Эксгумация. Завтра. Стало немного тошно, и Ника отодвинула маковые палочки подальше, отодвинула и кофе.
– Да. Конечно.
Алеф проницательно, словно бы с надеждой на нее посмотрел.
– Не бойтесь. Мы будем не одни, для этого есть соответствующие специалисты. Ну… что-нибудь нащупали ваши молодые мозги?
– Н-ничего, – запнувшись, ответила она, все еще думая о разлагающихся трупах. – Ну кроме всех этих концепций Марти с демонами, грехами, прошлыми жизнями…
– Да, – кивнул Алеф хмуро. – Вот только многоуважаемый Иван Леопольдович вам за это оторвет голову. Возможно, обеим. И мне за компанию.
– Не скажите! – Тут Нике было чем его удивить. – Он несколько дней назад лично к ней ездил, чтобы все это вызнать подробнее.
– Хм. – Алеф потер подбородок. Он выглядел и правда сбитым с толку. – Какие чудеса в решете. Впрочем, в его «несклеивающейся» биографии ведь была занятная деталь, я точно помню, что как-то видел на его столе пару книг по реинкарнации, – таких, знаете, вшивеньких брошюрок из девяностых? И сделал выводы, когда он, стоило мне задать ему вопрос, швырнул эти книги в мусорку.
Ника промолчала. Она вспомнила бледное грубое лицо, русые волосы, бакенбарды и выправку Рыкова. В ее памяти тоже что-то зашевелилось, еще когда она увидела его впервые, что-то связанное вообще не с уголовщиной – поприятнее; может, персонаж из какой-то книги, аниме или сериала? Блин. Черт знает. Усилием воли она отмела эти домыслы. И вернулась к другим.
В этом я, конечно, тоже не призналась: засмеет, да и жутковато. Но в моей голове вдруг, вроде без причин, появилась странная параллель: Макс служит на флоте, этот прокурорский там же. Лариса Минина занималась каким-то колдовством, и Марти в этом разбирается. Добрынин был не очень добрым милиционером, и я иду по его стопам. Шапиро пели… Ася играет на инструментах.
От совпадений становилось все страшнее. Но бояться было некогда.
– Ник, – тихо позвали ее, когда вечером она уже собиралась домой. Алеф сидел за столом и рассеянно просматривал похоронные снимки Штольца еще раз. Но сейчас поднял глаза и внимательно на нее смотрел. – Хотите, съезжу без вас?
– Куда? – Она правда уже потеряла мысль, слишком много всего было за день.
– Эксгумировать, – ответил он. – Понимаю, дело не самое приятное, а вы… – Он глянул в настольный календарь и тут же страдальчески заерзал. – Ох, Ник. Завтра же еще и восьмое марта. Международный, будь он неладен, женский день, а вы…
Она эту параллель уже провела, но не слишком расстроилась. Медянка ее, конечно, предупреждала: мол, ждем цветочно-конфетного дождя, тут так принято. Ожидаемо, учитывая, как им с девочками-дознавателями и следователями по хулиганке пришлось, вопреки всем авралам, готовить мужикам «поляну» ко Дню защитника Отечества. Ответочка просто обязана была прилететь, у Лукина все одаривали друг друга на полную катушку и на полную катушку развлекались. Было бы неловко сказать: «А я восьмое марта не люблю, и вообще-то это день борьбы за женские права, а не нажиралова на работе».
– Ну я же не девочка-цветочек, – натянуто улыбнулась Ника. – Так что даже рада буду откосить. Поедем вместе, мы же вместе во всем, с самого начала.
Во всем. Она осеклась, чувствуя предательское тепло в щеках, и закусила губу. Вот коза! Алеф кивнул, странно улыбнулся, но в глазах улыбки не появилось.
– Забавно, что мы так хорошо сработались, да? Говоря всякими глупыми домыслами… будто тоже были знакомы в какой-то из прошлых жизней?
Он замолчал и, не ожидая ответа, опустил глаза к фото. Ника так и стояла с шарфом в руках, не набрасывая его на шею. Хотя на языке вертелось многое. Например, предложение поужинать вместе. Или хотя бы пройтись до метро. Но она сказала другое:
– Было бы здорово. Вы мне очень нравитесь. Еще с лета.
Она замоталась шарфом быстро, улыбнулась под удивленным взглядом и, бросив: «До завтра», вылетела за дверь. Пусть понимает как хочет. Если ему это хоть немного важно.
Я часто думаю, на что она похожа – настоящая любовь? Есть ли у нее какое-нибудь определение, как у некоторых вещей в УК? Все время получается, что нет. Даже ебаный перевал между влюбленностью и любовью так просто не нашарить. Где сейчас я? Вроде бы до перевала далеко. Но там, где я топчусь, холодно и трудно дышать.
Я влюбилась в Алефа не с первого взгляда, но и не, как я думала позже, с разговора о Политковской. Все хуже: если подумать, я что-то почувствовала уже в вечер выпускного, и мне хватило голоса, черт, какая же я коза.
Странно это было, я ведь своего собеседника тогда даже вообразить не пыталась, попыталась потом – и увидела, кстати, что-то очень похожее на правду. Высокого, крепкого, но не толстого брюнета с проседью. Чуть младше или чуть старше отца. С тонкими губами и широкими ладонями. С привычкой щуриться, хотя очков нет. В растянутом свитере крупной вязки или… в средневековом посеребренном нагруднике, даже не знаю почему. Кто-то из ребят писал, будто Алеф по описанию напоминает рыцаря. Не помню, кто.
Я плохо представляю, что делать со всем этим и делать ли. Лучше ничего себе не выдумывать и не лезть ни с чем лишним, чтобы ничего не испортить. Даже те слова… они были лишними. Ладно, хрен с ним. Буду думать, когда мы поймаем маньяка. Если поймаем. Кстати…
История Штольца – точнее, отсутствие в ней собаки – навела меня на мысль. Хочу кое-что проверить, одновременно очевидное и невероятное. Скорее всего, будет сложно, и Алефу идея вряд ли понравится, а Рыков и вовсе спустит с нас шкуру за такой поворот в сторону неадеквата. Но вдруг?
И пусть Марти будет смеяться.
Привет, тетрадка. Проснулась сегодня и подумала: случится плохое, очень, такое, что впору натянуть одеяло до самого носа и спрятаться. Я оказалась права, но еще, конечно, не знала об этом. Я решила, что моя разыгравшаяся лень просто прикидывается интуицией, у меня бывает.
Это не отменяло необходимости вставать, так что я слезла с кровати и постаралась чем-нибудь поднять себе настроение. Вспомнила: Ника же! Ника зачем-то заезжает в планетарий и потом хочет встретиться, посидеть на лекции. Я забегала как ужаленная, выбирая шмотки, потом спохватилась: зачем, дура? Это же, блин, не свидание. Ни с Никой, ни тем более с невидимым Голосом. Так что я схватила что попало – джинсы в люрексе и желтый канареечный свитер. Подумала, нужно хоть что-то солнечное и жизнеутверждающее, учитывая, как внезапно подпортилась погода.
Не слишком помогло.
– Очень интересно. Мне понравилось, – сказала Ника, довольно щурясь после полумрака зала. – И вообще хорошее начинание. Побольше бы таких.
В отличие от Дэна когда-то, она явно говорила искренне. У нее даже румянец на щеках играл, и определенно, на большой лекции о зодиакальных созвездиях она не спала, слушала очень внимательно, что-то даже записала. Саша улыбнулась и выдохнула:
– Рада! Очень-очень!
Они встретились прямо в холле, за две минуты до начала, и не успели поговорить. Теперь Сашу разбирало любопытство, почему Ника а) вообще пришла, б) снизошла до встречи с гражданской подружкой, успевшей один раз подпортить ей расследование неправильной информацией. Но первым попросился другой, довольно странный вопрос.
– Что это у тебя за новые духи? – осторожно спросила она.
Пахло от Ники, конечно, слабее, чем вначале, но все-таки тревожное амбре щекотало ноздри. Именно амбре, такое же, как от… от… блин! Того следователя ведь! Даже закрались глупые мысли, а не мутит ли Ника с ним за невозможностью окрутить наставника, хотя…
– Духи? – Ника моргнула. А потом покраснела сильнее и попятилась на два-три шага. – О боже, Саш… нет, это не духи. Я эксгумировала труп и не успела принять душ. Потом, конечно, одолжила у кого-то сладкую туалетную воду, но помогло не особо…
– Чей труп? – пробормотала Саша испуганно и подошла сама. Стало неловко, ведь за ее словами Ника явно считала подтекст: «Ты воняешь» – и расстроилась. – Прости!
– Ой господи, да ничего! – отмахнулась Ника, казалось, без обид и добила: – Сама виновата, коза. Пойдем, что ли, на улицу тогда погуляем, чтоб людей не пугать, я-то давно уже к этому принюхалась, я нередко пахну похоже…
– Прости, – повторила Саша и почувствовала тошноту, но не от вони. – Коза я.
«Необычные друзья хороши, только пока от них нет проблем», – сказала в голове Марти, и Саша взвыла. Решительно подошла вплотную, ухватила Нику за руку и потащила за собой.
– Пойдем. Я знаю, где тут продают вкусный кофеек. Недавно появилась точка, у нас вообще парк здорово облагораживают, скоро сможем все вместе тут гулять, а к лету будет полное роскошество. Да?
Я трещала, трещала, а Ника послушно шла за мной. Вроде снова заулыбалась, расслабилась, а вот я на себе волосы рвала. Может, Марти права. Может, я идиотка. Может, я просто не подхожу этим людям, потому что я из другого мира, где пахнуть трупами не то же самое, что пахнуть духами или дезодорантом. А может, мы все просто взрослеем как-то неровно и я зря возомнила себя взрослой. Вон же она – взрослая. А я дитя дитем.
– Держи! – Саша вручила Нике стакан латте. От пенки приятно пахло миндалем, себе же Саша взяла еловый раф. – И давай рассказывай, что Ника, богиня победы, внезапно забыла в звездном убежище жалкого Александра Сергеевича?
Ника засмеялась, тепло и искренне, и отпила кофе – жадно, хотя было горячо, явно дорвалась. Саша взяла ее под руку, и они лениво побрели по аллее.
– Ничего не жалкого, и убежище классное, – заверила Ника. Она задумчиво смотрела вперед, легкий снег искрился в ее тяжелых длинных волосах. – Но да, намек понят, и ты права. Я по делам. Разговаривала с начальником, ну, точнее, хозяином вот этого места. – Она кивнула себе за спину, в сторону планетария. – По поводу… – Она помедлила, но все-таки плюнула на служебную тайну. – Ладно. По поводу смерти его отца и еще там некоторых деталей. И собственно, труп отца мы эксгумировали.