Конечно, русская диаспора была по-настоящему немыслима без внутренних распрей, и в 1952 году меньшинство членов клуба, среди которых был Борис Домогацкий, восстала против «замкнутого характера» клуба, «отсутствия твердой национальной линии, неумения представить русских антибольшевиков перед австралийскими народом и властями», а также затягивания ремонта после пожара, случившегося в 1951 году. Вернули на работу «опытного и энергичного заведующего» Хохлова, многолетнего председателя клуба (который, по-видимому, ранее сложил с себя обязанности)[653]. Другой конфликт произошел в 1953 году, когда контроль над клубом безуспешно попытался захватить Русский антикоммунистический центр[654].
Клуб продолжал проводить различные культурные мероприятия и встречи: занятия для молодежной группы, уроки русского языка для детей, концерты балалаечников и домристов, выступления казачьих хоров, джазовые концерты и театральные постановки. В 1949 году молодежную группу возглавил Василий Куликов, бывший студент университета, растившего кадры для Гоминьдана в Китае. Выступала в клубе театральная труппа Василия Томского, созданная еще в Харбине. Один молодой ди-пи, приехавший в Сидней в 1953 году, попал в клуб на концерт, на котором выступали Мики Кэй (Дмитрий Киреевский) и «большой меланхоличный Серж Ермолл пел свои романсы, написанные им когда-то для известного Александра Вертинского»[655]. Игорь Смолянинов, бывший военнопленный и перемещенное лицо, который приехал в Австралию в 1950 году в возрасте тридцати лет, вспоминал клуб как место, где можно было «„забить козла“ (широко известное название игры домино), попивая пивко, послушать какой-нибудь доклад на родном языке. С некрасовским пониманием оценить достоинства солидных русских дам и фривольно помечтать, послушать последние свеженькие сплетни». Как докладывал в 1952 году в Москве один тайный советский агент (агитировавший за репатриацию), подавляющее большинство завсегдатаев «белогвардейского русского клуба» в Сиднее составляли бывшие перемещенные лица, но перемещенные лица вроде Смолянинова посещали не только белый клуб, но и конкурировавший с ним красный. Пока клуб находился на Джордж-стрит, он не имел разрешения на торговлю спиртным, но выпивку можно было купить в ирландском пабе по соседству. Субботними вечерами в клубе устраивались танцы: Гэри Нэш, встретивший там в начале 1950-х годов свою будущую жену Марину, вспоминал «маленький зал с лампами под абажурами, на которых были нарисованы [императорские] гербы с двуглавым орлом»[656].
К началу 1950-х годов помещение клуба на Джордж-стрит стало слишком тесным, к тому же пострадало от пожара, так что необходимо было перенести его в какое-нибудь другое место. Выбор пал на Стратфилд – и не случайно, ведь там строился новый православный собор, и многие русские переселялись поближе к нему – снимали комнаты и квартиры. Николай Хохлов и другие заведующие решили купить поблизости здание под будущий клуб и нашли подходящий объект по адресу Альберт-роуд, 3. У Хохлова был магазин в Бэнкстауне, милях в пяти, но в 1957 году он купил себе дом в Стратфилде и в том же году открылся клуб на Альберт-роуд. К 1960-м годам руководство клубом перешло к группе китайских русских. На протяжении почти всех 1960–1970-х и отчасти 1980-х годов председателем клуба был уроженец Шанхая Игорь Нестеров, сын бывшего белого офицера флота, ставшего затем предпринимателем, а исполнительными секретарями клуба в 1960–1970-е годы были (по очереди) Михаил Чуркин и Никифор Трескин. Чуркин, очередной бывший студент китайского университета, готовившего кадры для Гоминьдана, держал в Сиднее мебельный магазин. Трескин, приехавший в Австралию из Урумчи через Шанхай, был известен тем, что взял банковскую ссуду и добился для клуба устойчивого финансового положения приблизительно в пору переезда клуба в Стратфилд, а еще приобрел лицензию на торговлю спиртным и установил в помещении клуба игровые автоматы[657].
В столичных городах других австралийских штатов тоже работали свои русские клубы. Старейшим был клуб в Брисбене, основанный еще в 1920-х годах. В 1930-е его возглавлял полковник Иван Попов, о котором отзывались как о пламенном антикоммунисте и монархисте. В ту пору некоторые завсегдатаи клуба возражали против его политизации, но в послевоенные годы политика сама отступила на дальний план – люди «сходились в клубе, чтобы поболтать, поспорить, попеть русские песни и вспомнить прошедшее», что же касается идеологии, то, по словам члена НТС Сергея Зезина, это был ностальгирующий по прошлому антизападный монархизм. Зезин, новоприбывший ди-пи из Мёнхегофа, видел в этом клубе подходящий объект для обработки. Вместе с друзьями-единомышленниками они решили вступить в клуб и начать там культурно-просветительскую работу, а через нее – изложить свои солидаристические идеи. «Через некоторое время клуб был в наших руках», – вспоминал Зезин[658].
В Мельбурне был собственный Русский дом, основанный в конце 1940-х годов недавно прибывшими переселенцами из Европы и Китая, и там, как и в сиднейском клубе, господствовали антикоммунистические настроения. В 1960-е годы клубом руководил Ефим Мокрый, который сражался в Белой армии в Гражданскую, межвоенные годы провел в Югославии, а в Австралию приехал в 1949 году из европейского лагеря перемещенных лиц. В Аделаиде, как в начале 1950-х годов сообщали советские источники, существовал «белогвардейский клуб», который «вел активную антисоветскую и антирепатриационную пропаганду» среди ди-пи, но лишь в 1960-е годы прочно обосновался Русский общественный центр в пригороде Аделаиды Норвуде; секретарем этого центра стал Николай Доннер (приехавший из лагеря ди-пи Мёнхегоф)[659]. В 1950 году Русский дом – с библиотекой и драмкружком – появился в Перте: его основала в центре города группа молодых ди-пи, приехавших туда после отработок по правительственным контрактам на рудниках, лесозаготовках и железных дорогах. Там выступали струнный оркестр, аккордеонист и кубанский казак, исполнявший популярный танец с шашками. Пертский клуб посещали не только русские, но и украинцы, белорусы, поляки и литовцы[660].
Политический диапазон белой русской общины включал разные взгляды – от старомодного монархизма до современного воинствующего антикоммунизма. Монархисты были антикоммунистами, но как противники всяких реформ и сторонники сохранения русской аристократии в точности такой, какой она была в прошлом, они часто не любили в современном мире и многое другое, помимо коммунизма. Один сиднейский деятель НТС жаловался коллеге в Германии, что с монархистами попросту невозможно иметь дело: они по-прежнему считают, что враг общества номер один – это Александр Керенский. Старики упорно цеплялись за свои старые убеждения («можно только восхищаться их стойкостью»), и следует признать, что, несмотря на отсутствие какой-либо организации, монархисты по-прежнему составляли подавляющее большинство в русской диаспоре[661].
Николай Фомин из Шанхая, человек, пользовавшийся значительным авторитетом в общине, остался монархистом[662]. Относительно поздно к этому стану примкнул Михаил Спасовский, один из вожаков Русской фашистской партии в Шанхае в 1940-е годы: тихо въехав в Австралию в начале 1950-х, он через некоторое время сделался верующим христианином и монархистом. Не привлекая к себе лишнего общественного внимания, он работал официальным распространителем газеты русских монархистов, выходившей в Буэнос-Айресе, а в 1960-х годах писал в австралийскую монархистскую газету «Русская правда», которую малым тиражом выпускал Георгий Коринфский. Бывший советский военнопленный и ди-пи, он был сыном капиталиста, потерявшего всю собственность из-за революции, некоторое время учился на историческом факультете Московского университета[663]. Другим видным фашистским деятелем из Китая, приехавшим в Австралию, был Сергей Ражев. В 1945 году его арестовали в Харбине представители советской власти, после суда он почти десять лет провел в лагерях, потом работал в СССР электриком. Наконец, когда его выпустили за границу, ему удалось воссоединиться с женой, Ираидой Рожнатовской (тоже состоявшей в 1930-е годы в Русской фашистской партии в Харбине), приехавшей в начале 1950-х в Брисбен. Живя в Австралии, Ражев, по-видимому, избегал политической деятельности, но остался убежденным антикоммунистом и сделался писателем. Писал он главным образом о Советском Союзе и печатался под псевдонимом Сергей Яворский. В сочувственном очерке, помещенном в «Австралиаде», отмечался его неожиданно колкий юмор, но ни словом не упоминалось его фашистское прошлое[664].
Важной частью общественно-политической жизни общины были мероприятия, связанные с поминовением новомучеников (царской семьи), проводившиеся в первое десятилетие почти исключительно на русском языке и адресованные только русской публике. В организации этих событий самым активным образом участвовала Православная церковь. В годовщину расстрела царской семьи проводились молебны в Мельбурне и Сиднее, в исторических анналах мельком упоминался некий Фонд ревнителей священной памяти царя-мученика Николая II[665]. В учрежденный антикоммунистами День непримиримости протопресвитер Тихон Киричук отслужил в русской православной часовне на углу Ла-Троб-стрит и Спенсер-стрит панихиду по жертвам, павшим в борьбе с большевиками. Особенно усердно поминали своих мучеников казаки. В марте 1951 года в Сиднее владыка Феодор отслужил панихиду по казакам, «погибшим в борьбе за Россию»; в числе мучеников поминались цесаревич Алексей и атаман Григорий Семенов, важный деятель китайской русской общины, расстрелянный после суда в СССР в конце войны