осмотрим, к науке я не остыл и совмещать это будет сложно, просто…
Судя по паузам, он и себе что-то сейчас пытался объяснить. Дэн молчал, не сводя с него глаз. Лева тем временем залез во внутренний карман куртки – вот той самой старой кожанки отца, которую периодически таскал вместо своих дорогущих алясок и пальто. Положил что-то на стол перед Дэном. Тот пригляделся – это оказалась старая, кофейно-бежевая, полупустая пачка сигарет непонятной марки.
– «Родопи», – удивленно прочел Дэн. Что-то болгарское? – Ты же «Кент» куришь.
– Помнишь, – Лева постучал по сигаретам пальцем, – прощальную запись Макса? «Поройся за подкладкой, может, что осталось?» – как-то так он написал. Так вот, я порылся и нашел. Им лет тридцать пять, думаю, этим сигаретам.
– Класс! – Дэн запнулся. Сути он пока не понимал. – А при чем тут твое решение?
– Сложно это, но… при том, что он как минимум, – Лева вздохнул, слабо улыбнулся, уже очень мягко, – должен чувствовать опору. Меня от этих бизнес-книжек не убудет, они довольно интересные, а ему приятно. У нас все как-то наладилось в последнее время, я стал еще немного иначе ко всему относиться… – Он запнулся снова. Их с Дэном глаза встретились. – Во многом из-за тебя. Плохо так говорить, но да.
Они помолчали снова. Дэн, опустив глаза, мешал коктейль, цеплялся взглядом за пару вишенок на дне. Поднял голову. Лева неотрывно наблюдал за ним и ждал.
– Нет, – наконец ответил Дэн. – Нет, не плохо. Наоборот. Если чужая смерть, несчастье кому-то помогает, это…
– Я тебя люблю, Дань, – просто сказал Лева. В его глазах медленно загоралось облегчение. – Вот за это. Очень.
– И я тебя, – отозвался Дэн, и Лева щедро передвинул тарелку с запеченным картофелем к нему поближе. – Да нет же, я не ради этого так сказал!
Загадочные незнакомки, надгробные памятники и Лева – вот, пожалуй, и все, что держит меня сейчас на плаву. Но, может, станет чуть легче, когда наступит весна. Пока тяжело. Мы ведь все еще и нервничаем: Макс что-то куда-то запропастился после Нового года, он, конечно, говорил о длинном рейде, но совсем пропасть – это странно. Ждем от него чего-нибудь. Может, он нас всех взбодрит. И да, скорее бы вернулся. А то без него писать сюда становится все грустнее.
Дорогой детектив. Ваше искреннее стремление отомстить за каждую фигурку на доске напоминает мне столь же искреннее желание подслеповатого щенка поймать собственный хвост. Будьте внимательнее, ищите ответы в прошлом, иначе я заскучаю и начну партию раньше времени.
Искренне Ваш, Шахматный Маньяк
Некоторые вещи, например следственные материалы, не стоит светить здесь, мало ли что. Но этот «материал» сегодня потрепал нам нервы, до сих пор не могу отойти. Пиздец. В лучших традициях Джека-потрошителя и Зодиака. Те убийцы вроде писали в редакции газет. Им нравилось сеять панику через прессу. Этот пошел дальше: подсунул записку под дверь ОВД.
Ника не думала, что будет взрыв. Что Алеф, спокойный как бык Алеф, может вести себя не лучше дяди Влади: метаться, рычать, налетать на столы. Бормотать что-то и вертеть головой так, будто отправитель письма может таиться в углу и злобно оттуда смеяться. Конечно, еще недавно она и насчет дяди Влади питала иллюзии. Да что там, она и о себе многого не знала, например, что может быть… как сейчас модно говорить?.. токсичной. Токсичной, как иначе ее назвать в предновогоднем разговоре с Марти? С того дня они так нормально и не поговорили, да и вообще всей Восьмеркой почти выпали из жизни друг друга: у кого сессия, у кого много работы.
– Ладно. Хватит. Хватит…
Постепенно угасая, Алеф опустился на стул возле рабочего места. Его пальцы с силой смяли лист. В такой тишине шуршание бумаги резало слух.
– Принесите водки. Пожалуйста, – прежним спокойным тоном попросил он.
Напрягшись, Ника оглядела кабинет. Коллег не было, никого не ожидалось и в ближайшее время, да и водка, сныканная за более безобидными продуктами в шкафу, действительно имелась, хотя и числилась под запретом во все дни, кроме праздников. Все было чисто. Но благоразумие заставило возразить:
– Может, не надо? Вы же не так чтобы пьете…
Алеф, продолжая комкать бумагу, поднял взгляд. Ника, подавившись остатками фразы, капитулировала. К столу она вернулась с начатой бутылкой и стопками, поставила их на стол: ну не одному же ему получать нагоняй?.. Налила в одну и собиралась налить во вторую, но Алеф выхватил у нее бутылку и хлебнул из горла.
– Не пью. – И глотнул еще.
Ника пораженно наблюдала, как он хлебает эту дрянь: быстро, не морщась, будто воду из чайника. Она взяла наполненную стопку и пригубила, гортань тут же обожгло. Ника закашлялась и отодвинула рюмку подальше: блин, они с Марти много бухали, но она так и не привыкла к этому пожару внутри, вино же лучше! Некоторое время они сидели молча, потом Алеф поставил бутылку на стол.
– Что думаете? – тихо спросил он.
– Вы пьете как старый пират, – вспомнила Ника папино любимое выражение.
Губы Алефа тронула слабая, быстро пропавшая улыбка.
– А вы как юнга. Но я не об этом.
Он кивнул на скомканную записку. Ника взяла ее и разгладила, всмотрелась в крупный почерк.
– Скорее мужской, – отметила она. – Отправлять на экспертизу?
– Отправим, хотя бесполезно. Это просто вызов, – вздохнул Алеф.
Ника нахмурилась. Она сама прекрасно все понимала, но услышав подтверждение, встревожилась сильнее. Снова вспомнила Марти. Насчет ее друга их с Алефом мнения пока не сошлись. Он по каким-то причинам сразу сказал, что нападение ложится в криминальную цепочку, и, более того, «место знаковое, я чувствую». Что там знакового?
– Надо предотвращать, – бессмысленно сказала она.
– Не знаем мотива – не знаем, как предотвратить. – Алеф потер лоб, запустил пальцы в волосы. Седины там явно прибавилось в последние недели.
– Но что-то делать надо. – Ника поднялась. – Для начала давайте разберемся…
– Мозговой штурм? – Он глянул снизу вверх красными замученными глазами.
– Для двоих! – энергично кивнула она.
– Не-ет… – Алеф вздохнул и прикрыл руками веки: – Я не в состоянии сейчас.
– А не надо было пить, – не удержалась Ника.
Она начинала раздражаться: не ожидала от Алефа подобных выходок и реплик, привыкла к его ледяному самоконтролю в стиле Холмса, Пуаро и прочих вменяемых сыщиков. А тут ведет себя как тухлый провинциальный участковый, у которого что-то не клеится с поиском краденых коров! Ника демонстративно забрала бутылку и прижала к себе. Алеф снова посмотрел ей в лицо, помедлил и наконец произнес:
– Дело не в этом, Ника. Записку прислали именно мне и именно сегодня не просто так. Сегодня годовщина. В этот день погиб один мой… наш с Лукиным друг.
– Добрынин? – Ника, уже прятавшая водку в прежнем тайнике, резко обернулась. – Я краем уха слышала, как вы, когда ругались…
– Да.
Алеф поднялся и подошел к несгораемому шкафу. Стал вытаскивать материалы, свои и чужие. Их было много, Алеф просто бросал все на пол, и Ника боялась его останавливать. Наконец он извлек толстую папку потрепанного вида, открыл, стал рыться внутри. И вот Ника уже увидела на его ладони шахматную фигуру – обсидианового слона, абсолютно такого же, как найденный на одном из трупов. Твою мать.
– Я зря молчал, – сказал он со вздохом. – Зря, Ник, нужно было рассказать, еще когда ваши друзья тоже потеряли близких. Не то чтобы это помогло чему-то, но так было бы честнее. Простите меня.
Ника присела за стол. Она не злилась по-настоящему и поэтому просто кивнула. Алеф поставил фигурку и вгляделся в полированный камень. Все еще не до конца веря, что это наяву, Ника протянула к слону руку. В пальцах отдался сильный болезненный жар.
– Что? – Он заметил, как она, ойкнув, отдернулась. – Что такое, Ник? Можно трогать, не волнуйтесь, это уже… списанная история, скажем так.
Она кивнула. Решила не признаваться, что закружилась голова. А потом Алеф заговорил.
– Это был, кажется, восемьдесят пятый год и серия громких убийств в московском Институте биотехнологий, вы наверняка его знаете, в районе Тимирязевской. Студентов несколько недель подряд находили мертвыми либо в окрестном лесу, либо на сопредельных территориях, либо даже в коридорах. Растерзанными. Укушенные раны, переломы, вырванные куски плоти. – Алеф опередил Никин вопрос и покачал головой. – Нет, тогда никаких шахмат, только зверства. Которые, конечно, пытались скрыть, но не смогли из-за масштаба. Скоро даже люди, которые просто жили в районе, стали бояться лишний раз выйти на улицу вечером. Никто ничего не понимал, поначалу вообще решили, будто волки в лесу завелись. Только никаких волков не нашли.
Алеф вздохнул и начал неспешно поднимать папки, отряхивать, укладывать обратно – уже аккуратными рядами. Ника хотела помочь, но все-таки осталась сидеть. Поняла: его эти механические движения, похоже, успокаивают. Ее бы они скорее бесили, хотелось только замереть и слушать.
– На нас с Толей – капитаном Анатолием Добрыниным, мы часто работали вместе над сложными висяками – это скинули. Ясно было, шансов мало, но мы, а что делать, стали копать и кое-что нашли. Декан обмолвился, что среди ребят есть «неблагонадежные», а проще говоря, «шизики». Какой-то, будь он неладен, мистический клуб, это все как раз входило в моду вместе с ужастиками на кассетах и прочей лабудой. Масштаб был помощнее, чем у нашей Марины: и пляски на могилах, и вызовы духов, и жертвоприношения – полный набор ереси. Никому это, ясно, не нравилось, но и вреда не было. Мы бы и не узнали, но если Толя кого-то начинал опрашивать, он работал как пыточные клещи. Собирал всю информацию, до которой мог дотянуться, жестко ее требовал, мог напугать так, что люди от него седые выходили. Ну а мне потом, – Алеф усмехнулся без тени упрека, – доставалась сомнительная честь сшивать разрозненные куски версий. Так и жили. Как там в кино? Хороший и плохой полицейский.