Макс замер пойманным кроликом. Саша продолжала расспрашивать:
– Вы же с Аськой вроде только в августе идете в поход. Нет?
– Никуда я не собираюсь! – Макс пинком отправил сумку к шкафу, с глаз долой. – Тут… завтракал. Колбаски захотелось, вот!
Боже, что он за идиот…
– Круто! – Саша усмехнулась, но это прозвучало почти угрожающе. – Кстати, я не обедала. Сделаешь бутербродик? Люблю сервелат «Вранье».
Говоря, она приближалась и осматривалась. Можно было не сомневаться: заметила и документы в углу стола, и аптечку, и несколько компанейских фотографий – их Макс собирался непременно взять с собой. Что делать? Он печально признался:
– Нет у меня колбасы. Я все съел.
Саша остановилась, повернулась.
– А консервы, которые на кресле, решил припрятать на зиму?
– Ага…
Пахло жареным, но он наконец придумал, как отвлечь подругу. Подскочил к книжной полке, схватил пухленькую тетрадку в собачках и потряс ею в воздухе, придавая лицу самое восторженное выражение из всех возможных.
– Кстати! Вот сказка, прочел за вечер, и… и… – это была правда, страшно болезненная, но сейчас и она шла в ход. – И это охуенно, Сань. Мог бы роман выйти, хотя и коротко здорово! Ты гений. Я обязательно куплю книгу, когда…
Сердце колотилось уже не только от страха быть раскрытым. Мысли, с которыми он перелистывал последние странички горького финала, вернулись: «Вот, вот так надо, это – божий дар, а у тебя яичница!» Но Сашка даже не стала слушать. Буркнув «Мило!» и выдрав тетрадь у Макса из рук, прижала ее к груди. Смотрела молча, исподлобья, упираясь острым подбородком в бумажный срез. И чего-то требовала.
– Сань… – почти жалобно позвал Макс.
– Ты куда поступаешь-то? – вдруг тихо спросила она. – Так и не сказал. Все-таки будешь Горьковский штурмовать?
– Я… – Слова потерялись. Макс зачем-то взял банку с тушенкой и начал разглядывать, потом торопливо бросил обратно в кресло и потупился. – Я…
– Ау, Макс, ты вообще тут?
Он вскинулся. Саша разглядывала его, будто врач, который заметил торчащую из уха пациента зубную щетку. Уже не прижимала тетрадь к груди, а держала в опущенных руках. Костяшки пальцев побелели. Еще не догадалась, но уже встревожилась.
– Я не работаю в милиции и прочла всего пять или шесть историй про Холмса, – медленно, выбирая слова, начала Саша. – Но твоя виноватая рожа и эти разбросанные вещи наталкивают меня на мысль, что ты собрался куда-то свалить, совсем как Принц из моей сказки. И по каким-то причинам забыл предупредить своих друзей и… – Саша помедлила, – свою девушку! Или это только я ничего не знаю?
Наповал! Наповал убила всю его хреновую конспирацию. Полный аут. Макс засопел, уселся на пол и подпер кулаком подбородок, еще надеясь обратить все в шутку.
– Санька-Санька… теперь придется ликвидировать тебя. Что же ты? – И он сделал вид, что собирается запустить в Сашу ботинком, угрожающе занес руку.
– Ага. – Саша, игнорируя жест, убрала тетрадь в сумку и снова посмотрела на Макса сверху вниз. – Тогда можно я еще предположу, что твоя мысль об армии жива? И валишь ты… на север? В море? Вот это совпадения.
А вот и контрольный в голову. Макс застонал и дернул себя за волосы:
– Да! – махнул на все рукой, добавил: – Да, да, я иду во флот, и да, я не собираюсь это обсуждать! Можешь нудить или орать, вперед, это бессмысленно!
И он с готовностью заткнул уши. Хватит, хватит, он только обрел призрачное подобие равновесия! К счастью, Саша не кинулась на него, а лишь покрутила пальцем у виска.
– Я тебе что, мама? Жена? – уже мягче спросила она, подойдя на шажок. – Большой лось, хочешь – иди. Но ты… Аське-то сказал?
– Нет, – пришлось признаться и тут. – И не буду. Она не отпустит.
Саша ожидаемо рассердилась сильнее:
– Макс! Ну ты что? Помнишь же, чем такое для моего Принца кончилось!
Он, продолжая сидеть на полу, ждал, пока она приблизится, пока, как и нередко, схватит его за шиворот. Так Саша и сделала, но вместо того чтобы продолжить возмущаться, только серьезно, испуганно заглянула в лицо. В этот раз Макс не стал отводить глаз. Перехватил Сашину руку, отвел и мягко, ровно попросил:
– Но мы не в сказке. Тут все выживут. Ты тоже не говори. Никому. Хорошо?
Саша вздрогнула. По крайней мере, дрогнули ее прохладные пальцы. Лицо сделалось и сердитым, и незнакомо, пугающе печальным, как у дам со средневековых портретов. Но это не продлилось и пары секунд. Сашка вырвалась и сильно треснула Макса по лбу.
– Какой же ты, Пэтух, дебил! – печально констатировала она. – Предупреждаю, если ты все-таки там помрешь или найдешь какую-нибудь отмороженную Госпожу, я…
Она многообещающе потрясла кулаком, но в ее случае это уже значило капитуляцию. С небывалым облегчением Макс встал, отряхнул джинсы и спросил:
– Значит, я могу на тебя рассчитывать? Чайка моя, Чаечка…
Саша отступила, присела на корточки и начала поправлять ремень сумки. Судорожно дернула молнию. Что-то отстегнула. Снова пристегнула. Глаз она не поднимала. И вдруг показалось, будто только что Макс что-то сломал. Не в ней. Во всем.
– Конечно, – шепнула она. – Конечно. На меня все могут рассчитывать. Всегда.
Санечка моя, Саня, я ведь и от тебя бегу, знаешь? Эти мои убогие эльфы, звездолеты, неизменно – влияние кого-то чужого, чего-то всем известного. Нет, это не плохо, жанры-то классные, но это надо уметь, а я, видно, не умею. А ты? Та сказка… Сань, я умер. Какое я дно… Куда лезу? Как и Асёна, я задался вдруг вопросом: как Бог так создает людей, кроит их характеры и таланты? Почему одним все, а другим ничего? Но ответ нашел другой: не дали – добывай. За службу точно дозрею до нормального романа – уже другого, о другом. А ты будешь его редактировать; больше никого к своим бесценным строчкам не подпущу, так и знайте, ничтожные женщины! (это я Асёне и Марти).
Санька-Санька… понимаешь, мне очень надо найти себя. И я найду. Или потеряю окончательно.
Гудеть на всю «Синюю чайку» одиннадцатый «А» начал только к четырем утра. Гудение росло пропорционально выпитому. Марти пару дней назад проиграла Крысу спор на желание, и когда в музыкальном центре заиграла знаменитая композиция из «Криминального чтива», она сбросила туфли. Забралась на стойку. Музыку врубили громче, и Марти принялась танцевать прямо там, обходя расставленные бутылки и бокалы.
– А самому слабо? – крикнула она, останавливаясь напротив Кирилла – разгоряченная, лохматая, смеющаяся. – Мне пара нужна, давай!
Лева и ВасВас поддержали ее хохотом и хоровым «Лезь!». Крыс, пожав плечами, тоже забрался на стойку прямо в начищенных ботинках. Двигался он не хуже Марти. Бармен, молодой и рыжий, наблюдал за ними со смесью удивления, ужаса и восхищения, именно в той пропорции, чтобы не пытаться мешать грандиозному действу.
Все захохотали, засвистели. Макс некоторое время тоже наблюдал за двумя силуэтами, напоминающими глянцевые киношные образы. Наблюдал, пока это не стало невыносимым. А потом поднялся с барного стула и ушел на балкон.
Марина. Мы дружим с 1 класса, но как ни старался, я не придумал, что тебе сказать. Вдруг оказалось, что я тебя не знаю. От слова вообще.
Я тебя люблю, просто знай. Я всегда старался защищать тебя, буду и дальше, если захочешь. Ведь я помню тебя малявкой – ты была такая тощая, что могла уместиться в папином рюкзаке. Сейчас ты туда уже не влезешь, зато на сиденье машины Крыса смотришься отлично. А еще пора принять неизбежное: как и Ника, ты вполне можешь защитить себя сама. И куда больше, чем петухов, любишь волков и леопардов. И…
Нет. Я знаю, что тебе пожелать. Пусть все будет так, как ты захочешь. Ищи свою команду и своего Родриго, моя храбрая Принцесса.
Ася подошла незаметно и прикрыла ему глаза ладонями. Макс сразу узнал ее по запаху духов – цитрусово-цветочному, очень-очень юному.
– Устал? – спросила она, становясь рядом. За спинами по-прежнему орало «Криминальное чтиво».
– Есть такое дело, – вяло ответил он. Сил говорить особо не было. – Что они там?
– Еще даже ничего не разбили! – Ася рассмеялась. Вот у нее настроение было явно на высоте. – Я бы не смогла! И господи, все эти движения ногами, это же нереально!
Невольно Макса передернуло.
– И вульгарно немного, не находишь?
Он понимал, что бухтит зря, что за словами снова бессильная зависть, немое «Они так уверенно держатся, и их ничего не ебет!» Вот дурак. Ася хмуро отвернулась к темнеющему впереди лесу. Пальцами она барабанила по перилам, отстукивая какой-то ритм.
– Почему? – наконец раздался ее напряженный голос, голос «Не порть мне праздник».
– Что почему? – виновато спросил он, просто оттягивая ответ.
Серпентинка закусила губу.
– Ты сам вечно прикалывался, дурачился, – наконец заговорила она. – Даже сегодня прикатил на велике. Откуда в тебе эта… – она долго подбирала слово, – душность?
Душность, она самая. Он сам это знал и потому не стал обижаться. Поискал правдивый ответ, но не был уверен, что нашел.
– Я… просто привык. Ну, прикалываться. Знал, что так не будут дразнить, например, за то, что с девчонками с первого класса дружу. И ростом не Киркоров. А впрочем, – он понял, как глупо все это звучит, и натянуто усмехнулся, – ты права, Асён. Каждый выбирает для себя, когда и зачем надевать маски. Но я свою снимаю.
Окончательно понял: правильно решил. Скорее бы отсюда исчезнуть. Скорее бы начать говорить только о маршевой ходьбе, видах крейсеров или о чем там придется?
На балкон через распахнутую дверь вылетела бутылка и, ударившись о перила в углу, разбилась. Ночь зазвенела осколками, громко, довольно и безмятежно. Ася, в первую секунду аж подпрыгнувшая, теперь хихикнула:
– Вот и разрушения! Спорим, это Марти идет к нам?
– Кто же еще! – Макс вздохнул, но добавить к словам шутку не успел.
– Почему чуть что, так сразу Марти? – раздалось за спиной, и подруга вальяжно вышла на балкон. Все еще босая, зато даже не шаталась. Хохотнула: – Ну ладно-ладно, это Марти! МарТерминатор! Вот! – Она покосилась на осколки и направилась к Максу и Асе. Приблизившись, нагло вклинилась между ними, обняла обоих за шеи, привлекла к себе. Дыша перегаром, заявила: – Я вас люблю! Чего убежали? Видели, как мы…