[890]. Но несмотря на сохранявшиеся подозрения, ASIO так и не нашла никакого убедительного компромата ни на Делагера, ни на Адамсона.
Безуспешные попытки ASIO выявить реальные случаи внедрения советских шпионов в среду ди-пи еще не означают, что их там вообще никогда не было. Косвенные свидетельства в пользу того, что они все же были, неожиданно можно обнаружить в среде православных священников из русских перемещенных лиц. Представителям Православной церкви в Австралии, которые были настроены резко антикоммунистически, то и дело приходилось обороняться от обвинений в том, что тот или иной священник – советский агент, и в некоторых случаях (речь шла о бывших ди-пи), возможно, эти обвинения были небеспочвенными. О священнике Владимире Янковском[891] говорили, что он был осведомителем еще с тех времен, когда служил в баварском лагере ди-пи. Слухи эти не прекратились и в Австралии, где он возглавлял приход в Аделаиде, и привели в итоге к тому, что Янковский лишился прихода и уехал в США, но и там репутация у него была сомнительная. В 1956 году Янковский репатриировался в Москву, и позже, уже после открытия советских архивов, подозрения, что он давно являлся советским агентом, подтвердились[892]. Игорь (Ириней) Сусемиль[893], служивший в Австралии с 1949 по 1957 год, вернулся в 1957-м в Европу и в Западной Германии снова объявился в качестве священника, а позже и епископа, но уже в подчинении Московского патриархата. В 2001 году раскрылась правда о том, что он был агентом КГБ[894].
ASIO и сама занималась вербовкой среди русских ди-пи. Явно завербован ASIO был Алферчик, которого в СССР обвиняли в военных преступлениях, а журналист-расследователь Марк Ааронс считает, что были и другие[895]. Вербовку Алферчика устроил Владимир Диффердинг, уже работавший на ASIO. Диффердинг был энергичным агентом по продаже недвижимости в Мельбурне, активистом антикоммунистического движения, посредником в контактах с отделением Либеральной партии в штате Виктория и коммерческим директором редакции «Единения»[896]. Из архивных записей ASIO ясно, что среди ди-пи в лагерях мигрантов у них были свои постоянные осведомители, в том числе некий Серж Белов (судя по имени, русский) в Квинсленде и латыш Валентинс Заугра в Западной Австралии[897].
Конечно, не было недостатка в антикоммунистически настроенных русских, которые предлагали свои услуги ASIO. Например, Олег Перекрестов, в 1949 году передавший австралийцам информацию от НТС о Яне Делагере в Бонегилле, вполне возможно, желал установить со спецслужбами долговременные отношения. Даже если отвлечься от идеологических мотивов, и бывшие советские граждане, и русские беженцы, приехавшие в страну в межвоенный период, в силу своего прошлого опыта, обретенного в Советском Союзе и в Европе, скорее всего, видели в сотрудничестве с органами безопасности Австралии благоразумный шаг, который мог бы обеспечить им хорошее отношение и безбедное существование на новой родине. Однако в ряде случаев такие предложения не принимались.
Именно так произошло с Иваном Кононовым – казаком, переметнувшимся на сторону немцев в августе 1941 года. После окончания войны Кононов, уклонившийся от репатриации и, очевидно, не выявленный союзниками как бывший нацистский пособник, выдал себя за поляка и под вымышленной фамилией (Горки) эмигрировал в Австралию, куда прибыл в феврале 1950 года на пароходе «Элленик Принс». Спустя год он попытался установить контакт с австралийскими властями через посредника Константина Дульшерса: предложил свои услуги (назвавшись Кононовым) по организации антикоммунистического блока из иммигрантов («у него уже есть собственный блок антикоммунистов»). Разыгрывая казачью карту, Дульшерс постарался выставить Кононова в наилучшем свете: не только отрекомендовал его атаманом, но и пояснил, что «казак значит свободный человек, [который] ненавидит тоталитаризм» и готов к борьбе. Предложение, сделанное 15 сентября 1950 года, вежливо отклонил Джозайя Фрэнсис, министр обороны правительства Мензиса, 10 июля 1951 года[898].
Другим разочарованным ди-пи, получившим отказ, был Николай Харьков, который – ненадолго прославившись в пору скандала из-за дела Петрова – сообщил прессе: «Я предложил свои услуги спецслужбам, но они не пошли на контакт, поэтому я решил действовать в одиночку». В 1950 году свои услуги морской разведке Австралии предлагал и эстонец Вернер Пууранд, бывший морской офицер (о его столкновениях с просоветски настроенными беженцами-евреями на пароходе «Дерна» в 1948 году мы уже рассказывали). О нем дал неблагоприятный отзыв Кит Тербейн, сотрудник безопасности ASIO, работавший в австралийской военной миссии в Германии: а именно, сообщил, что в 1940-е годы Пууранд стал осведомителем чекистов в Эстонии, а затем был германским агентом. В последнем качестве он обучал радистов для германской военной разведки и изготавливал фальшивые документы германским агентам для их дальнейшей заброски в Советский Союз. Мало того что предложение Пууранда о сотрудничестве было отклонено, позже в ASIO задержали его заявление о получении гражданства и не позволили ему получить лицензию коммерческого радиооператора[899].
Шпионский мир – это всегда сплетение заговоров и контрзаговоров, обманных ходов и подстав, и отдельные участники этой игры обычно глубоко убеждены в том, что их деятельность имеет огромное значение, а вовлеченные в них правительства и общество уверены в том, что шпионаж со стороны противника на их территории представляет большую угрозу. При ближайшем рассмотрении эти представления не всегда оказываются верными. Чем бы ни занимались в послевоенной Австралии русские иммигранты-шпионы (неважно, шпионили ли они на СССР или на Австралию), их деятельность не обогатила их кураторов сколько-нибудь ценными сведениями – разве что отдельными биографическими данными, которые в некоторых случаях могли оказаться полезными для шантажа. Неоспоримо другое: шпионаж способствует созданию весьма запутанных сетей – и реальных, и воображаемых. И соприкасаться с этими сетями довелось многим русским, иммигрировавшим после войны в Австралию.
Создательницей подобных сетей – и политических, и личных (хотя их трудно отделить друг от друга) была русская ди-пи Лидия Мокрас[900]. Ее муж-чех, за которого она вышла, когда они оба были перемещенными лицами (с ним она она приехала в Австралию), к этому времени пропал с горизонта. До дела Петрова ее любовником был двойной агент Бялогуский; а после ее любовником или очень близким другом стал Алан Дэлзиел, бывший одно время личным секретарем лидера оппозиции доктора Эватта и после бегства Петрова вызвавший большой интерес у Королевской комиссии по шпионажу. Благодаря Бялогускому она подружилась с Петровым; еще она утверждала, что в Сиднее ее несколько раз навещал советский посол Лифанов (не входивший в круг общения даже Клодницких, не говоря уж о Бялогуском), пытаясь выудить у нее какие-то сведения о Петрове, которого он, что вполне понятно, считал человеком некомпетентным и ненадежным. Через Дэлзиела Мокрас подружилась с Лесом Хейленом, о котором мы уже не раз упоминали как о важной фигуре в партии лейбористов, – это он поднимал в парламенте вопросы, связанные с иммиграцией. Когда Мокрас выходила замуж (не за Дэлзиела), Хейлен был одним из гостей на ее свадьбе, а Августа Клодницкая, бывшая председательница Русского общественного клуба, была свидетельницей со стороны невесты. Обо всем этом подробно сообщается в многотомном досье, заведенном на Мокрас в ASIO.
Нет никаких сомнений в том, что Мокрас, или Янковская, как она стала именоваться в 1950-х годах, вернув себе девичью фамилию, была близка к представителям более чем одной разведслужбы. Но на какую из них она работала – если вообще работала, – так и остается тайной. В длинном автобиографическом очерке, составленном для ASIO, Мокрас утверждала, что в Германии в годы войны работала на НКВД, но после войны ей удалось избежать дальнейшего сотрудничества с этим ведомством. Петров (до бегства) подозревал ее в работе на австралийские спецслужбы, но полковник Спрай заявил в 1959 году, что Лидия, хоть и была «в некотором роде авантюристкой», которая, пожалуй, примеряла на себя роль двойного агента, «не была агентом ASIO». В ASIO же считали, что Мокрас, возможно, советский агент – до тех пор, пока переметнувшийся Петров не сообщил им, что это не так[901].
Заключение
Подавляющее большинство наших русских иммигрантов, как и других иммигрантов того поколения, прибыли в Австралию морем. Доки во Фримантле, Мельбурне и Сиднее были первым, что они видели после безотрадных пейзажей, неделями сопровождавших их в открытом океане. Правда, иногда и первые виды нового континента оказывались для новых переселенцев столь же безрадостными. Зато в порту обычно кипела бурная деятельность (если только прибытие парохода с мигрантами не совпадало по времени с очередной забастовкой, организованной Федерацией портовых рабочих под началом коммунистов, что в те годы происходило нередко). В 1950-е годы люди все еще регулярно приходили к причалам, провожая отъезжающих и встречая прибывающих друзей и родственников. Журналисты ходили туда, высматривая среди пассажиров интересных людей. Таможенники следили за тем, чтобы в страну не попадала контрабанда, угрожающая австралийскому образу жизни (досмотры все еще служили основным инструментом цензуры), и обыскивали некоторых русских – тех, что становились фигурантами политических доносов. Чиновники из министерства иммиграции часто приходили встречать большие суда, задействованные в программе массового переселения, иногда их сопровождали и представители спецслужб. Сами же мигранты волновались, встретят ли их. Если из-за каких-нибудь недоразумений новоприбывшего никто не ждал, ему могли запретить высадку.