– Отрадно слышать.
– Ну ладно. – Марти окончательно справилась с собой. – Ну и… как вы докатились до такой жизни? И что вам нужно от…
Но мужчина не хотел праздной беседы, небрежно бросил:
– Это долгая история, а времени мало. Считаные часы… – пауза была определенно театральной, но Марти пока не понимала ее суть. – У вас. Не у меня.
Он сделал скорбное лицо – и нырнул вдруг под автобусное сиденье. Марти, не понявшая, что ему там надо, рефлекторно задрала ноги и сжала коленки, хотя сидела далеко. Он едва ли заметил. Когда выпрямился, в руках держал чемоданчик с металлической ручкой. Медицинский? Да, кажется, и этот знак в виде жезла Асклепия… но присмотреться Марти не успела: смуглая ладонь закрыла серебристое тиснение.
– Ваш славный дружочек… – поглаживая плотную темную кожу, на пару секунд даже прислоняясь к ней подбородком, сказал мужчина. – Ну, который Балто… так старался, так старался! Ух! – От резкого движения в чемодане что-то звякнуло. В горле стало сухо.
– Лева? – прохрипела Марти, но мужчина продолжал в пустоту:
– Жалко будет, если вот это все разобьется, ужасно жалко. Да?
Формула. В чемодане формула. Какой-то препарат, или вакцина, или сыворотка, что-то, что Лева сделал, что-то, на что она даже не надеялась, когда в один из первых дней в госпитале позвонила ему. Смог – и как-то передал. Марти точно это знала, знала и другое – что это пялящееся на нее и ухмыляющееся существо перехватило ампулы. Выкрало из гуманитарного самолета? Еще раньше, в Москве? Выкрало. Чтобы идти по ее следу.
– Отдайте! – Марти подалась вперед. – Отдайте сейчас же!
Она видела достаточно плохих фильмов, чтобы понимать, как все пойдет дальше, – но все равно оказалась не готова. Мужчина фыркнул, с дурашливой гримасой поднял чемоданчик над головой, как если бы приносил в жертву каким-нибудь божкам, а затем разжал руки. Марти сорвалась с места, помчалась через салон и, когда автобус вильнул, грохнулась на колени прямо перед этими пыльными ботинками. Перед безупречными стрелками темных отглаженных брюк. Перед смуглыми руками, снова вцепившимися в чемодан и удерживающими его где-то на уровне ее глаз. Склянки тонко звякнули.
«Помоги мне, Оби-Ван Кеноби. Ты моя единственная надежда».
– Хорошая девочка, – прошептал незнакомец. – Тут вам самое и место. Как всему вашему поганому роду.
– Отдайте! – Марти снова потянулась к нему. – Да что вы творите? Люди… больные…
Что-то в ней, ее «магловская» часть, которую так оберегала мама, видимо, еще сопротивлялась, заставляла разговаривать… по-человечески. Мужчина даже не посмеялся над этим – просто не слишком сильно, но ощутимо пнул ее в живот. Скорее даже не пнул, а отодвинул назад, как надоевшую кошку.
– Ну-ка, девочка… как меня зовут? – Этот шепот больше походил уже на шипение. Голос стал почти ласковым. Марти начала вставать, тут же руки опять ослабили хватку на чемодане. Тот качнулся. – Посидите. Отдохните. Так как?..
– Мне плевать, – выдохнула Марти, послушно опускаясь на колени. – Вы… вы никакой не демон, нет, они не такие жалкие! Вы сумасшедший! Дайте чемодан!
Он молчал, с любопытством рассматривая ее. Пыльные ботинки теперь отстукивали по полу бодрый, смутно знакомый ритм. Боковым зрением Марти видела: за окнами не город, даже не небо – темная полоса с голубыми огнями. Редкие молочно-белые просветы. И что-то вроде паутины липнет иногда к стеклу, тут же отваливаясь.
– Как. Меня…
– Я сообщу в полицию! – громче взвизгнула она и еще раз дернулась вперед. – В русское посольство! В Интерпол! В…
– В ласковые понимающие уши священника-экзорциста? – пропел мужчина и, тоже подавшись чуть ближе корпусом, повысил голос: – Хватит терять время, как меня зовут? Говорите! КАК?!
От крика что-то будто лопнуло в ушах. Автобус резко, как вкопанный, остановился; мужчина комично охнул, вновь воздел к потолку руки – и швырнул чемодан вперед. Тот полетел под потолком. Мартина понимала: мчится он стремительно, но видела полет как в замедленной съемке. Слышала рассекающий воздух острый свист, отчаянный стеклянный стук, глухие-глухие всплески. Через автобус летела, чтобы разбиться, чужая жизнь. Десятки. Тысячи. Марти рванулась вбок, но прекрасно понимала, что смысла в броске нет, и ее «магловская» часть сдалась окончательно, ведьма же завопила во весь голос:
– Валаар! – И снова взрыв в голове, какая-то жуткая боль во всем теле до кончиков пальцев ног. – Вас зовут Валаар! Вы древний король, нет, нет, вы барон, а потом вас взяли в демоны, и вы…
Она упала, ударившись виском об угол одного из сидений. В салоне погас свет, в вентиляционный люк хлынула еще более густая чернота. Но через несколько секунд она растаяла, лампы загорелись, и Марти поняла, что сидит на прежнем месте, на сиденье, лицом к лицу с незнакомцем; чемодан на коленях держит она, а не он; внутри при малейшем движении что-то дребезжит, булькает. Марти медленно посмотрела на мужчину. Поле вокруг него было ровным, тонким и все еще лиловым.
– Видите, как славно? – Мужчина снова подмигнул ей раскосым глазом. – Раз – и я почти свободен. Раз – и вы живы… и друг ваш… ну-ну, не плачьте!
Он говорил с ней как с больной, интонацией точно вшивал в нее убеждение: «Все будет хорошо. Очень хорошо. Отлично». Но Марти, даже полуоглушенная, сбитая с толку и ощущающая в разбитых коленках слабую боль, уже знала: хорошо не будет. Скорее всего, будет очень, очень скверно, вот только… почему? На миг она отвернулась. За окном виднелся город L. А никакая не тьма.
– Что я сделала?.. – Марти прошептала это, едва дыша. Пальцы стиснули чемодан до судороги. Мужчина слегка повел плечами и поправил значок на пиджаке.
– Моя история. Кстати… расскажите ее, девочка. Обидно, что ее никто не знает, правда? В свое время об этом здорово позаботились… хорошо, что чародеям это не указ, да? Вы-то вспомнили, все вспомнили. И вашим друзьям очень поможет…
– Крыс здоров! – Марти прижала к себе чемодан. – Вы врете!
Он вытянул руку, потрепал ее по щеке, печально покачал головой. Марти отдернулась, вновь ощутив ожог. Озноб, от которого она тряслась, с ожогом совсем не вязался.
– Я расскажу, – забормотала она. – Всем расскажу, но не поэтому. Вы вор! Вор и психопат, вы террорист, и никакой вы…
Она слышала свой дрожащий, истеричный голос. Понимала, что, заговори кто-нибудь так с ней, тем более попытайся угрожать, она бы только фыркнула. Фыркнул и незнакомец, оборвал ее:
– Поспешите. Насладитесь вашим адом, Марти. Насладитесь, пока я не подарил вам свой. – Он поднял руку и с довольной улыбкой пошевелил пальцами. Они, ухоженные и смуглые, все равно напоминали жирных червей. Автобус остановился. Двери распахнулись. – Аривидерчи, моя девочка. Ещё встретимся.
Он не вышел – просто исчез, но тишина не продержалась и пяти секунд. Педро, будто проснувшись, рванул с места и бодро рявкнул на весь салон по-английски:
– Some music for my heroic doctor?
– Включи… – прошептала Марти и, спохватившись, повторила громче: – Да! Давай!
Из приемника полилось зажигательное латино. А впрочем, нет. Не латино. То, что там играло, лишь прикидывалось композицией этого жанра. И Марти ее отлично знала.
Shake, shake, shake, Senora, shake your body line
Shake, shake, shake, Senora, shake it all the time
Work, work, work, Senora, work your body line
Work, work, work, Senora, work it all the time
Песенка из «Битлджюса». Именно под нее дергалась одержимая призраками девочка Лидия. Марти закрыла глаза. Ублюдок.
Он прав. Она обязательно еще с ним встретится. А перед этим поговорит с мамой, почитает дедушкин дневник, может, даже посоветуется с хорошим священником…
Все эти мысли Марти баюкала в себе, постепенно успокаиваясь. А потом она вернулась в дом Рея. И мысли забылись очень надолго.
Девочка-хорек рассказала ту самую историю своим друзьям, но уже не вспомнила, почему вдруг захотела это сделать, ведь она почти никогда не делилась своими историями. Глупая одурманенная девочка-хорек… она все поняла, только вернувшись в Москву и поступив в университет. Девочка-хорек – бессимптомный носитель. Носитель хаоса.
Но самое страшное не это. Самое страшное – что она рассказала бы своим друзьям историю, даже если бы знала все последствия. Потому что ничто не заставило бы ее оставить в беде мальчика-крысу, пусть никакой речи о свадьбе с ним не было и быть больше даже не могло. И крысу-странника, такого грустного и одинокого, она бы тоже не бросила.
Стекло покрывали мелкие алмазы капель, с улицы пахло морем и не доносилось ни звука. Матовое пятно фонаря маячило на фоне темного неба. Золотое. Не лиловое.
Марти с Реем молча сидели на краю кровати, не глядя ни друг на друга, ни на спящего Крыса. Рей рассеянно пропускал сквозь пальцы свои длинные черные волосы. Марти рассматривала пол, пытаясь вспомнить тот кусок пути, который проделала от моря до квартиры. Ей казалось, она потеряла там что-то важное. Примерно так же, как потеряла свою кроссовку в коридоре.
– Как он? – бессмысленно спросила она про Кирилла.
– Я не знаю. – Рей встал, взял сигареты, вышел на балкон, оставив ее в тишине.
Она не увязалась следом, хотя обожала смотреть, как он курит. Оргазмическое зрелище – светлый росчерк в смуглых пальцах, насмешливый огонек в глазах, дымные клубы, стремящиеся стать облаками. Но сейчас Рей явно устал и хотел пару минут побыть один. Марти, пожалуй, тоже.
Она редко молилась; чувствовала, что Бог предпочитает другой язык. Ему нравятся те слова, которые идут из самой глубины. Мама звала это «языком сердца» и еще в детстве объяснила: это нормально, что он свой у каждого – как немного свой и облик Бога. Каким был язык сердца Марти? Что-то среднее между матом и стихами Эмили Дикинсон, но сейчас не шло вообще ничего. Она просто провела пальцами по скуле Кирилла, вздохнула и пересела на пол. Уставилась в потолок: старая белая лепнина извивалась, превращаясь в морских чудовищ, взгляд мгновенно заблудился в ней. И словно в растревоженной движением банке, мысли в голове вдруг завертелись с новой силой.