– Часто гуляете вот так? Или следуете правилу «ищи маньяка в толпе»?
Это он собрался проехаться по ее дедуктивным способностям? Не вовремя. Она настолько устала, что не хотела даже грубить.
– Да ничему я не следую, не до того. – Марти махнула рукой. – Друга провожала. Он уехал во Францию.
Захотелось проверить реакцию Рыкова на «друга», она и сама не знала почему. Разумеется, он и ухом не повел, только спросил:
– Надолго?
– Говорит, полгода-год. Он врач, у него стажировка.
Вот тут Рыков неожиданно оживился и принялся злорадствовать:
– А-а, тот судейский сынок? Рвет когти, хотя мы даже не раскрыли дело?
Надо же, как он легко вспомнил Крыса и как легко включил его в эфемерное «мы». Впрочем, кто бы смог так просто его забыть? Кирилл ведь был из породы въедающихся в память, а кому не повезет – еще и в сердце. Сама мысль, что завтра она не сможет вот так просто, как домой, нагрянуть в его общагу или вытащить его в бар, все-таки угнетала, как с собой ни борись. Колола, мешала, хуже горошины под задницей.
– Нет, – резко возразила Марти. – Это мне важно расследовать дело. Он просто не мог меня оставить; теперь смог, и к лучшему. Камень на чужой шее – не мое амплуа.
Слова заставили Рыкова одобрительно хохотнуть, но почти сразу он посерьезнел:
– А почему все-таки вам это так важно? Вы же посторонний человек. Не опер, не следователь, вряд ли вас толкает лишь дружба с юной стажеркой Великого Быка.
Марти опять ненадолго зажмурилась. «Знал я когда-то… в сороковые… одного немецкого офицера». Мамины глаза. Глаза Ники. Глаза Дэна.
– Мой коллега, – с усилием произнесла она, – тот единственный, который выжил и который в коме. Мы были вместе на Ривьере, дважды; Кирилл тоже был с нами, и еще одна из его целей – сейчас быть к Вячеславу Александровичу поближе на случай…
– Не защитит, – отрезал Рыков тускло, но понимающе, как-то по-человечески. – Если что случится, вряд ли: тут нужен наряд. Транспортировать по-прежнему опасно?
– Да, – кивнула Марти. – С регенерацией что-то плохо; врачи говорят: возраст и количество травм, но, может, дело в чем-то еще. А вы…
Другое воспоминание – о корабле – заставило осечься. Марти выпрямилась и пытливо посмотрела на Рыкова. Он неотрывно глядел на дорогу, покоились на руле его широкие руки, как могли бы покоиться на рукоятях штурвала.
– Вы точно никогда не были в L.? – вкрадчиво спросила Марти.
Он не переменился в лице и не помедлил с ответом, скривился, будто его спросили, любит ли он спаржу.
– Курорты – вообще не мой отдых, мне бы лес, речку, готические соборы, руины, фьорды в крайнем случае. Забавно, что все разговоры приводят вас именно туда.
– Куда – туда? – Марти ожидала хоть какой-то слабины, подсказки. Может, поэтому была сбита с толку, и Рыков, покосившись на нее как на идиотку, уточнил:
– К морю.
Он был прав: такое случалось. Но как он ловко юлил, хотя… юлил ли? В прошлый раз любопытство казалось искренним. Марти сдалась: хватит, хватит докапываться, все равно нет пока сил. И она просто объяснила:
– Этот город дорог нам с Кириллом. Там многое случилось. Долгая история.
– Вы там лечили больных во время эпидемии, верно? – Его голос звучал все так же равнодушно. – Название еще такое гадкое, «приморская птичка».
– Да.
– Мужественный поступок для такой особы, как вы.
Марти даже удивилась: и чего его сегодня так тянуло с ней поругаться? Не собиралась она на подобное вестись, хотя из любопытства все-таки уточнила:
– Как я? Какой же? Я выполняла… – Она вспомнила еще кое-что из давнего разговора и, подражая сухому баритону Рыкова, передразнила: – «свой гражданский долг».
Неожиданно он улыбнулся.
– Учитывая, что вы находились даже не в своей стране, не гражданский. Общечеловеческий. А это уже даже не поступок. Это подвиг.
Вот тогда, Макс, я и поняла, почему этот прокурорский – такая опасная шишка. Как же он стреляет, если смог обезоружить меня одной небрежной фразой? Мне было приятно это услышать. Не просто приятно – лестно и… сэрденько мое уставшее вроде немного успокоилось. Но, стараясь не показать этого, я только хмыкнула:
– «Такие особы» вообще иногда совершают странные поступки. Вспомните хотя бы Марию Магдалину.
Рыков так удивился, что даже соизволил на нее посмотреть.
– Я сейчас не намекал, что вы путана. Да и это спорный вопрос, была ли ею названная вами женщина.
Вот и попался. Марти усмехнулась.
– А почему вы сразу о путанах? Я вообще-то о том, что многим окружающим она казалась чокнутой и даже бесноватой. Как я вам.
Рыков тихо, почти мягко рассмеялся, запрокидывая голову. Тут же его холодный взгляд вновь сосредоточился на машинах и огнях. Но он ответил удивительно мирно, и в интонации вроде бы послышалось смущение.
– Вы мне такой не кажетесь. Отнюдь. Так что цыц. Кстати, мы рядом.
Вокзал маячил впереди. Как обычно, машины облепили его, как тараканы булку, трудно было куда-то пристроиться. Отсюда ведь уходило много ночных поездов; иногда Марти казалось, что даже больше, чем дневных. Во всяком случае поезда, увозившие в самые интересные места, точно были ночными.
– Приехали. – Рыков пристроился между двух такси. – Второй вход. Устроит?
– Спасибо, – отозвалась Марти, собираясь набросить куртку.
– Не за что.
Он внимательно, по-прежнему дружелюбно, как-то тревожно смотрел на нее. А она вдруг поймала себя на странной мысли: что не хочет оставаться одна. Не может.
Без тебя, Макс, без Крыса, без Восьмерки… А может, и без себя.
Я проклинаю себя за это. Буду. Всегда.
Рыков выбрался из салона вслед за Марти. Она удивлено обернулась.
– Хотите присоединиться? Вы, между прочим, за рулем, вам все равно нельзя пить. Хотя… зная вас, не думаю, что это помешает.
– Правильно не думаете, – усмехнулся он, закрывая машину. – Возьму такси, если что, или услугу «трезвый водитель». Ведите. Хочу посмотреть на место, которое влечет вас в такую ночь.
Марти еще раз покосилась на него, скорчила гримасу и направилась ко входу. Толпа тут же начала затирать ее, но Рыков появился рядом – и люди, как по колдовству, стали огибать странную пару: худую особу в коже и высокого мрачного типа в старомодном наряде. Может, чуяли, что у каждого под верхней одеждой по кобуре.
– «Бараний клык»? Оригинально, – прокомментировал Рыков, когда они остановились перед деревянной вывеской.
Марти понравилась эта мирная реакция. Зиновий не оценил бы сарказм.
– Еще как. – Она отодвинула черную бархатную портьеру. – Ну… идемте?
В баре было многолюдно, пылало новое приобретение – большой, почти в человеческий рост электрокамин. За столами сидели разношерстные странники, пили темное пиво, хотя кто-то ограничивался кофе. Марти привычно прошла к стойке.
– Доброго вечера, детка. – Зиновий приветливо пожал ее руку своими огромными лапами. – Скучал. Тебе как всегда? Кого привела в этот раз?
– Телохранителя. Отдел нравов, – ответил за Марти Рыков. Он внимательно разглядывал бармена; татуировка на черепе явно его не удивила, да и при виде дробовика он лишь в очередной раз усмехнулся. – Да тут все серьезно, я смотрю. И с выпивкой явный непорядок. Кто крышует?
– А что нас крышевать? – довольно оскалился Радонский. – Сами с усами. Виски?
– Будем-будем, – улыбнулась Марти, устраиваясь на высоком стуле и закидывая ногу на ногу. – А тебе не интересно узнать, где Крыси?
– Он забегал, говорил, что валит на год, прощался. – Бармен шмыгнул носом. – Подарил мне именную флягу и отличные сигары. – Он вынул из кармана грязную тряпку и сделал вид, что вытирает глаза. – Хороший парень! Буду скучать!
– Скотина, – искренне возразила Мартина. – Мог все же собрать нас.
– Видимо, не успел, – отозвался Зиновий. – Да и долгие проводы… – Он трубно высморкался. Продолжение было ясно и отвечало истине. Два стакана с алкоголем и льдом появились как по щелчку; Марти едва заметила, чтобы Зиновий куда-то отходил, а он уже возобновил разговор: – Итак, ты считаешь, прокурорский – наилучшая замена?
Рыков, равнодушно слушавший их треп, посмотрел Зиновию в глаза. Марти подметила пару молний в этой переглядке, подметила и другое: плотное, необычное, грязно-землистое поле бармена вдруг немного от него… отщепилось, потянулось навстречу чужой свинцовой лазури, сегодня довольно яркой. Тронуло. И отпрянуло, как пес. А вот на лице Зиновия ничего не изменилось, не повел бровью и Рыков, лишь задал вопрос:
– Как узнал?
– Я ж просто дьявол, – осклабившись, пошутил Зиновий и принялся разливать виски. – У вас, гражданин начальник, на морде написано. Да и машина…
Рыков засмеялся. Марти слушала и умилялась. Хитрая жопа Зиновий, умеет нравиться даже таким мудакам. Вот бы научил так же.
– Машину-то когда успел увидеть? – Рыков прищурился, стуча по стойке пальцами.
– Не видел я, – хмыкнул Зиновий. – Забегал приятель, сообщить, что моя детка, – он подмигнул Марти, потягивающей виски, – вышла из чьей-то шикарной тачки.
Зиновия позвали, он откочевал к другому концу стойки доливать пиво. Рыков сделал глоток из стакана и опять оглядел помещение.
– Вот, значит, где искать наблюдательных информаторов. Но вы-то что забыли в этом заведении? Притон же, самый настоящий. И блатной, раз разрешают продавать крепкое.
Не стоило признаваться, для Зиновия это была статья: алкоголь несовершеннолетним. Но может, плевал он на статьи, если держит дробовик на стене? Хотя вдруг оружие правда сувенирное? Марти поколебалась и, решив не углубляться в даты и возраста, пояснила:
– Мы здесь с друзьями давно, это первое место, где нам налили. И я сюда всегда прихожу, когда, как там говорят… заедает шестеренки. Как сейчас.
– Что, совсем заело? – с иронией поинтересовался Рыков. – Хотите упиться до… – Его взгляд снова упал на Зиновия, только что вразумившего кулаком одного из шумных посетителей. – Хотя куда упиваться, раз все черти тут?