Долго же мне еще придется вникать в хитросплетения шоу-бизнеса, не понимая где кончается правда и начинается задуманная иллюзия. Надеюсь, на следующих конкурсах для меня не придумают истории по спасению щенков из пожара и не объявят заслуженной потомственной целительницей.
Вечером после тяжелого дня, я смотрела на себя в зеркало ванной комнаты и вздыхала. Может быть Полунин вблизи увидел слишком яркий сценарный макияж и ему не понравилось? Или мое падение посчитал специально спланированным для шоу, дескать, второй раз прыгаю на руки, уже выглядит будто повторяю дешевый трюк?
Из задумчивости меня вывело собственное исчезающее отражение. Поверхность зеркала затуманилась. Что это? Завороженно протянув руку, я попыталась протереть запотевшее стекло. Но пальцы не ощущали конденсата.
А на туманной серебряной поверхности медленно начала проступать надпись. Штрих за штрихом.
12 : 53
Мне очень хотелось закричать, а лучше завизжать, и я даже набрала воздух, но в приоткрытую дверь заглянуло привидение и деловито прошептало:
- Там стучат. Мне в шкаф или под кровать?
- Сейчас мне все равно, - честно призналась я. Зуб на зуб не попадал от страха, а руки мелко тряслись. – Что ты видишь на зеркале? Необычное что-нибудь.
Привидение повернуло голову и напряжено сдвинуло еле заметные белые брови. Так ничего и не ответив, Ципес подплыл к самому зеркалу, рассматривая цифры, и закачал головой:
- Не понимаю. Штришки какие-то? А в них есть смысл?
Он не был знаком с нашими цифрами, сообразила я, но это уже не было главным. Ципес видел надпись вместе со мной, а значит, я не схожу с ума, и она вполне материальна.
В этот момент откуда-то со стороны зеркала раздался сильно приглушенный, но вполне себе человеческий крик ужаса, а странные цифры дернулись и размазались по поверхности.
Подпрыгнув от неожиданности, я чуть не врезаясь спиной в стену. И замерла, осознавая произошедшее, еле сдерживая пытавшуюся прорваться на лице хищную улыбку. Вот, значит, как. Человек. Это был человеческий голос, пусть и искаженный. За всеми этими туманными зеркалами и появляющимися надписями стоял некто обычный, испугавшийся настоящего привидения.
А в следующую секунду я уже чувствовала ярость. Вот же сволочь аморальная, развратник поганый. В моей ванной комнате мог находиться глазок, за мной подсматривали, иначе не увидели и не испугались бы Ципеса. Следовательно, кто-то мог наблюдать как я умываюсь, снимаю макияж, купаюсь. Я сжала кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не разгромить зеркало прямо сейчас.
Со стороны входной двери в комнату все это время все громче стучали. Как же не вовремя.
Кинув последний взгляд на серебристую поверхность, никуда не уходи, извращенец, я скоро вернусь, я резко развернулась и, вернувшись в комнату, плотно прикрыла за собой дверь. Подол еще не снятого вечернего платья чуть не прищемило, пришлось отбрасывать его ногой. Отправив кивком привидение в шкаф, а сама открыла неизвестному, но настойчивому гостю.
Ого.
Не гостю, а гостям.
В коридоре, буравя взглядами друг друга стояли Полунин и Сухоревский. Оба в смокингах и бабочках, не переодевшиеся после конкурса. Руки в карманах, подбородки вперед. Как два петуха на деревенском дворе.
- Я к тебе, Саша, - тихо сквозь зубы сообщил, Артем, так и не отводя глаз от Игоря, - но я подожду, пока ты с ним быстро поговоришь.
- Да я не спешу, - так же сдержанно и напряженно заметил спонсор, - тем более у меня разговор личный.
Бывшие друзья явно еще не урегулировали конфликт, после того как Сухоревский обманул меня по условиям ночного голосования, а Полунин за это потряс его за грудки.
- А у меня официальный разговор, - повысил голос директор, оттирая конкурента от входа. – Если не спешишь, завтра и поговоришь. Тебе, кстати, на ночное голосование пора, марш отсюда.
- Я… устала, - вклинилась я в перепалку, - может быть все разговоры завтра?
- Сейчас! – рявкнул Артем и, сильно хромая, вломился ко мне в комнату, а потом ловко хлопнул дверью прямо перед носом возмущенного Сухоревского.
- Совсем обнаглели, практически ночью в гости ходят, - пожаловался мне Полунин, хватая за руку и подтаскивая ближе к себе.
Я осторожно кивнула. Учитывая лихорадочно горящие глаза и решительное выражение лица, с Артемом сейчас лучше было не спорить.
- Ты по делу?
- Да, - он выпрямился и торжественно сообщил, - ты великолепна!
- Что?
- Ты великолепна, а еще - умная, веселая, настоящая.
Победно улыбаясь с видом героя, вынесшего из огня красавицу и теперь скромно готового принять на грудь медаль вместе с благодарной спасенной девицей, он попытался обнять меня, прижимая к хрустящей манишке. Я отодвинулась, упираясь в него ладонями.
- Я-то да. А вот ты – упрямый, самовлюбленный эгоист.
Полунин на секунду задумался. Потом хмыкнул, не соглашаясь:
- Уже не самовлюбленный. Я с первой встречи от тебя взгляда отвести не могу, даже дышать рядом с тобой нормально не в силах. Значит…
- Что значит?
Но Артем замолчал. Вот как. Не удивлена. Признаться в любви мужчина категорически не мог, смотрел на меня, будто слова поперек горла встали.
- Если ты теперь не самовлюбленный, то… - напирала я, требуя логического продолжения, чувствуя себя инквизитором на допросе.
Директора ломало.
- Я без ума от тебя, - вывернулся он и попробовал притянуть к себе на расстояние поцелуя.
С одной стороны, уже достижение в виде «почти признания», с другой стороны, выбила я его чуть не силой. Нет, уж. Я сжала зубы, удерживая дистанцию.
Глядя на упирающуюся в жилет ладонь, Полунин выпалил, играя желваками:
- Думаю только о тебе, спать не могу…, - тут он запнулся, понимая, что где-то не дожимает и борясь сам с собой.
- Ладно, твоя взяла, Бузикова. Я ухаживаю за тобой! Ухаживаю два дня, а ты не замечаешь!
От удивления я ослабела. Артем секунду помедлил, не до конца веря в произошедшее, а потом схватил меня в охапку, прижимая к теплому, крепкому телу.
- Моя, - застонал он в губы.
Бархат и шелк. Его объятия были нежны, касания трепетны. Обычно в парней влюбляются, слушая слова, а перестают любить, наблюдая за поступками. С Полуниным же все в полном противоречии, я была очарована его поступками и уничтожена словами. Неправильный, неудобный, рвущий душу мне в клочья возлюбленный.
Он целовал, отмечал губами лицо и шею, словно печати ставил, отстраняясь, выдыхая резко, справляясь с эмоциями и снова склоняясь надо мной как величайшей ценностью.
- Мне больно без тебя, - выдохнул Полунин и запечатал мне, срывая остатки контроля. Я застонала, яростно целуя его в ответ. Наши тела бились, пытаясь распластаться, раствориться друг в друге, мы дышали без воздуха, пристегивая друг друга крючьями души.
Я прикусила зубами его нижнюю губу, а он громко стонал от этого в голос. Он нашел чувствительное местечко прямо за моим ухом, а я рывком расстегнула его накрахмаленную хрустящую манишку, оторвав при этом пару пуговиц, чтобы добраться до тепла его кожи и положить ладонь прямо на стучащее набатом сердце.
Когда он обхватил ладонями мою грудь прямо поверх тяжелого вечернего платья, проклиная конкурс, дизайнеров и пытаясь порвать ткань, осмысление происходящего дошло до нас обоих.
- Что я творю, - ошарашенно прохрипел Полунин, не забывая поглаживать пальцами подрагивающую нежную кожу, выглядывающую в декольте.
- Щупаешь меня, - хмыкнула я, пытаясь отдышаться.
- Давай это будет считаться частью ухаживания? – синие глаза хитро сощурились, а рот улыбнулся в фирменной усмешке, и я не смогла долго противиться.
- Иногда.
Неопределенный ответ его позабавил, уверенность приливной волной возвращалась к директору, и я не знала радоваться этому или расстраиваться.
Меня немного отодвинули и осмотрели, с огромным удовольствием останавливаясь на замятостях и покраснениях.
- Скажем о нас всем, - строго сообщил Полунин.
- Завтра, - продолжила я.
Взвесив не прозвучавшие, но вполне понятные доводы, Артем вынужден был согласиться, ловить ночью по этажам желающих принять благую весть о нас – немного преждевременно и самую чуточку неуместно.
Меня крепко еще раз поцеловали напоследок, подождали пару секунд в надежде, что я предложу остаться. Но, увы, в шкафу сидел Ципес, которого я не готова была просвещать в анатомии и физиологии людей, а еще меня ждала загадка ванной комнаты, которую я непременно собиралась разгадать. Поэтому я покачала головой, сняла с себя забытую хозяином руку и закрыла за ним дверь.
Глава 24. Тайными тропами по чужим секретам
Вплотную к моему номеру располагались два смежных, где жили другие конкурсантки. Причем, если наши девичьи владения состояли из небольшого коридорчика, спальни и ванной комнаты, совмещенной с туалетом, то у спонсоров, насколько я помнила по внезапному ночному попаданию, сами комнаты были больше, а в дополнение еще гостиная с диванчиками наличествовала.
Да и интерьер совершенно другой, вместо качественной, но типовой плитки – у спонсоров блистал натуральный мрамор, вместо – приятной мебели стиля Прованс – роскошный Классицизм с элементами Версальности. Даже коридоры на третьем были богаче декором. Хотя, признаться, на нашем этаже мне нравилось больше, я не понимала, зачем все эти метания по разным дизайнерским направлениям в старинном русском поместье.
Повиляв по узкому коридорчику, я набрела на узкую дверку технической каморки.
- Там кто-то есть, - прошептал Ципес.
- Откуда знаешь? – таким же шепотом ответила я.
- У вас, людей, ореол какой-то другой, не такой как у нас. Ну и, если загородки неширокие, я вижу.
Я повернулась в изумлении.
- Ничего себе. Можешь отличить один ореол от другого? Мы их аурой называем, но сами видеть не умеем, только предполагаем, что есть.
- Отличить? Нет, не могу. Они же одинаковые, ну чуть слабее или сильнее может быть.