План надо выполнить, это для всех очевидно, но цифра, превращенная в фетиш, дает потери необратимые. Непроданную обувь на самый худой конец можно превратить во вторичное сырье, а во что превратить молодого специалиста, получившего диплом только ради красоты статистической рубрики? Об этом очень точно написал московский врач Л. Рябинин:
«Мы пожинаем сейчас многолетнее слепое преклонение перед цифирью, которой придавали почти мистическое значение. Довести студента до диплома любой ценой, во что бы то ни стало, считалось «делом чести» любого института. Выдачей диплома миссия института заканчивается, а скольким людям наш «дипломант» принесет горя и боли — это статистика не учитывает. Нет в статистике такой графы… А уж с дипломом он просто кум королю! Попробуй выгони его с работы… Черта с два: у него право на труд…»
Право на труд — священное социальное завоевание народа, гордость общества, где никому не приходится думать о куске хлеба. Но, к сожалению, нет на свете такого права, которым нельзя было бы злоупотребить.
Почему, в самом деле, пьянчугу и хама с медицинским дипломом должно ограждать великое право на труд? Разумеется, право на труд есть даже и у него. Но на какой? Неужели диплом навеки делает его лекарем, если, пусть и с опозданием, станет ясно, что он не может сострадать человеческой боли? Неужели его сугубо формальные и весьма сомнительные права нам дороже интересов тех, ради кого этот диплом вообще существует?
Напомню, никто не может быть лишен полученного им диплома, и, стало быть, кому-то неизбежно придется лечиться у врача, от которого впору бежать, а не ждать облегчения. Это место в очерке жестоко разочаровало многих читателей. И мне тоже кажется, что такое благородство по отношению к тем, кто его недостоин, противоречит общественным интересам и морально растлевает людей, выбирающих профессию по своей прихоти, а не по призванию, не по способностям и возможностям.
Читатели не ограничились лишь выражением своих чувств по поводу этой очевидной и опасной несправедливости, они искали конструктивное, практическое решение, напоминая о том, что «внести поправку в действующие законоположения, если она подсказана жизнью, не только право, но и долг компетентных инстанций» (полковник в отставке И. Н. Баранов, Киев).
Профессор В. М. Удод предполагал создать аттестационные комиссии, которые, наряду с другими функциями, имели бы право лишать или предлагать лишить права на самое гуманное, профессионально особое действие — лечить больного, сострадать ему и словом и делом… Доктор Г. И. Зубрис (Херсон) предлагал во всех больницах, клиниках, амбулаториях образовать советы врачей с широкими правами, в том числе и с правом отстранять коллегу от практического врачевания. Заместитель главного врача больницы Е. И. Цуканов (Рига) предлагал при этом учитывать мнение больных, ибо «бездушное отношение к больным является достаточным основанием для запрета на профессию». Читатель Б. В. Ломан (Подольск Московской области), полагая, что «нарушение присяги врача должно рассматриваться как грубый отход от врачебной этики и строго караться», предлагал в этой связи возродить такой высокоавторитетный орган, как суд чести, «членами которого являлись бы наиболее уважаемые коллеги отступника. Приговор же суда (вплоть до лишения врачебного диплома и права заниматься делами, относящимися к сфере здравоохранения, без ограничения срока или даже передачи дела в следственные органы) должен иметь непререкаемую юридическую силу».
Однако большой читательский разговор отнюдь не свелся к обсуждению вопросов только врачебной этики. Как справедливо заметила доцент кафедры философии Харьковского университета В. А. Ковалева, «разве менее нравственно ущербны и общественно опасны бездушные, бездуховные педагоги и юристы, тренеры и воспитатели детских коллективов, бездумные экономисты, инженеры и градостроители?..».
Особенно близкую аналогию с тем, что касается нравственных критериев медицинской профессии, многие видят в профессии педагогической. «В принципе любая профессия требует того, что называется призванием, — писала мне известная переводчица, член Союза писателей СССР Тамара Владимировна Иванова. — Но в профессиях врача и педагога призвание категорически необходимо. От врача зависит жизнь, от педагога — судьба, то есть, в сущности, тоже жизнь. Равнодушный педагог — это бедствие, педагог с деформированной нравственностью — бедствие вдвойне».
Та же мысль содержалась в очень многих письмах (наиболее доказательно и последовательно отстаивал ее ветеран войны и труда С. Л. Двоскин из гор. Гродно). Причем как Т. В. Иванова, так и другие авторы убеждены в том, что надежной преградой на пути случайных людей в медицине и педагогике мог бы стать более разумный, более умелый отбор абитуриентов, а не запоздалые меры «хирургического» порядка: лишение диплома, изгнание с работы и т. п.
Теперь мы подошли к вопросу, пожалуй, самому сложному — его касаются девять из каждых десяти читателей, откликнувшихся на очерк «Кислородное голодание». Здесь мы можем лишь его обозначить, не вдаваясь во все многообразие и неоднозначность его граней: это тема для совершенно самостоятельного обсуждения — делового, обстоятельного и спокойного. Но тот факт, что очерк, посвященный совсем иным вопросам, вызвал потребность у такого количества читателей эту проблему решить, весьма красноречив.
Наиболее четко и резко этот вопрос был поставлен в письме минчанина Б. Козловского: «Не пора ли полностью отказаться от конкурса отметок на вступительных экзаменах? Ликвидировать вообще отметки, которые ни в малейшей мере не определяют призвание и способности, а найти другой, более современный, соответствующий сегодняшним научным критериям принцип отбора? Не использовать ли положительно себя зарекомендовавший опыт тех стран, где прием в вузы осуществляется не по отметкам на вступительных экзаменах? Тогда успешно сдавшие экзамены прохиндеи, зубрилы и невежды, не говоря уж о мерзавцах, не смогли бы стать студентами, а потом специалистами… Сейчас, когда мы смело ломаем отжившие каноны, стереотипы и схемы, когда осуществление научно-технического прогресса поставлено во главу угла, надо ли нам цепляться за устарелое лишь потому, что все мы к нему привыкли?»
Вопросы, поставленные Б. Козловским, наглядно иллюстрируют другие читательские письма. Вот два из них.
Первое написал читатель из Москвы, подписавшийся так: «Вечный абитуриент Михаил Шоташвили». Письмо очень большое, привести его даже в выдержках нелегко. Автор рассказывает о том, что решил стать врачом еще в девятом классе и не изменил своему выбору до сих пор, несмотря на шесть неудачных попыток поступить в мединститут. Каждый раз для поступления «вечному абитуриенту» не хватало одного балла. Он давно уже семьянин, отец двоих детей, не один год проработал фельдшером и санитаром и по сей день продолжает работать на «скорой помощи», с отличием закончив медучилище. Он резонно спрашивает: почему тройка по физике на вступительных экзаменах мешает ему поступить в институт, а та же тройка в самом институте ничуть не помешала бы стать врачом? Свою преданность медицине и нужность ей он уже доказал годами труда, а не словами, но станет ли он врачом? Что выиграло общество, захлопнув перед ним двери медицинского вуза?
«Почему достаточно иметь хороший вступительный балл, чтобы тебе доверили жизнь и здоровье людей? — спрашивает московский инженер Л. И. Соколов. — Разве балл может выявить талант милосердия? С хорошим баллом запросто попадают в институт люди черствые по натуре, а то и просто аморальные, но из-за недобранного балла остаются за бортом те, кто судьбой предназначен для врачевания. Маму в больнице после тяжелой операции буквально выходила молоденькая медсестра, руки у нее золотые и душа. Стать врачом — мечта ее жизни. Четыре года подряд она поступает в мединститут, и четыре года ей не хватает одного балла. Сколько теряет наше здравоохранение из-за нехватки таких вот подвижниц? А сколько способных молодых людей, в основном с периферии, не могут пробиться в столичный вуз: репетиторов столичных где им взять?»
Этот последний вопрос заставил меня вспомнить другие письма, полученные совсем по другому поводу. Там ставится вопрос — вполне справедливо, на мой взгляд, — о нелепости ситуации, при которой натасканный репетиторами абитуриент оказывается в заведомо более привилегированном положении, чем тот, который этого «допинга» лишен. В силу иных материальных возможностей хотя бы… Чувство социальной справедливости не может быть в этом случае не задето.
Теперь я смотрю на ту же проблему с другой стороны. С другой стороны, но — с тем же конечным выводом… Разве репетитор дает знания? Нет, он облегчает сдачу экзаменов. «Готовлю к поступлению в вуз» — вот традиционный текст объявлений о репетиторстве. Кому нужен репетитор, углубляющий знания? Нужен такой, который искушен в нехитрых секретах приемных комиссий, кому ведомы усредненные требования экзаменаторов. Такой, кто упредит коварные их вопросы, угодит их вкусам, их ожиданиям, их рутине. Набивший на этом руку и тренирующий в том же духе своих питомцев.
Я ничего не имею против этих людей, берущих деньги (мы тратим на репетиторов много десятков миллионов рублей ежегодно) за свой труд. Но труд, по моему убеждению, общественно никчемный. Потому что единственный его результат — умело сыграть в игру под названием «конкурс». Не конкурс знаний, а опять-таки цифр, на этот раз именуемых красиво и звонко: проходной балл.
Мне понятен такой конкурс, к примеру, в спорте, где цифра — объективная реальность и, собственно, цель любого соревнования: прыгнуть на столько-то метров — есть выигрыш, а на столько-то — проигрыш; набрать столько-то очков и стать чемпионом, набрать столько-то — и не стать. Но какой объективной реальностью является тройка по химии на приемных экзаменах, даже если она сама по себе, как действующее пока еще мерило ответа, добросовестна и честна? Что именно эта тройка определяет? Какие способности выявляет? Любовь к труду и учебе? Преданность избранной специальности? Гибкость ума? Щедрость души? Меру подготовки к овладению профессией? Или это всего-навсего весьма зыбкая и субъективная условность, позволяющая одного принять, а другого отсеять? И я тоже спрошу вслед за Б. Козловским: почему же в странах, отнюдь не самых отсталых в научно-техническом отношении, от конкурсных отметок в вузах давно отказались? Может быть, не стоит цепляться за старое и отжившее? И изобретать заново велосипеды, может быть, тоже не стоит? Не присмотреться ли к чужому, успешном