Девочка протянула руку своему соавтору – но та слишком запуталась, устала и перестала быть солнцем, обратив лик к звездам.
Девочка готова была даже протянуть руку доктору с пепельными волосами – но как всегда видела только его гордо выпрямленную спину и ослепительно белый халат.
И тогда к девочке подошел мужчина с глазами буддиста и манерами Крестного Отца. И протянул ей руку сам.
…Девочка крепко спала в своей постели, на спине. Она напоминала белого призрака. Черным пятном на ее груди свернулся щенок. Его глаза светились красным.
…Коротко остриженная девочка стояла над окровавленным телом прокурорского следователя и пристально смотрела на его бледное лицо. Когда он застонал в последний раз, присела на корточки. Улыбнулась. И с силой ударила по щеке, так, что голова мотнулась. Изо рта хлынула кровь.
– Предал короля, – прошипела девочка чужим голосом. – Убил моего парня. Забрал у меня Марину. Почему мы не убили тебя первым? Почему?..
За поворотом раздались шаги и голоса. Черная портьера заколыхалась. Девочка, все так же улыбаясь, поднялась, отступила в глубокую тень и пропала.
Дэн наконец не выдержал и упал сам. И тело, и рассудок, и душа – все стало одной отбитой, трясущейся тушей.
– Ничья, – прозвучал голос Валаара. – Но в вашем случае это ведь мат.
– Так подойди к белому королю.
Длинноволосый бродяга – Лорд – говорил глухо. Подняв к лицу руки тем же движением, каким делал это Дэн, он оглядывал мертвых. Они, изломанные, окровавленные, лежали вокруг и смотрели не в небо. Их небо было тут, внизу.
Вспоминая лихорадочные передвижения белых фигур, Дэн понимал: все они нарушили главное правило; защищали вовсе не короля, оставшегося на своей клетке и не проронившего ни слова, а его. Пешку. Точно на неведомый огонь, тянулись, окружая его и умирая. Дэн так и не видел его истории, равно как и истории его противника, медленно направлявшегося к закутанной фигуре.
– Гюльчатай, открой личико… – Валаар замер против белого короля и насмешливо поклонился. Тот поднял руку и сам откинул капюшон.
Плащ с шелестом скользнул на пол, упал венец из роз. Последние звуки, даже дыхание Дэна, пропали. Над площадкой сгустилась полная, мертвая тишина.
– Э. Ты шутишь со мной, Лорд? Не шути.
Валаар смотрелся в объемное зеркало, повторяющее человеческий силуэт. Он скривил лицо, строя сам себе гримасу, он обошел зеркало по кругу, ища подвох. Наконец – озадаченный достаточно, чтобы снизойти до вопроса, – он спросил:
– Что это? Что ты мне подсунул?
– Твой король. – Лорд отвернулся. – Ты столько говорил о нем и наверняка хотел с ним встретиться. Так смотри. Всё вода, в воду и уйдет. И господни ангелы, и черные помыслы, и розы, и клинки… и Кальвера. И все Кальвере подобные.
Стекло забурлило. Потемнев, оно в точности стало повторять черты того, кто в нем отражался. Валаар отступил. Двойник схватил его за руку и хитро сощурил глаза.
– Приве-е-ет! Давно не виделись! – дурным голосом затянул он. – Гюльчата-ай!
– Это не по правилам! – Настоящий Валаар дернулся, но пальцы, став длиннее, обвились вокруг его запястья. – Я выиграл! Король должен умереть!
– И он умрет. Никто ведь не обещал, что это вновь буду я, да?
Лорд сошел с клетки. Нетвердо, иногда оступаясь, он приблизился к демону, тщетно борющемуся с собой. Зеркальная масса рябила, но приобретала все более четкий облик. Хаос забирал то, что играло с ним и приносило ему в жертву души. И, судя по дикой улыбке, Хаос был в восторге.
– У нас, – тихо заговорил Лорд, – нет короля, которого мы могли бы отдать. Мы умираем друг за друга, без вассалов и сюзеренов. Именно поэтому любой из них… – Он бросил взгляд на мертвую Лину, лицо которой лизал щенок. – Был сильнее тебя.
– Наивный ты ублюдок.
– Я, – Лорд не повысил голоса, – выбрал себе фигуры. Здесь и сейчас, живущих так, как умеют. Ты собрал других… чтобы напомнить, что иногда я ошибался.
Снова его взгляд заскользил по телам на клетках. Надолго замер на капитане, на Золотом Глазе, на Белом Драгуне, с тоской скользнул по красивому лицу директора театра. Наконец Лорд приблизился к Асе и прикрыл ей глаза.
– Ты прав: они были яркими вспышками в сравнении с моими – даже эта девочка, почти примирившая своего парня с новой жизнью, но так и не принявшая ее сама. Ты прав: они были слишком светлы для тьмы, слишком темны для света, и это мешало нам… – Тень легла на его лицо. – Принять их. Мы проклинали, мы говорили об искуплении и грехопадении, мы тянули время. Но теперь решение принято. Я принимаю его на свой риск, вопреки законам Мироздания. Они – мои. Все до одного. Я их прощаю.
Валаар, переставая дергать рукой, расхохотался.
– Детоубийцы? Садисты? Извращенцы? И даже тип, выпотрошивший своих актеров ради искусства, тебе мил?
Лорд посмотрел на Фреда Самойлова снова.
– Его искусство спасало людей еще до того, как ты отравил его разум этой идеей. И в новой жизни он не приблизился к ней ни на шаг.
Валаар глухо зарычал, а губы его все так же неестественно растягивались:
– Да за такое всепрощение Достоевский бы тебя…
– Заткнись, Достоевский мертв, – хмуро буркнул Зиновий.
– Один из твоих замов возразил бы, что Достоевский бессмертен, – мягко поправил Лорд, даже усмехнулся, но тут же опять стал серьезным. – Но я не Достоевский и даже не Иван. Мне всегда был немного ближе Алеша.
Легкие ладони хлопнули с отчетливым, почти набатным гулом. Двойник растекся; жидкое темное зеркало поползло по ногам Валаара выше, и все расплывчатее становились его собственные черты. Его стирали из миллиардов миров и воспоминаний разом. Ему отказывали в самом праве существовать – где-то, когда-то. Дэн чувствовал это даже в собственной голове. Демон рябил. Мигал. Таял.
– Ты хотел быть над Светом и Тьмой. – Лорд приблизился почти вплотную. – Значит, хотел быть ничем. Ничем и станешь. В конце концов, все мы вышли оттуда.
Валаар задергался на месте. Стекло уже доползло до его колен.
– Ты так не поступишь! – Он покачнулся. – Черт! Не можешь, не смеешь, это не в твоих правилах, ты… – Он осекся. Губы опять расползлись в ухмылке, уверенной и даже сочувственной. – Ну конечно. Правила! Ты кое-что забыл, важную детальку. Набирай хоть полную коробку Котов Шрёдингера для игрулек и пускай в расход. – Он кивнул на мертвых «белых». – Но ты не можешь убить просто так. Зато ты обещал простить всех, кто попросит. Раскаяние, чистосердечие, все такое…
Лицо Лорда не дрогнуло, но Дэн догадывался: это стоит усилий, как и мягкий вопрос:
– Уверен, что это действительно мои слова?
– Их тебе приписывают слишком многие. Вся планета. Не увильнуть. – Валаар простер стекленеющую, подрагивающую руку. – Посмотри, святоша. Ты не можешь убить меня, не можешь, я человек, я все еще немного человек! Вы меня создали! Вы…
Лорд молчал. Он смотрел, как расползается темное зеркало по живому телу. Демон тоже наблюдал за этим, молча и уже почти спокойно. Больше не дергался. Гордо ждал. Только когда зеркало добралось до самого его горла, он, задирая подбородок и скаля зубы, отчетливо произнес:
– Я каюсь, Лорд. Прошу прощения от всей моей погубленной души и за всех, кого погубил. Понимаешь, у меня убили маму. Понимаешь, все отняли, всего лишили! Понимаешь, я просто хотел понять, за что, хотел справедливости и вот этого, простого, ну, счастья!..
А по запрокинутому лицу блуждала кривая улыбка. Конечно, Валаар не каялся, и более того, немо обещал: «Повторю, все повторю, сделаю еще хуже». Чушь… Полная чушь. Даже тот, кто сыграл сегодня за ферзевую пешку, едва ли мог принять такую мольбу о прощении. Конечно, не мог. Но должен был. Потому что стоял тут без отца. И Лорд, медленно и глубоко вздохнув, подчинился. В его взгляде не было сомнения, когда он протянул свою изувеченную сквозным шрамом ладонь навстречу Валаару. Демон потянулся в ответ. Жидкое зеркало начало плавно опадать.
– Хороший мальчик. Такой, каким тебя и лепили. Вот так…
Грохнул оружейный залп. Черное стекло брызнуло в стороны. Тело рухнуло на шахматные клетки.
– Он не мог. Зато я теперь могу. – Зиновий фыркнул, опуская ствол и созерцая ряд кровавых дыр в деловом пиджаке Володарского. – Ты мне никогда не нравился, ублюдок. А тут ты от меня еще и отрекся. – Он переменил тон, развернулся и миролюбиво уточнил: – Эй. Как ты, племяшка? Выглядишь… не очень.
Несколько секунд Лорд молча смотрел на него, а потом вдруг осел на колени и опять закрыл лицо руками; смуглые пальцы вцепились в волосы. Когда он все же поднял голову, в светлых глазах будто сгорало небо. Он не упрекал. Не благодарил. Он просто не знал, что делать, не мог осмыслить случившееся и от этого казался намного младше, чем во время партии, робче и слабее. Дэну вдруг показалось, Зиновий вот-вот приблизится, нет, даже бросится навстречу с какими-то утешениями, как престарелая курица к цыпленку. Но нет. Тот, пробормотав «Правильно я детей не завел, один геморрой…» – уже лениво, на ходу обтирая дробовик платком, шел к зданию вокзала.
– Зато обошлось, – бросил он, уже скрываясь в коридоре. – Пойдем выпьем, что ли?
Лорд не двигался. Он окаменел, сжался, его потряхивало. К нему вдруг подбежала та уродливая крыса, что была с Принцем, – он потрепал ее по спине, как щенка, но даже не видя. Он что-то бормотал. И хотя вокруг его опущенной головы разливалось нежное золотое сияние, он был похож на того, кто уже ничего не решает и ничем не поможет, потому что нуждается в помощи сам. Но Дэн все-таки потянул к нему руку.
– Пожалуйста… кто бы вы ни были… – Слова превратились в хрип.
Так не могло быть. Не могло быть, что он, который чуть не помиловал врага, оставит как есть доску, усеянную телами союзников. Котов Шрёдингера, пущенных в расход. Нет. Даже если таковым был план, этого не будет. Он…
– Слышите? Слышите меня?