелять! – громко выкрикнул псих и потряс неработающим автоматом.
С первым же разрывом снаряда несчастный больной выскочил из своего убежища и теперь бегал по селу, колотя прикладом в железные ворота и хохоча от восторга.
Вагит на секунду остановился, с ненавистью посмотрел в глаза сумасшедшему и вбил в него длинную, от живота, очередь из «Калашникова».
Полтора десятка пуль разорвали больного почти пополам. Он с удивлением взглянул на оскалившегося человека, которого искренне считал своим другом, захрипел и ничком упал в припорошенную пылью траву.
Командир разгромленного за несколько минут отряда побежал дальше…
Через час Вагит был уже в трех километрах от деревни, которую с четырех сторон начали зачищать спецназовцы и высаженные с вертолетов на западной околице пехотинцы. Сопротивления им почти никто не оказывал. Оставшиеся в живых боевики были настолько деморализованы артобстрелом и огромными потерями, что бросали оружие и ложились на землю после первого же окрика.
А еще спустя два часа уставший, но выживший благодаря своей трусости Вагит забрался в пещеру, где стащил с себя всю амуницию и избавился от оружия и документов.
Теперь ему предстояло добираться по горным тропам в родное село, изображая перед российскими патрулями заблудившегося и напуганного мирного пастуха. И заодно придумать правдоподобную историю своего возвращения, чтобы не уронить собственный авторитет в глазах соплеменников.
Богданкович ввалился в гостиничный номер Щекотихина и прямо с порога заявил, что все собрались и ожидают лишь московского гостя.
Основатель «Хартии-98» и глава проамериканского центра «Запад-Восток» был бодр, потирал ручонки и картавил с удвоенной энергией. От него пахло столярным клеем, потом и скипидаром. Всю ночь накануне митинга Богданкович руководил изготовлением транспарантов и не успел съездить домой, чтобы вымыться и сменить запачканную одежду.
Впрочем, его такие мелочи не смущали.
– Ты готов, Юга?
– Стас, подожди н-немного, – Щекотихин только-только вышел из душа и еще не успел выпить кофе. – Ты на время смотрел?
– Уже почти восемь…
– Вот именно! Сам г-говорил, что идти до площади час. Митинг начнется в десять, – депутат Госдумы бросил полотенце на спинку стула. – Куда т-торопиться?
– Пока постгоимся, пегесчитаемся, – Богданкович плюхнулся на диван и стал яростно протирать очки. – К нам еще должна пгисоединиться колонна «Белогусской Пгавозащитной Конвенции»… Час идти, если по пути никто не остановит. А могут и остановить. Вон, в пгошлом месяце наши хотели отойти по пгоспекту Машегова, так им догогу бэтээгами пегекгыли. Сатгапы!
– Но ты же мне сказал, что сегодня все с в-властями согласовано? – в голосе Щекотихина проскочили нотки недоверия к болтливому оппозиционеру.
– Сегодня – да.
– Значит, волноваться н-не о чем. Или я не прав?
– Пгав.
– Тогда сейчас кофе попьем и д-двинем, Вода в поллитровой банке вскипела быстро. По совковой привычке Щекотихин не пользовался услугами круглосуточных гостиничных кафе, а таскал с собой дешевый китайский кипятильник. Прибор регулярно бил своего владельца током, вызывал короткие замыкания в номере, но москвич не сдавался.
Щекотихин щедро засыпал в чашки по две ложечки дрянного индийского кофе, сахар, плеснул воды и извлек из холодильника сливки в маленьких пластиковых упаковках.
Дверь номера приоткрылась, и в комнату просунулась вихрастая голова.
– Стае, вы скоро?
– Ского, ского! – отмахнулся Богданкович. – Сейчас Югий собегется, и выходим! Ты там пе-гедай, чтобы пока строились!
Голова исчезла, успев бросить завистливый взгляд на дымящийся напиток. Большинству демонстрантов взбодриться кофеем в это утро не удалось.
Придется наверстывать уже в процессе митинга. Водочкой и портвейном.
Щекотихин отхлебнул первый глоток, придерживая болтающуюся в чашке ложку указательным пальцем. Богданкович проявил себя большим знатоком хороших манер и выложил свою ложечку на стол. Правда, перед этим он ее шумно облизал.
– Сколько с-сегодня соберется, как ты думаешь?
– Тысячи полтогы, не меньше, – важно ответил белорус. – А послезавтга будет еще больше. Еще пгосто не все подъехали…
– Но послезавтра Лука в-выступать не будет.
– Ему сегодняшнего выступления хватит, – захихикал Богданкович. – Вячогка уже бабцов подготовил. Как диктатог свою гечь начнет, так они и выскочат. Телекамегы как газ на него на-пгавлены будут.
– Бабы н-надежные?
– На сто пгоцентов. Гепетицию вчега пго-вели.
– И к-как?
– Все в лучшем виде. Потупчик тигана изо-бгажал, его гебята – ментов. Бабцы впегед бго-сились, огать стали… Минута у них точно будет.
– Надо еще раз с журналистами это обсудить, – серьезно заявил депутат. – Чтобы не отвлекались. Сколько г-групп обещали быть?
– Штук семь или восемь. Из госсийских – НТВ и ОГТ, тги немецких, одна английская и одна амегиканская. Хватит… Наши собигаются бытовыми камегами снимать. Пго фотогепогтегов не забудь…
– Ах, да, плюс еще газетчики, – кивнул Щекотихин. – Нормально. Драку сразу н-начнут?
– Нет. Надо сначала дать возможность баб-цам отгаботать. Начнут по сигналу, когда менты бгосятся телок оттаскивать. Наши и вклинятся.
– Разумно, – москвич с удовольствием потянулся. – Жаль, что нам раньше такая идея в голову не приходила. Давно бы Луку с д-дерьмом смешали. Сексуальные домогательства – это сильный ход. Луке вовек не отмыться будет.
– Да-а, – мечтательно произнес Богданкович. – Что и говогить, идея замечательная. Леночке Гонног памятник ставить нужно.
– Поставим, п-помяни мое слово. Разгоним эту с-сволочь и поставим.
«Сволочью» Щекотихин именовал всех тех, кто не поддерживал монетаристских устремлений его сотоварищей типа Чубайсенко или Гайдара, осмеливался выступать против главенствующей роли США в мировом сообществе и мешал псевдодемократам грабить страну. Депутат-журналист не соображал, что его поведение практически полностью копирует манеры ненавистного всем «истинным демократам» вождя мирового пролетариата Ульянова-Ленина, который называл интеллигенцию «говном» и призывал своих соратников уничтожать несогласных до двенадцатого колена.
Если бы Щекотихин, Яблонский, Новодворская, Рыбаковский, Пеньков, мадам Хамакада по прозвищу «Дерьмовочка» и иже с ними пришли к власти, они бы развернули террор такого масштаба, который не снился даже Троцкому вкупе с Менжинским и Блюхером. Убивали бы за одно слово, противоречащее генеральной линии правящей партии. Многие «либералы-монетаристы» даже не очень скрывали свои наклонности, регулярно проговариваясь на ток-шоу о том, что бы они сделали в случае получения ими президентских полномочий. Словесная шелуха о «равенстве всех перед законом», «построении демократического общества» и «общечеловеческих ценностях» предназначалась для серого быдла, должного проголосовать так, как нужно кукловодам.
Но, к счастью, природа редко допускает к реальной власти закомплексованных и купленных иностранными спецслужбами маньяков.
– От сегодняшнего митинга должен быть.хо-гоший гезонанс, – заявил Богданкович. – Вот увидишь. Евгопагламент пгосто обязан будет заявить ноту пготеста по поводу нагушения пгав белогусского нагода. И в «Нагодной доле» завтга статья выйдет. С фотоггафиями и подгобным ге-погтажем. Болванка уже готова.
– Если все п-пройдет как надо, то реакция и в Москве, и в Брюсселе будет. Это я тебе г-га-рантирую, – Щекотихин допил кофе. – Все, пошли… А то твои там б-буянить начнут раньше времени…
В пяти кабельтовых от неподвижного, удерживаемого плавающими якорями российского танкера застыл фрегат Шестого флота США.
За двое суток, прошедших со времени принудительной остановки «Волго-нефти-137» американской спецгруппой, ничего не изменилось. На судне торчали двадцать четыре морских пехотинца, контролирующих действия экипажа в рубке и машинном отделении, раз в полчаса в небе появлялся дежурный «Морской Ястреб», несколько раз в день возле бортов вскипали бурунчики воды и на секунду показывались серые спины боевых дельфинов, выпущенных в залив с крейсера «Саратога» и должных уничтожить любого пловца, попытавшегося приблизиться к танкеру.
С дельфинами американцы немного перебрали.
В порту Омана российскому судну точно ничего не грозило. Да и аквалангистов, за исключением «тюленей» из Куантико, поблизости не наблюдалось [В Куантико расположена главная база Корпуса морской пехоты США]. Однако морпехи тащили службу с таким усердием, как будто бы танкер находился в территориальных водах Ирака и в – любой момент можно было ожидать нападения злых янычаров Саддама Хуссейна. Не проходило и двух часов без того, чтобы кто-нибудь из американцев не преграждал путь идущему по своим делам российскому моряку или не подбегал к леерам и не начина