Сфера рандома
Когда площадка опустела, с детской горки спрыгнул взъерошенный брюнет, в котором из интересного были только черная рубашка в белую подкову и начес Элвиса.
– Проваливай отсюда, – произнес он. – Подобру-поздорову.
Слова предназначались сидящему на ветке Синего Дуба ворону. Тот только раззявил клюв, хохотнул и нагло перелетел на гравий у детской «паутинки». Жирный. Похожий на пятно копоти. Просто крылатое чудовище. Но хотя бы более не способное обращаться в человекоподобную тварь.
– Не хочешь… – Парень сузил глаза. Темные провалы с красными точками в глубине. – Как хочешь.
Нога, обутая в высокий «камелот», легонько топнула. Площадка содрогнулась, «паутинка», как башенка из спичек, развалилась и грохнулась набок. Это произошло так нечеловечески быстро, что даже птичка улететь не успела. Какая незадача. Досада.
Парень приблизился к трупу и ткнул его подобранной веточкой. Дохлятина как дохлятина, завтра выкинут в мусорку, удивившись лишь размеру. И не скажешь, что древняя тварь, дружок самого Жеводанского Пса, веками нашептывавший гадости несчастным душам, а кое-кого вовсе доведший до ручки одним словом – «Nevermore!» Утрись, Валаар. Жаль, конечно, что долго птица дохлой не пробудет. Ну хоть праздники людишкам не испортит.
Вполне довольный, парень извлек из воздуха ярко-розовый зонт, раскрыл его и направился в сторону песочницы. Оттолкнувшись от ее бортика и прыгнув, он взлетел.
Вообще забыл, о чем собрался писать. Уходящий год really решил проверить нас на прочность. Как-то я заявил тут, что, может, ученым положены ангелы? А теперь вот думаю, что быть ангелами нужно взаимно. Друг для друга. По очереди. Иначе получается неблагодарная скотская игра в одни ворота.
Дэн так и уснул на диване в гостиной, коньяком от него пахло за несколько метров. Лева отрешенно смотрел в окно, а в голове его омерзительными жирными слизнями ворочались мысли. Да что же за дерьмо? Да как же так? Он, Ника, Крыс с его французским приятелем, да просто куча людей горбатятся как проклятые, пытаясь сделать мир чуть лучше и спасти хоть парочку жизней… а потом происходит вот это. Судя по описанию Дэна, его препода изувечили так, будто личную обиду затаили, а может, и затаили? Да нет, раз рядом тут же объявилась она. Ника. Со своим мутным мужиком. А значит, все эти смерти – тетка из цветочного, оппозиционные девчонки, тип, пытавшийся ограбить банк, Флорентийский – реально часть цепочки. И там кто-то еще был…
– Твою же мать, – пробормотал Лева, потирая лоб. Он всегда считал свою жизнь насыщенной, но маньяков там все-таки прежде не водилось. Еще Марти… Марти с этими сумасшедшими разговорами.
Чтобы отвлечься, он стал смотреть на Дэна – лицо тонуло в тени, но волосы слабо золотились в мерцании маленького углового ночника. Бедняга… сложно представить, что творится в его голове. Хм. А ведь он, Лева, тоже давно не навещал старых преподов, не звонил никому, не писал. Они поздравили его с летним успехом, с кем-то он поймался на конференции в Пекине, кто-то оставил рецензии на его статью. Но это все не то. Таких значимых взрослых вообще надо беречь. Они же с каждым годом чувствуют себя все более потерянными в мире, перекраиваемом под молодых, видно даже по отцу.
– Привет.
Он не услышал ни как повернулся ключ, ни как открылась дверь. Марти сняла сапоги и двинулась по коридору мягкими кошачьими шагами. Ее черный силуэт вырос на пороге.
– Ну hi, блудница, – прошептал Лева из своего глубокого кресла тоном заправского злодея.
– Думала, спишь, – отозвалась Марти. – О… – Она заметила Дэна, повела носом. – Не помешала? А где стриптиз? Вы оба просто благоухаете. По какому поводу бухали?
– А что ты вдруг вернулась? – парировал Лева с усмешкой. Скрывая радость.
Марти нагло напомнила:
– Кто-то же обещал мне кино каждый вечер. Так что вот.
Лева снова посмотрел на Дэна. Тот даже не пошевелился. Марти прокралась в комнату, остановилась рядом и принялась гладить «младшего братишку» по волосам.
– Сегодня не получится кино, – вздохнул Лева.
Марти нахмурилась. Пальцами с длинными черными ногтями она продолжала рассеянно зарываться в густые светлые волосы Дэна. Тот довольно замычал во сне.
– Перестань, разбудишь, – попросил Лева. – Пойдем на кухню. Поговорим. Может, даже домохозяйкой мне побудешь? Есть охота…
Марти хмыкнула, поцеловала Дэна в щеку и вышла – так же бесшумно, как вошла. Лева взял тетрадь, поднялся, у дивана тоже склонился над Дэном. Того сморило окончательно, зато лицо наконец снова стало спокойным. На бледной скуле живописно темнел след помады. Лева улыбнулся. Подумал, как же давно Дэн у него не ночевал. Место было, но, кажется, он стеснялся Марти, даже смотрел на нее как-то зашуганно. И с чего бы?
– Good night, – пробормотал он, накрыл Дэна пледом и, вырубив ночник, вышел.
На кухне Марти уже разделывала мясо, зверски орудуя длинным ножом; лезвие так и летало. Услышав шаги, она обернулась и бросила взгляд на тетрадь.
– Хм, думала, показалось. Правила нарушаешь? Мы же договаривались ее не выносить, – пожурила она, простерла вперед руку и затянула: – Гре-ешник.
– Я такой не один, – оправдался Лева, пристраиваясь за столом. – Уверен, ее и другие забирали.
Марти подняла брови, но промолчала. Закончила с мясом, обваляла его в травах и перцах, бросила на раскаленную сковородку – и кухня быстро начала заполняться приятными запахами. Сама жизнь, не то что всякие химикаты. Лева улыбнулся. Он не особо часто готовил сам, для него это – особенно соусы, маринады и выпечка – было отдельной, сложной наукой. Держать в морозилке пару пицц или стейков – другое дело.
– Зачем Даньку споил? – спросила Марти, переворачивая шкворчащие куски.
– Он сам, – вздохнул Лева.
– И зачем он спился сам?
Лева помедлил. Вот сейчас он понял, что не хочет сообщать ей о новом «шахматном» убийстве. Даже мысленно хлопнул себя по лбу: ненавидел и особо не умел врать. Марти выжидательно смотрела на него, поигрывая шумовкой. А потом просто бросила:
– Слушай, львы не мычат. Это просто смешно. Ника мне написала, пока ты там мурлыкал над ним… Уснуть не может, переживает.
– Так мурлыкал или мычал? – натянуто хохотнул Лева.
Ему не нравился вот этот взгляд, взгляд «Уж поверь, я поумнее тебя». Марти часто так смотрела, на большую часть человечества, но именно сейчас это почему-то не выходило игнорировать. Как сказал Кирилл? «Она обращается с тобой как с твоим сенбернаром?»
Она опять перевернула мясо, залила его вчерашним пивом и накрыла крышкой. Подошла и уселась напротив Левы, поставив локти на стол.
– Бедный Данька, он много рассказывал про этого учителя. – Лицо ожесточилось, она даже оскалилась. – Как я хочу убить эту мразь.
– Слушай, Марти, – опасливо начал Лева: погибать, так с песней. – Я, знаешь, примерно в теме, и насчет того, как героически вы с Крысом опять поступили в банке, и насчет твоих подозрений по поводу Никиного дела. И я согласен: это все, с фигурами, уже выглядит складно, но…
– Не надо, – отрезала она, безошибочно угадав окончание. – Ты ведь в таком случае помнишь, почему я к тебе убежала. Понимаю, ты хочешь все, как у вас в тусе сумасшедшей профессуры говорят, «рационализировать», вот только это тут…
– Не получится? Ну а заявление подать? – просто предложил Лева. – А напрямую с Никой обсудить? По мне так вполне себе рационализация. И даже если ты не права, глючишь, whatever, – он потрепал ее по руке, – помощь следствию.
Марти нервно усмехнулась, зачем-то повторив сквозь зубы последнее слово. А потом отдернулась и опять посмотрела на Леву как на сенбернара. Который описался.
– Ты прелесть. Но Ника и Алеф – опера. – Она сцепила пальцы в замок и хрустнула ими. – Похоже, ты не видишь главную проблему: они вообще не имеют права на самостоятельные следственные действия и получают доступ к местам преступления только потому, что у Алефа куча блата с совковых времен. Опера по особо тяжким, да не обманут тебя сериалы, Лёв, работают не как их левая нога захочет, а на следаков прокуратуры, которые дают соответствующие запросы. А ни один следак – потому что, прости, прокуратура ненавидит лишнюю работу – не горит пока ловлей маньяка. Там не хотят объединять дела, несмотря на фигурки. Ну и потому что некоторые убийства всем вообще на руку. – Ее голос немного дрогнул. – Подумаешь, бандюга. Оппозиционные девочки. Режиссер, который загнивающему Западу продался. Некому мне заяву писать, Лёв. Да и доказательств нет. Только и остается каждый день видеть ту мерзкую рожу.
– Да, fuck, – в который раз за сегодня простонал Лева, вспомнив деталь из записи Дэна: как жирно наехали на Нику, обозвали еще… Вот почему. У нее нет прав.
– Ладно. – Марти отмахнулась. – Забей, это вообще не твоя проблема, давай лучше выпьем. Есть что-нибудь?
– Есть вино, – буркнул Лева. Слова «не твоя проблема» отдавались в голове усталым голосом Крыса. – Бутылка на подоконнике, вчера принес.
Марти поднялась и пошла к окну знакомой, слегка плывущей грациозной походкой, точно внутри у нее играла какая-то своя пластинка и точно не было только что длинной, злой, отчаянной отповеди о чужой безнаказанности. Лева украдкой наблюдал. Марти взяла бутылку, выудила из ящика штопор: давно знала, что где на этой кухне лежит. Наконец вытащила из шкафчика бокалы и нежно ухватила за тонкие стеклянные ножки.
– Не боишься понизить градус? – спросила она, останавливаясь у стола. – Вы явно квасили что-то посерьезнее, пока меня не было.
Лева приподнял брови. Она усмехнулась и, шустро вскрыв бутылку, разлила вино.
– Чего бояться, правда. У тебя хорошее бухло, а от хорошего бухла плохого не жди.
Они чокнулись. Марти сделала несколько глотков.
– Вкусное. Напоминает то, которое мы пили в L., когда были хоть какие-то силы.
– Французское.