– Какой жаргон. – Зиновий поморщился. – «Дурь», «взрывы мозгов». Где высокий средневековый слог, где баллады и сонеты?
– Там же, где и само Средневековье, – и опять Валаар смачно хохотнул.
Зиновий кисло кивнул. Клоунада ему надоела. Даже когда Валаар был в штате, выносить его долго не получалось, его всегда было слишком много. Порой поражало, что, охотясь за душами, он каждый раз изобретал парадоксальные многоходовки с хитросплетениями манипуляций, а не просто выпрыгивал из кустов, подхватывал жертву под руку и начинал стендап-шоу.
– Что пришел-то? Зачем распугал мне клиентов? – Зиновий ухмыльнулся, погладив ладонью полированную стойку. – Я беден как церковная мышь, работаю за чаевые…
Валаар отзеркалил его ухмылку, сожрал еще фисташек и прищурился.
– Бедняга. Перед кем кривляешься?
– Перед таким же шутом. – Зиновий попробовал фисташку сам и проглотил с трудом: ядреные, заразы, конкретно ядреная партия! Похоже, его гримасу «слишком остро» приняли за проявление совершенно других чувств: Валаар аж засиял.
– О-о-о! – Глаза сверкнули. – Уже ставишь меня равным себе? Ты? Лестно, а!
Зиновий только пожал плечами: каждый слышит то, что хочет, и выворачивает, как вздумается, людишки – особенно. Желая чем-то отлакировать васаби, он прошел к полкам, пошарил там и вернулся с бокалами и коньяком – самым дешевым, конечно. Транжирить что-то французское он не собирался.
– Юноша, мальчик, деточка, – как ни в чем не бывало заговорил он, разливая алкоголь, – крутость твоя не оправдывает вольностей в мой адрес, прикуси язык. И прими бесплатный совет: «Мой дом – моя крепость». В этой крепости лучше не хамить. – Он помедлил. Один железный довод у него был, никуда не делся за несколько веков. – Да, тебя хорошо обучали там, в этих ваших монастырях. Да, ты управился с Хаосом. Но, похоже, пока не можешь носить его в кармане.
– Еще смогу. – Буркнув это, Валаар сграбастал бокал и поднес к носу. Предсказуемо скривился: – Такая же дешевка, как большинство соблазнов, которым вы подвергаете смертных?
– Еще дешевле! – просиял Зиновий. – А вообще меня всегда это поражало.
– Что? – Валаар окончательно придвинул к себе блюдо с фисташками. То ли слишком хороший аппетит, то ли не до конца восстановившиеся вкусовые рецепторы, способные пока воспринимать лишь крайне яркие вкусы.
– Ну как ты неблагодарен даже для смертного.
– Я-то?!
– Сначала… – Зиновий, не чокаясь, пригубил коньяк, – тебя, осиротевшего принца, приютили древние мудрецы, пользовавшиеся нашим огромным доверием. А ты украл из их святилища вещь, которой стараемся не касаться даже мы, и стал с ней играться. Потом… – коньяк был терпким, но Зиновий отпил еще, – тебя взяли мы, в надежде, что ты принесешь Аду пользу, ибо Зло необходимо, но вершить его должны компетентные сотрудники. А ты? Ты стал дурить нам головы, поплатился за это и вот снова вылез. Теперь же, – он плеснул себе еще, – тебя не устраивает мой коньяк! Скотина!
Его слушали с великим вниманием: Валаар подпер кулаком выбритый подбородок и расплылся в самодовольной улыбке. Бокал он крутил в широких пальцах, словно цветок.
– Не бухти, – наконец лениво изрек он. – И не обольщайся, выпивать я предпочитаю в других местах. Я тут просто кое-кого ищу.
Ага, вот и оно. Кальвера явился прощупать почву, посмотреть своими глазами на «бравых стрелков». Кальвера… а имя-то созвучное, да и образ… образ местами узнаваемый, мерзкий, блевотный. Зубы скрипнули, кулаки хрустнули: и тут, видимо, пролез в чьи-то мозги, оставил себе еще брешь.
– Их здесь нет, – отрезал Зиновий. – И даже если бы были, оставь их в покое.
Наверное, это прозвучало спешно. Возможно, даже нервно. Валаар ухмыльнулся левым уголком рта – точно как прежде.
– Ага, знаешь, кто меня зацепил? Допустим. И даже знаешь, чем?
Больше Зиновий не придавал интонации никаких оттенков.
– Догадываюсь. Но что бы ты там ни надумал, они не помогут тебе захватить мир.
– Ми-ир? – протянул Валаар и, кажется, искренне удивился. – Я что, лох? Считаешь, я буду завоевывать мир, когда столько до меня на этом прокололось? – Он сделал приличный глоток из бокала. – Фи.
– Это в твоем духе, насколько я помню. Судя по тому, как ты угробил учителя…
Просто золотого старика. Последнего смертного, с которым можно было поговорить о вечности. Последнего, кто считал, что легенда о двух братьях, сотворивших все сущее, мудрее легенды о низвергнутом зле. Он был как ось, на которой держались прочие просветленные: умер – и они посыпались кто в гордыню, кто в уныние.
Валаар не смутился, и даже что-то вроде вины мелькнуло на его холеной роже.
– Тогда я был образом и подобием: гордым и безнаказанным. Но мир… зачем мне мир? – Он зевнул и тряхнул рукой, взбалтывая остатки коньяка. – У меня есть университет, любимые студенты, деньги, в конце концов. И вечность, что не лишено приятности. Меня наконец снова знают. Помнят.
О да. Знают. Помнят. Всё помнят, вплоть до цвета первых в жизни носков. Перешитая ткань реальности ходит таким ходуном, что Швейный департамент авралит второй месяц.
– Зачем тогда ты опять собираешь доску? – прямо спросил Зиновий, вспоминая последние криминальные сводки. – Эти необычные проклятые души, эти…
– Необычные. – Валаар опять заулыбался. – Да! – Он аж подпрыгнул. – Я не выбрасываю старые игрушки и люблю новые! А если еще и живые… – Он потянулся было к орехам, но передумал, покосился украдкой, словно бы опасливо. – Постой, тебе что, жа-алко их стало?
На этот вопрос Зиновий отвечать не собирался. Но кулаки опять хрустнули.
– Кстати, удивительно… – Валаар будто призадумался. – Вы ведь векторы. Противоположности Мироздания. Лорд с семейкой по одну сторону, ты по другую… а иногда так слаженно работаете! Вон как шустро всех попрятали…
Ох уж эти смертные «демоны». Совсем не то, что слепленные из Хаоса, пламени, света и пустоты ледяного космоса – обычных материалов. Людишки, конечно, знают смертную природу изнутри, но как только речь заходит о чем-то повыше, о стратегии, а не о тактике…
– Сразу видно: у тебя никогда не было своего бизнеса, – закончил Зиновий желчную мысль. – В нем тоже нельзя все время ходить стенка на стенку.
Но это не впечатлило даже его самого. Ебаный абсурд.
– И всё же все вы облажались, – торжествующе и многозначительно заявил Валаар. – Куда раньше, чем забегали вокруг меня, как ужаленные зайцы. Всегда лажали.
– Серьезно? – Зиновий почесал живот с деланым равнодушием. Если бы эта ходячая бомба не была начинена древней энергией, он бы уже пошел за топором для мяса.
Остатки коньяка исчезли у Валаара в пасти, орехи тоже.
– Сам знаешь. Я в своем праве. Как говорили там, в джунглях? Это моя добыча.
Зиновий молчал. Ну не говорить же, что они ругались из-за этого до хрипоты, потом заливали ругань, потом искали решения, потом убеждались, что ничего не получится, точнее, получится либо несправедливо, либо неправильно…
– Каждый, кому я милостиво дал сохранить хоть что-то святое, даже когда толкал на адские деяния, – нудил Валаар. – Каждый, кого пачкал кровью вопреки святости. И пятнадцать, всего пятнадцать, но самых ярких… я их… я…
От припадка вдохновения он аж икнул. Зиновий ждал.
– Что может быть проще всех этих проклятых капитанов, благотворителей с гнильцой и прочих? – Валаар ухмылялся все шире, потому что знал, насколько прав. – Что может быть проще вообще любых проклятых душ, господь всемогущий? Отправь их в Ад, помилуй, сделай хоть что-то, что делаешь со всеми, не тяни резину! – Он всплеснул руками. – Но нет, вам – тебе тоже, это у вас общее! – вечно охота посмотреть. Что они выберут, если запереть их в неопределенности нежизни-несмерти, как будут искупать вину или, наоборот, как упадут на дно. В итоге, – Валаар заговорил горячее, – вы сами ставите их в такие условия. И вы поплатитесь. Войны не будет, друг мой, будет вскрытый нарыв, и нарыв этот – ваши игры!
Игры… его глаза опять блеснули, рот сжался, вместо того чтобы растянуться в новой шутовской ухмылке. Зиновий всмотрелся, вчитался в лицо – и натолкнулся на стену.
– Можно узнать… – тихо начал он, – почему это так тебя ебет?
Правильный вопрос: пухлая губа поползла вверх, обнажились клыки, вот только ответ оказался глупее и бесперспективнее, чем можно было надеяться по законам какого-нибудь более легкого жанра.
– Кого-то же должно, нет?
Никакого «Я скучал по своей убитой врагами маме-императрице, рос в ежовых монастырских рукавицах и мщу за это всему миру». Никакого «Меня предал мой рыцарь, с которым мы были не разлей вода, и я очень зол». Даже никакого «Вы поманили меня на хорошую работу, а потом турнули». Долбаное, конченое, никому не нужное мессианство. «Вы неправильно живете. То, что мир не рухнул за миллионы лет, – случайность. Кто-то же должен заняться вашим поведением». Должен. Должен! Хоть ты тресни.
– У вас свои шахматы, попроще, но вы ничем не лучше меня, – продолжил Валаар, убедившись, что реакции не будет. – Да еще и сами загоняете себя в ловушки… – Он подмигнул опять, явно возвращаясь из злобного настроения в придурочное. – Ну не расстраивайся. «Добавочное поколение» было неплохой попыткой предложить мне поиграть. Что ж, поиграем. – И он триумфально грохнул пустой бокал на стойку.
– Что, вот так? – сквозь зубы поинтересовался Зиновий. Горло горело, лицо, возможно, тоже – всё от фисташки. – Претендуешь на роль третьей силы?
– О нет. Нет-нет! – Валаар несолидно крутанулся на барном стуле. Тот жалобно заскрипел. – Не смей шить мне гордыню, не смей, просто мы развлечемся! Я все-таки бывшее зло, как говорят людишки, да? – Он загнул три пальца. – Демон, черт, бес, а мы шутники, да? – Он опять начал загибать пальцы, глядя в упор. – Кстати о шутках! Кого ты там полюбил? Кирилл Романов. Мартина Лукина. Ника Белорецкая. Данила Ленский. Максим Гордеев. Ася Железнякова… – Улыбка стала сальной. – Хм. Я уже работаю. Над всем этим. Хорошие детки.