[474]. Возможной проблемой было и сотрудничество многих русских с японцами в военные годы, хотя на деле австралийские иммиграционные службы в большинстве случаев просто не желали ничего об этом знать[475].
Однако все эти волнующие вопросы отпали, как только Австралия согласилась принять большое количество шанхайских русских, эвакуированных в 1949 году на Тубабао, и даже тем, кто остался в Шанхае, часто удавалось получить визу на основании личного поручительства – чаще всего от родственников и друзей, перебравшихся в Австралию ранее. Русско-еврейские родственники Дмитрия Шамшурина несколько лет подыскивали место, куда можно уехать, и в конце концов нашли в Брисбене семью, которая вызвалась за них поручиться, и отбыли туда в 1950 году. Сэм Мошинский уехал в октябре 1951 года благодаря поручительству друзей семьи в Мельбурне, а остальная родня последовала за ним в марте 1952-го. Нина Черепанова, чей первый муж, казак, был арестован и сгинул в лагерях, смогла приехать в Брисбен с новым мужем по приглашению своей сестры, которая въехала туда в 1952 году. Лидия Ястребова была так привязана к прославленной харбинской балерине и балетмейстеру Елизавете Квятковской, что выступила поручительницей и организатором ее эмиграции в Австралию. Квятковская представляла собой довольно диковинное зрелище: она вышла из женского монастыря, где прожила некоторое время, но продолжала носить черные монашеские одеяния. Последние годы жизни Квятковская провела в доме престарелых для русских в Сиднее и была погребена на русском кладбище[476].
Тубабао – неосвоенный тропический остров Филиппинского архипелага – стал для русских шанхайцев неожиданным местом пребывания, да и участие IRO в организации их переселения туда оказалось несколько неожиданным, поскольку ее деятельность в Азии заключалась главным образом в помощи европейским евреям, вынужденным бежать от Гитлера. Решение IRO эвакуировать тысячи русских из Шанхая было принято под воздействием почти панического страха: в ту пору китайские коммунисты уже приближались к Шанхаю, и его падение (последовавшее в мае 1949 года) казалось неизбежным. К тому же на это решение наверняка повлияло успешное давление со стороны неуравновешенного казака Григория Бологова, председателя Объединения русских эмигрантов: в какой-то момент переговоров он вынул пистолет и грозил застрелиться на месте, если его требования эвакуировать русских не будут выполнены. Возможно, в IRO сочли, что для русских близкий приход коммунистов представляет особую опасность, потому что некоторые из них имели обширные связи с различными иностранными разведслужбами. Как бы то ни было, IRO дала убедить себя в том, что эвакуация необходима и начать ее нужно как можно скорее[477].
Поскольку найти долговременное пристанище в кратчайшие сроки было невозможно, правительство Филиппин уговорили принять шесть тысяч русских из Шанхая самое большее на четыре месяца, пока IRO будет вести переговоры с разными странами о возможности их дальнейшего переселения. Отбор кандидатов проводило Объединение русских эмигрантов под руководством Бологова при минимальном участии IRO[478]. Из 5 500 белых русских, эвакуированных на Тубабао, некоторые были давними шанхайскими жителями, а иные перебрались в Шанхай лишь недавно из других центров русской эмиграции вроде Харбина и Тяньцзиня. Подавляющее большинство (87 % группы) составляли этнические русские, остальная же часть складывалась из представителей других национальностей бывшей Российской империи: украинцев, поляков, татар, латышей и прочих, лишь с одним заметным исключением – евреев там не было почти ни одного[479]. А так как в шанхайской русской общине насчитывалось немало евреев, желавших эмигрировать (в остальных случаях и являвшихся главными объектами опеки IRO), то легко предположить, что процесс отбора кандидатов держали в своих твердых руках люди Бологова.
Для первой партии русских, прибывших из Шанхая, Тубабао приготовил весьма неприятный сюрприз: остров оказался совершенно непригодным для жизни, к тому же дождь лил как из ведра. Руководитель группы, генерал Константин Клуге, бывший полковник Императорского генерального штаба, счел это за издевательство и отказался высаживать на берег женщин. Клуге отослали в Манилу, и оттуда он уже не вернулся, на смену ему вскоре приехал задержавшийся в Шанхае Бологов[480]. По счастью, среди переселенцев было несколько умельцев-инженеров, выпускников Харбинского политеха, и они быстро построили хижины, а потом возвели и две церкви, школу и больницу[481]. Молодежи все это показалось первоклассным приключением (наверное, с годами впечатления стали только ярче): Гэри Нэш вспоминал, что остров «походил на большой летний лагерь». Спустя много лет мемуаристы с восторгом описывали, как ставили палатки в джунглях, как любовались экзотической флорой и фауной, плавали в теплом море, смотрели фильмы, предоставленные IRO. А еще танцевали по вечерам под музыку бывшего полицейского оркестра шанхайской Французской концессии, сорок пять участников которого вместе с дирижером оказались среди беженцев и жили в «Квартале музыкантов» нового поселения на острове. В составе группы, приплывшей на Тубабао, были и члены многочисленных русских скаутских организаций Шанхая (они поселились в «Скаутском квартале»), скаутские игры стали главным развлечением молодежи: в итоге в отряды записалось около 400 мальчиков и девочек, а среди скаутмастеров были Михаил Плеханов и Анатолий Коновец (оба со временем станут видными деятелями русского скаутского движения в Австралии)[482].
Но не все 5 500 русских, вывезенных из Шанхая на Тубабао в первые месяцы 1949 года, были молоды. Напротив, в составе группы оказалось куда больше людей старше сорока лет, чем IRO и национальные отборочные комиссии были готовы принять для переселения в Европу. Индексы трудоспособности тоже оказались значительно ниже того уровня, которого ожидали от потенциальных иммигрантов австралийские отборочные комиссии, а еще среди беженцев были проститутки, наркоманы и алкоголики. Из старшего поколения многие в прошлом были «белыми воротничками» и не желали заниматься тяжелым физическим трудом, хотя готовность к нему не только считалась желательной с точки зрения вероятности получить статус мигранта, но и была чрезвычайно востребована для обустройства лагеря на острове. «Эта группа из-за ее состава и из-за прошлого ее участников стала одной из самых трудных для IRO, – так писал официальный историк этой международной организации. – Пожилые члены группы все еще лелеяли надежду на победное возвращение в Россию; и очень многие держались за идею, что, раз они раньше всех бежали от большевиков, значит, весь мир перед ними в долгу»[483].
В группу каким-то образом просочилось несколько человек с просоветскими взглядами[484], но в целом в русской общине на Тубабао подавляющее большинство придерживалось антикоммунистических убеждений, чего и следовало ожидать, учитывая, что отбором кандидатов занимался Русский эмигрантский комитет. Что характерно, антикоммунисты разбились на политические фракции – главным образом, на монархистов и солидаристов, то есть сторонников эмигрантской организации НТС (антисоветской, но не монархической). У НТС был на острове свой официальный представитель – Анатолий Коновец из Тяньцзиня, по подписке можно было получать энтээсовский журнал «Посев». В дальневосточной прессе иногда писали, что Тубабао сделался средоточием «интриг и махинаций Ватикана и американских разведслужб», а Бологова и его сотоварищей называли «агентами гоминьдановской разведки». Независимо от того, был ли связан Бологов с какой-либо разведкой или нет, он сделался постоянным раздражителем для IRO из-за стремления всюду насаждать свои порядки и из-за упорной привычки писать иностранным правительствам и международным организациям петиции и обличительные доносы. Он «постоянно пытался управлять лагерем по своему усмотрению и всячески противодействовать начальнику лагеря, капитану Кумзу», – жаловался один сотрудник IRO[485]. Другим источником постоянного беспокойства был архиепископ Иоанн. Он прибыл на остров в апреле 1949 года с группой русско-китайских сирот без каких-либо документов, а в июле просто бросил их одних, уехав с Тубабао, чтобы убеждать США принять русских иммигрантов[486].
Поскольку Тубабао был лишь промежуточным пунктом, IRO нужно было найти для русских какую-то страну, которая дала бы им постоянное пристанище как иммигрантам. Австралия поначалу не проявляла к ним никакого интереса, тем более что в министерстве иммиграции были большие сомнения относительно моральной устойчивости шанхайских русских. Вплоть до середины января 1949 года официальная политика страны не разрешала прием русских или русскоязычных евреев из Шанхая сверх символического количества; и потому Австралия наотрез отказалась предоставлять шанхайским русским даже временное убежище. Однако во внутренней политике произошел внезапный поворот, ставший потрясением для министерства иммиграции, и 15 февраля 1949 года в Канберре было объявлено о решении принять неопределенное количество русских шанхайцев в качестве постоянных иммигрантов[487]. Так Австралия стала первой – а на некоторое время и единственной – страной, которая сделала этим беженцам заманчивое предложение