Диагноз
Шел третий день нового года. Начались каникулы. Для школьников — не для учителей. С утра учитель истории девятой новочебоксарской школы Вячеслав Николаевич Потемкин был на работе: политчас, методическое совещание, оборудование кабинета к предстоящим урокам.
Потом наступил обеденный перерыв. Учителю было не до обеда: болела двухлетняя дочь. Жил он тут же, в школьном дворе: крохотная квартирка при учебной теплице служила временным пристанищем, ее дали, чтобы только не потерять нужного школе специалиста. Подходила очередь на благоустроенное жилье: молодая семья готовилась к новоселью.
Вячеслав Николаевич примчался домой проведать свою Олесю. Я говорю «примчался» не потому, что это первое слово, пришедшее в голову, он действительно был непоседа, вечно куда-то спешил, даже по лестнице не шел, а бежал…
Примчался — дочери не полегчало: простудилась на сквозняке. Нужен врач!.. Телефона в квартире нет, да и был бы — не дозвониться. «Я мигом слетаю!» — сказал уже на ходу. «И купи молока!» — крикнула вдогонку жена.
Обычно так: девочка в детском саду, жена — на работе. Сегодня осталась с Олесей. Вроде бы дело обычное, какая мать не выхаживает больного ребенка? Да работа у Валентины Геннадьевны необычная — она диктор Чувашского телевидения. Все мысли там, в студии: найдут ли замену? Через несколько часов передача.
Девочка плакала: болело горло. Взяла ее на руки, прижала к себе, успокоила: «Папа принесет молока, выпьешь теплое с медом…»
Прошел уже час. Мужа не было. Раздался стук в дверь. У мужа есть ключ, он стучать не стал бы. Сердце сжалось. Вроде бы не с чего. И все-таки сжалось. Бросилась открывать: «Кто там?» — «Свои!»
Женщина, почти незнакомая. На лице — испуг. «Скорее беги! Слава валяется на земле…» «Где?!» — «У кафе…»
Кафе поблизости только одно, называется «Русский чай». Как раз напротив гастронома. Метров триста, не больше.
Возле кафе не было никого. Только несколько капель крови на покрытом снегом асфальте. Какая-то женщина узнала ее: «В больницу уже повезли. На зеленом «Москвиче», номер я записала».
В приемном покое мужа не оказалось. Зеленого «Москвича» не было тоже. Валентина Геннадьевна бегала по коридорам, спрашивала больных, нянь, сестер: не видели случайно высокого, молодого, в коричневой куртке?.. Кто-то ответил: не тот ли, который в травматологии? Сидит недвижим…
Сидит… Слово, в котором надежда. Сидит — не лежит. Он! Скрюченный, с упавшей на грудь головой… Изо рта течет кровь… Пол тоже в крови…
Окликнула — не отвечает. «Что с тобой?..» Молчит. Боялась пошевелить. Только гладила по опущенной голове: «Скажи хоть слово…»
Какая-то женщина открыла дверь в ординаторскую: «Где врач? Разве не видите, человеку плохо». «Человеку? — переспросил вышедший в коридор молодой доктор. Из-под кокетливо сдвинутой набок белой шапочки красиво гляделась щегольская прическа. — Пьяниц не лечим». Это был заведующий отделением травматологии Василий Иванович Старшов, накануне отметивший свои 30 лет.
У Валентины Геннадьевны не было сил спорить. Будь ситуация не столь драматичной, она конечно же рассказала бы, чем занимался ее муж весь этот день. Сейчас смогла только вымолвить: «Слава не пьет… Вообще…»
В ответ услышала хохот — он в ушах до сих пор: «Не пьет?! Да вы посмотрите: он лыка не вяжет. Того и гляди, грохнется на пол. А еще учитель, историк…» «Кровь…» — произнесла Валентина Геннадьевна, вытирая платком новую струйку из носа. «Ну и что?! — Врача кровь не смущала, чего-чего, а крови он навидался. — Пьяный, упал, ударился…»
Что было дальше? Об этом расскажет она сама.
«…Слава действительно свалился на пол… «Забирайте своего любимчика домой», — заявил мне врач и ушел… Мне стало нестерпимо стыдно, что это происходит у всех на глазах и над нами смеются. Я видела только одно: Славе плохо, очень плохо, и поэтому мысль о том, что за эти тридцать — сорок минут он мог где-то напиться, вообще не шла в голову… Врач вышел снова и сказал: «Или вы его забираете, или сейчас приедут из вытрезвителя…» Они появились минуты через две — видимо, врач их вызвал давно. Я стала умолять не забирать Славу, попросила довезти до дома. Прибывший мужчина ухмыльнулся: «Не подать ли вам карету?» Один молодой человек, ожидавший очереди к врачу, согласился мне помочь. Мы волоком тащили Славу напрямик, через канавы, чтобы сократить путь… Метров через восемьсот этот молодой человек сказал, что больше не может… Стало темнеть. Я обращалась к прохожим… Наконец нашлась добрая душа: какой-то мужчина помог мне… Едва добрались до дома, а там уже милиционер: пришел снимать допрос. Требовал: подпишите, что муж был пьян. Я плакала: подпишу что хотите, только спасите его. Милиционер сказал, что это не по его части… Муж вообще уже ни на что не реагировал… Дома оказалась моя сестра, я послала ее за «скорой»… Около восьми вечера мужа доставили в ту же больницу, из которой его вытолкнули. Поместили в отделение реанимации… Диагноз мне не сообщили, сказали только: он уже на операционном столе. Операция длилась всю ночь, и всю ночь я простояла под окнами. Так ничего и не узнала. Один из врачей сказал только, что алкоголя в крови не обнаружено. Я не знаю, что происходило там, за плотно закрытыми дверьми. Лишь на третьи сутки мне сказали: «Славы больше нет…»
Тощее уголовное дело лишает этот трагический детектив малейшей неясности.
Выйдя из детской поликлиники, Потемкин встретил брата жены, Валерия Краснова, и оба они поспешили в магазин, который уже закрывался на обед. Путь лежал через узкий проезд: общий для пешеходов и для машин. Зимой от наледи и снега он становится еще уже.
Как раз в это время на улицу выруливал зеленый «Москвич»: директор детско-юношеской спортивной школы Александр Сановников и тренер по боксу мастер спорта Владимир Курегешев, отобедав в кафе, вернулись к ожидавшей их служебной машине. Чтобы ее пропустить, Потемкину и Краснову пришлось зайти в снег: иначе не разминуться. «Москвич» обдал их грязью.
Возможно, Потемкин поскользнулся. Возможно, стремясь сохранить равновесие, он схватился за двигающуюся «опору» — кузов машины. Возможно, просто стукнул в сердцах по багажнику: слишком уж вплотную, почти касаясь пешеходов, она шла. Так или иначе, рука учителя коснулась машины. Одна из шедших поблизости женщин подтвердила: услышала легкий стук.
Слово этой свидетельнице — Таисии Максимовне Платоновой: «Около кафе «Русский чай» я увидела отъезжавшую машину «Москвич». Навстречу ей шли двое мужчин. Одного из них я узнала: это был Потемкин — учитель моей дочери. Мужчины дали дорогу машине. Когда та поравнялась с ними, я услышала стук, словно закрыли багажник. Машина резко рванула назад, из нее выскочил водитель и, ни слова не говоря, ударил Потемкина по голове, отчего тот упал как подкошенный. После удара у Потемкина пошла кровь из носа и уха…»
Это выражение — «упал как подкошенный» — употребят еще три очевидца: Комарова, Тимофеева и Чебукова. И добавят: уложив одного, воспитатель юных спортсменов — по всем правилам «вестернов» — тут же принялся за второго, но Краснов устоял…
«Что вы делаете?! — закричала Платонова. — Это же учитель. Он учит ваших детей».
Крик ее практического значения уже не имел: распростертое тело Потемкина недвижимо лежало поперек проезда. Из машины вылез наконец боксер Курегешев — на помощь другу. Вдвоем они «противника» легко одолели бы, да уже собралась толпа, и из дома напротив — там опорный пункт охраны порядка — спешил милицейский наряд.
Только тут Сановников понял, как видно, что ситуация осложняется. Он наклонился над жертвой, расстегнул ворот рубашки, стал тереть Потемкину грудь. Краснов оттаскивал его, кричал: «Не трогай!» Потом Сановников скажет: «Напарник бандита мешал мне оказывать первую помощь». И верно — мешал…
Несколько женщин протянули майору милиции А. Н. Григорьеву (он был старшим по званию) бумажки со своими фамилиями и адресами, чтобы дать впоследствии показания. Майор бумажек не принял, сказал: «Зачем собрались? Расходитесь!»
Не разошлись. Потемкин продолжал лежать на земле. Из толпы раздался голос случайно оказавшейся здесь Зои Георгиевны Кондратьевой — она по профессии фельдшер: «Истуканы, чего стоите?! У него же череп проломлен! Везите скорее в больницу…» Запомним: только по внешнему виду фельдшер — не врач! — тотчас поставила диагноз.
«Грузи! — приказал Григорьев Сановникову. — Добрось до больницы».
Сановников и Курегешев стали «грузить». Недвижимое тело не поддавалось. Да и дверь «Москвича» не слишком-то широка.
«Давай подтолкни!..»
Они толкали, толкали. Краснов кричал: «Вы не повезете! Не дам!» Его оттащили. Потом Сановников скажет: «Второй бандит продолжал мешать доставке в больницу…»
Краснова втолкнули в машину милиции, Потемкина повезли Сановников и Курегешев. Напрасно, я думаю, метался Краснов, не доверяя тем, кто увез близкого ему человека: хуже они сделать уже не могли. Дорого, наверное, дали бы, чтобы вернуть его к жизни, да, увы, это было им не дано.
В больнице Сановников сдал «груз» дежурному врачу Старшову. «Подобрал на улице пьяного», — объяснил он. «Пьяных не к нам», — запротестовал врач. «Мне милиция приказала», — возразил Сановников и исчез. ТЕЛЕФОНОГРАММА В МИЛИЦИЮ:
«…С носовым кровоподтеком и в алкогольном опьянении в травмопункт обратился (!) Потемкин В. Н., преподаватель средней школы № 9… После оказания медпомощи (так и написано! — А. В.) отпущен домой».
Запись в медицинской карте травмопункта:
«На прием доставлен попутной машиной. Со слов водителя, подобран на улице… Диагноз: алкогольное опьянение, носовое кровотечение. Больной отправлен домой в сопровождении жены».
Поползли слухи: любимец детворы, один из лучших учителей города, в недавнем прошлом секретарь райкома комсомола напился средь бела дня, ни за что ни про что напал на чужую машину, набросился на водителя, скандалил и дрался, угодил в вытрезвитель. Своего «авторства» Сановников и не думал скрывать. Наоборот, ждал сочувствия: пострадал от рук хулигана…