– Это же МГУП, – попыталась пошутить она. – Тут может случиться что угодно. Демонический ректор… – Она не сдержалась и все-таки прыснула. – Конечно, тоже, но это менее вероятно, чем плохие трубы!
Ася кивнула и ухватила Марти за локоть. Та напряглась еще больше, но ничего не сказала. Саша покосилась на ее колечко-коготь, подмечая занятную деталь: красный камень мерцал слишком ярко. Так бывало, Марти звала это тревожной сигнализацией. Что она там вещала про фон?.. Так, стоп. Саша опять уставилась на сосульки.
– Пойдемте в «Пиццу Хат», а? – миролюбиво предложила Ася. – Я тут все время поскальзываюсь. Да и… – Она помедлила, снова посмотрела под ноги. – Этот лед… я вспомнила кое-что, не хочу…
У нее тревожно упал голос, но закончить она не успела.
– Девушки! – прогремело на весь холл. – Что вы тут делаете? Опасно! А ну брысь, жить студенческой жизнью, то есть косить от знаний!
В дальнем конце коридора появилась шаткая фигура и, оскальзываясь, устремилась к ним. Саша быстро узнала ректора: по лиловой рубашке, дорогущему костюму и неизменно пыльным ботинкам. Он нес под мышкой портфель и балансировал второй рукой. Волосы растрепались, вообще вид был взмыленный. Красная физиономия, синие губы – видно, давно тут бегал, выясняя, что стряслось, и разгоняя сотрудников.
– Здравствуйте, Арсений Викторович! – сказала Саша хором с Асей.
– Замерзли? – сочувственно спросила последняя.
– Что это? – мрачно поинтересовалась Марти, кивая на холл.
Володарский громко чихнул, а потом развел руками.
– Внештатная ситуация. Трубы прорвало. А с нашими-то хлипкими стенами…
– И прямо вот так накрылось отопление? – Марти скрестила у груди руки и возвела глаза к сверкающим люстрам. – Зима ранняя, холодно, но все не могло так обледенеть.
Саша пихнула ее, Ася смущенно заерзала. Но ректор, ничуть не впечатленный резким тоном, лишь смахнул волосы со лба и многозначительно подмигнул:
– Ладно, раскусили. Я люблю сеять хаос, вот и заколдовал собственный университет, чтобы вас, именно вас позлить! – Он прыснул, но тут же посерьезнел и уже нормально объяснил: – Прокладывают новые коммуникации, кое-что попортили и вовремя не перекрыли, случился казус. Занятия отменены, чинимся. Ух… как я замерз.
Все сходилось, теперь-то Марти должна была успокоиться. Саша улыбнулась, взяла подруг за руки покрепче и спросила:
– Тогда мы пока пойдем? Посидим где-то?
Володарский величественно кивнул:
– Считайте себя свободными людьми, до обеда точно, ну или езжайте сразу на Сухари, если следующие пары у вас там. Я вот рисковал жизнью, перетаскивая кое-какие печатные раритеты и добывая папку из кабинета! – Он осекся, пристальнее в них вгляделся. – Асенька, а что же вы грустите? Тоже заледенели, да?
Он так и ел глазами задумавшуюся Асю. Та ковыряла лед носком сапога. Она нехотя подняла глаза и потеребила красный широкий шарфик.
– Я просто вспомнила кое-что. Мой… один человек… неважно.
Тут и я сообразила, чего она так расстроилась. Они с Максом всегда ходили на каток зимой, могли кружить часами. Еще один спорт, который Ася полюбила не сама, еще один спорт, потерявший для нее смысл с отъездом Макса. При мне она швырнула коньки на антресоль и сейчас, когда выпал снег, отказалась доставать. На каток я хожу без нее. Вот и в разговоре с ректором лицо у нее стало такое потерянное, будто она вот-вот заревет. Еще ведь и Макс, дурень такой, не пишет и не звонит уже месяц – похоже, далековато уплыл. Предстоящие праздники будут для нас первыми без него. Не знаю, что вообще получится с этим Новым годом. Наказание какое-то.
– Саш, а вы замерзли? – спросил Володарский, когда они покинули здание и направились к воротам. Там уже парковалось несколько авариек.
– Ну… немного, – ответила та, поправляя меховые наушники. – Настоящая зима.
– «Крестьянин, торжествуя…» – начал было ректор напыщенно.
– Арсений Викторович, а вы что, не заняты? – бесцеремонно перебила Марти. Она сунула руки в карманы и двигалась на некотором расстоянии, точно боясь запачкаться. – Куда вы за нами идете? Мы на трамвай вообще-то.
Саше стало стыдно, но она промолчала, а для пинка Марти была недосягаема. Володарский – вот же терпение! – непринужденно рассмеялся.
– Да просто вдруг возникла мысль пригласить вас в симпатичную кофейню вон за тем домом, – он махнул на большую кирпичную новостройку. – Выпить чего горячего. А то я сегодня и не завтракал, так спешил, и, как уже сказал, закоченел как цуцик…
Тут Саша все-таки насторожилась: не чересчур ли? Ей не хотелось хамить, как Марти, но все же она осторожно, как можно более мирно уточнила:
– А вы со всеми студентками в кафе ходите?
Арсений Викторович только улыбнулся еще шире, не похоже, что обиделся:
– Если это лучшие силы института, полиграфии и вообще мира, почему не пойти-то? – Он рассмеялся, но спустя мгновение, оглядев лица «лучших сил», нахмурился: – Ну конечно, если устав университета запрещает ректору пить кофе со студентами и относит это к рангу асоциальных отношений, я абсолютно не хотел бы показаться навязчивым. Хотя опять же, поймите правильно: у меня дочь – ваша ровесница.
– То есть вы женаты? – напрямую поинтересовалась Марти. Не тем тоном, которым обычно спрашивала это у красивых мужиков.
– Нет, я один в этом мире, – скорбно произнес Володарский, закатывая глаза. – И дочь выдумал, чтобы вы потеряли бдительность. У меня только собака есть. Вшивая.
Саша прыснула: достойный ответ! Даже Ася засмеялась. А вот губы Марти нервно скривились. Она явно не собиралась сменять гнев на милость, с надеждой уставилась на громко звенящий в отдалении 27-й трамвай… Но ничего сделать не успела.
– Раз вы такой честный, мы можем составить вам компанию, – за всех сказала Ася. Лицо ее перестало быть таким грустным, и только это не дало Саше ее треснуть. – Ненадолго. Нам правда скоро ехать на СРЯ.
– Насря… – явно хотел как-то подростково-филологически сострить ректор, но покосился на Марти и благоразумно осекся.
Подмерзнув, все они прибавили шагу, болтать перестали. Пиная перед собой обледенелый комок земли, Саша сосредоточенно покусывала губы. Было… странно. Все выглядело мило, но ни фига она что-то не горела желанием пить кофе с ректором. Да и Марти продолжала тихонько психовать. Саша не понимала бреда, который Марти иногда несла – что ректор плохой, что он вообще не ректор, что это едва ли не сам Мефистофиль-Воланд-Борис Баденов из мультика про лося и белку. В голове роились тревожные мысли: как, откуда это? Травма после L., где ее напугал похожий мужик? Может, Марти там заболела или чем-то не тем привилась и это дало осложнение на мозг? А может, наследственное? Все-таки целая семья не то колдунов, не то… Шарлатанов с расшатанной психикой, вот тех самых, которые искренне верят в свою одаренность? О, как удобно было бы так думать. Но Саша не знала ни маму Марти, ни тем более ее старших родственников близко. Слишком любила подругу. И предпочитала не думать о ведьмовстве вообще. Даже не помнила, когда устранилась от этой стороны ее жизни – может, после истории с заброшкой, а может, и после давнего разговора в зоопарке.
«Макса тебе не видать».
А правда ведь. Неужели это так прищемило ей хвост?
– О капитан, мой капитан!..
Саша отвлеклась и покосилась на ректора, шепотом читающего Асе какие-то там стихи про мореходов, – вот же козел, нашел что читать! Но он так забавно округлял глаза, так заразительно изображал актера-трагика, так произнес «На палубе мой капитан погибший распростерт», что Ася слушала с явно искренним интересом, кивала иногда в такт. Не счастливая, но воодушевленная – неплохо. Как не хотелось, чтобы она снова загрустила, чтобы думала о катке! Саша попыталась взять за руку Марти. Та ненавязчиво отступила. Гадюка! Саша вздохнула, нахохлилась, но тут же, к своему облегчению, увидела золотисто-ореховую дверь с ранним, но очень симпатичным остролистовым венком. Прямо как из какого-то западного фильма.
Вообще-то Саша не любила кофейни с подобными венками, красными занавесочками и маленькими столиками, за которые не усядешься большой компанией. От них веяло для нее левым налетом элитарности и ненашести. «Смотрите, я веду светскую жизнь, пью кофе не как у всех и ем пирожные не как у всех!» Будто в Макдак – тоже «не наш», но родной и без выпендрежа! – только бомжи ходят. Было что-то искусственное в этих заведениях. Они напоминали кукольные домики, а официантки – Барби. Один плюс: внутри всегда сногсшибательно пахло вкуснятиной. Не подвела и эта кофейня.
Они сели – столик оказался вполне просторный, а на нем симпатичная ваза с ядрено-фиолетовыми крашеными розами. Володарский заказал пирожные и горячий шоколад – сразу четыре чашки, отказался брать деньги и заверил, что «все в счет будущих успехов, которые прославят институт». Какое-то время все молчали: Саша с Асей неловко, Марти – настороженно, а ректор с явным ожиданием. Вел он себя сейчас, кстати, вполне по-джентльменски. Не как когда жрал вонючие сухарики на зачислении.
– Ну, что скажете о потоке? Нравится учиться? – наконец поинтересовался Арсений Викторович, откидываясь на спинку стула. Не придумал лучшего способа начать светскую беседу.
– Очень, – честно ответила Саша. – Столько интересного изучаем!
Ася закивала, но в мирном русле утвердиться не вышло.
– Арсений Викторович, а вы все-таки со всеми студентами в кафе ходите? – не унималась Марти. – И всех угощаете? Вот прям так?
Она сидела напротив ректора, скрестив на груди руки, и с непроницаемым видом глядела в потолок. Саша не сомневалась: подруга и есть откажется, будет высматривать крупицы яда в каждой пироженке. Молчание не повисло снова только благодаря тому, что появилась официантка с заказом – чашками и блюдищем разных миниатюрных корзиночек, эклеров, безешек, картошек. Саша даже заколебалась в своем отношении к кофейням: ну красота же, каждое хоть фоткай и описывай потом в историях про принцесс.