– Сделай что-нибудь, – наконец шепнула Марти. – Придумай нам лекарство. Ты же гений. Я… очень устала. Я боюсь.
Зашипели помехи. Я слушал их, ждал, а сам почему-то – что-то вроде защитной реакции мозга, про такое коуч рассказывал – видел перед глазами сцену из фильма, на который меня подсадил Дэн. Футуристический прибор для удаленной связи. Голографическая фигурка, висящая над ним. Женская фигурка.
«Помоги мне, Оби-Ван Кеноби. Ты моя единственная надежда». Принцесса Лея.
– Марти, – сдавленно позвал я. – Ты здесь?
Она закричала в ответ, прорываясь через помехи:
– Алло! Лева, слышишь? Скажи маме и всем нашим, что все будет хорошо и я вернусь скоро, и…
Извините. Связь прервалась.
Мечты не рождаются из страха. Но у меня появилась цель.
«Помоги мне, Оби-Ван Кеноби. Ты моя единственная надежда».
– Лёв… Лёв!
Кажется, он опять лежал на мешке. Дэн, сидя рядом, брызгал ему в лицо водой, источающей резкий сладковатый запах. Весьма приятный. Знакомый.
– М-м-м… – Лева приподнял веки и облизнул губы. – Белое столовое. Немецкое. Ты, следуя мудрому примеру Иисуса, научился превращать воду в алкоголь или тебе было лень сходить до раковины? – Длинное предложение он произносил медленно, словно слыша себя со стороны. Давалось каждое слово с трудом.
Дэн поставил бутылку на пол и опустил холодную ладонь Леве на лоб. Склонился ближе, спросил:
– Врача? Что с тобой?
– Много работал, – лаконично ответил он.
– Но при этом мало ел и мало спал, – это напоминало тихое, но грозное рычание.
Лева улыбнулся и не дал ему убрать руку. С ней было легче. Но не признаваться же вслух: «Так в последний раз мама делала. Мне было на двадцать три года меньше, чем сейчас».
– My fault.
Они помолчали. Лева смотрел в потолок.
– Почему ты? – наконец спросил Дэн. – Там свои ученые. И… это ведь рискованно, даже если у тебя выздоровеет хоть одно животное. На людях сам не проверишь. И вообще испытания на побочные эффекты, ты говорил, иногда занимают…
– Годы, – процедил сквозь зубы Лева, все же встречаясь с ним глазами. – Да. Но у них их нет. Я…
– Я тоже боюсь, – просто ответил Дэн. – И у меня тоже есть план, но пока… – Он не стал договаривать, махнул другой рукой. – Ладно. Если можешь встать и хочешь есть, я что-нибудь сделаю, пойдем?
Лева кивнул и начал медленно садиться. Дэн не сводил с него взгляда. Закатное солнце играло в его растрепавшихся волосах. И он что-то говорил про свечение Аси?
– Слушай, – сказал Лева. – Надеюсь, однажды ты все же захочешь с кем-то встречаться. Этому кому-то очень повезет. А то как-то обидно.
Дэн слабо улыбнулся, но не ответил. Не рассказал и про свой план.
А потом резко пропал с радаров, чтобы вернуться уже с ребятами.
В день, когда Макс подбил нас на эту затею и мы заложили старую широкоформатную тетрадку в дупло, мы много шутили по поводу «зачем все это и как это понимать»… Но я догадывался, к чему все придет, уже тогда. Поэтому, когда остальные разошлись, я спросил прямо:
– Я понимаю – им… но ты что, доверяешь мне?
Ответ был очевиден, примерно как факт, что простуда заразна вопреки всем мифам про «Меня же просто продуло». Поэтому я не обиделся, когда Макс, усмехнувшись, напомнил:
– Правило «Не читай чужие записи» есть не просто так. – Но неожиданно он добавил: – А может, я хочу реально начать?
Доверять? Может быть. Но в день, когда он ушел служить, Марти в порыве бешенства задала мне другой вопрос:
– Не думаешь, что он это затеял, чтобы… бля… сталкерить нас? Ну, не всех, а тех, кому… – Она не стала выплевывать слово «завидовал». – Тебя вот, Сашку… Вызнавать секреты вашего успеха?
Я одернул ее, пошутив, что паранойя – болезнь тяжелая, лечится неприятно, кончается плохо. А сам вспомнил кое-что еще из нашего с Максом разговора на детской площадке. «Не читай чужие записи…» Я тогда поинтересовался, зная, что мой ехидный тон его бесит:
– Ну а если кому-то надоест соблюдать правила, кто-то возьмет, прочтет все и узнает чужой секрет?
Но тут Макс странно, грустно улыбнулся и спросил сам:
– Ну а если однажды тетрадь будет единственным способом что-то рассказать?
Я подумал: вот детский сад. А ведь с прогнозированием у меня неплохо. Что ж, бывает. Теперь я знаю: правило нечтения в прошлом. К сожалению, я не умею создавать внятные и стройные нарративы, в том числе поэтому не дал – и не дам – ни одного интервью.
Создам, какой получится. Саша, Ася, посвящаю вам.
Жили на свете мальчик-крыса и девочка-хорек. Оба были умными, хитрыми и настолько подходили друг другу, что родители подумали: «Почему бы нашим детям не пожениться?» Кто-то, конечно, резонно возражал: «Но они разного вида, хорошо это не кончится». Доводов не слушали: когда семьям крыс или семьям хорьков приходят в головы смелые идеи, их уже не остановить.
Мальчик-крыса и девочка-хорек однажды поссорились с друзьями: золотым львом, белой кошечкой, медовой куницей, черной волчицей и серебряным котом. А все потому, что красный петух – главный заводила в компании этих зверей – вдруг научился летать и, никого не предупредив, упорхнул прочь. Мальчик-крыса и девочка-хорек загрустили. Тогда родители предложили им поехать к морю. Девочка-хорек обрадовалась, а вот мальчик-крыса сразу почувствовал неладное. Может, потому, что в аэропорт его маленькая подружка явилась уже без роскошной длинной шерстки на голове и никак это не объяснила?
Но у моря оказалось хорошо. Мальчик-крыса и девочка-хорек поселились в замке у самой воды. Над замком летали чайки, а возле ворот гуляли павлины. Каждое утро гостям наливали шампанское, каждый вечер – вино. Мальчик-крыса и девочка-хорек даже развеселились. Но ненадолго.
На седьмой день в замке мальчик-крыса и девочка-хорек нашли павлинов мертвыми у ворот. На восьмой весь морской берег был серым от трупов чаек. На девятый – мальчик-крыса и девочка-хорек узнали об этом позже – в одну из трех городских больниц пришла кошка, официантка пляжного кафе, которая сказала, что у нее ветрянка. Она вся стала пятнистая, как леопард, у нее была температура и ломило кости. Она заболела ветрянкой второй раз в жизни, хотя так почти не бывает. Ну, она так думала. А потом ее сыпь превратилась в ужасные огромные волдыри, лимфатические узлы воспалились и лопнули, температура поднялась до сорока и она захлебнулась кровью насмерть. Еще через пару дней заболел ее доктор. И его друзья-доктора.
Это была не ветрянка, какая-то другая болезнь, которой еще позже ученые подобрали код из цифр и букв, а больные жители города нашли прозвище – «приморская птичка», ведь с птиц все началось. На второй неделе их отстреляли, но это не помогло. Болело все больше жителей, многие по-разному. Кто-то – совсем легко и выкарабкивался, кто-то погибал, но не от кровоизлияний, а от удушья, у кого-то вместо сыпи была пневмония. Но пока больных было десять, сто, даже двести – мало кто что-то замечал. И даже когда больные появились в двух соседних городках.
Потом заметили и стали просить помощи. До короля морской страны было не добраться, потому лендлорды заболевающих городов обратились к соседям. Те испугались: что, если «птичка» прилетит и к ним? А если вовсе в столицу? Нельзя: скоро же праздник, День Давнего Разрушения Ужасной Тюрьмы, ну а на другом конце страны горит лес. В общем, дел много. Поэтому лендлорды-соседи сказали: «Мы пришлем докторов, а еще возьмем у вас зараженную кровь, чтобы помочь с лекарствами и прививками, и даже поговорим с королем. Но вы пока лучше носите маски и сидите по домам». Это был не совет, а приказ, но лендлорды больных городов этого не поняли. Тогда к ним прислали стражу. Стража приехала раньше врачей и окружила заболевающие города мрачным черным легионом. Она никого больше не выпускала.
Мальчик-крыса, девочка-хорек и много других чужестранцев не хотели иметь с «приморской птичкой» ничего общего и попытались уехать: у них даже были билеты на самолет. Но стража не выпустила и их со словами «Вы хотите, чтобы заболели ваши родители и друзья?» «Но мы здоровы!» – робко возразила девочка-хорек, а стражник мрачно ответил: «Уже есть те, кто переносит птичку бессимптомно и только заражает других».
За мальчика-крысу, девочку-хорька и других не заступились их лендлорды: попытались, но немного. Они тоже не хотели «птичку» к себе: у них жило еще больше людей, раскиданных по огромным землям, и если бы вдруг тут что-то вспыхнуло, лендлорды вряд ли уследили бы за бедой. И хотя риск был маленьким, ведь мальчика-крысу, девочку-хорька и других соотечественников можно было просто где-то запереть и проследить, не заболеют ли они, король решил надеяться на их храбрость и стойкость. Пусть посидят со всеми, пока соседи придумают лекарство или все как-то кончится само. Пусть. И мальчик-крыса с девочкой-хорьком сидели. Долго сидели в замке, наблюдая, как небо и пляж становятся все серее, горожан на улицах все меньше, а белых машин с тревожными огоньками на крышах – все больше. Вот только машины, и звери в них, и лекарства зверей помогали редко-редко. А иногда и делали хуже.
Наконец мальчик-крыса окончательно понял, что никто не вернет их домой. Понял он и другое: что устал сидеть, и смотреть в небо или на улицы, и считать красно-синие огоньки. У мальчика-крысы было такое же призвание, как у зверей в белых машинах, просто он пока не знал точно, получится ли у него все. И он решил: почему не попробовать сейчас? На улице он подошел к белой машине и спросил сидевшего там усталого пса: «Скажите, может, вы принимаете волонтеров? Я на предпоследнем курсе медицинского института». Пес оказался очень хорошим и взял мальчика-крысу в бригаду. Но девочка-хорек отказалась сидеть в замке одна и в первый же день схватила своего друга за хвост.
– Я буду бояться за тебя и сойду с ума! – сказала она.
Она была уставшая и серая, не как обычно, ведь в последние дни из-за плохой погоды в городе сломались многие вышки связи и девочка-хорек не могла даже позвонить или написать домой маме.