– Привет, Калли. Что ты тут делаешь? – Я не отвечаю.
– Это моя подруга, Мэри. Мы занимаемся вместе.
– Привет, – она награждает меня непонятным надменным взглядом. Как у верблюда.
– Калли – сестра Тильды.
Мэри кивает, как будто говоря: «Ах, вот как…»
– Ты ходишь в ту же школу, что и Лиам?
– Да, мы в одном классе. – Она говорит это безразлично и пренебрежительно и возвращается к своей «Мадам Бовари», дав понять, что я не представляю для нее интереса. Я захлопываю книгу про кухонные шкафы и поднимаюсь.
– А ты быстро, – говорит Лиам.
– Увидимся.
Дорога домой занимает, кажется, целую вечность. Меня переполняет жгучее волнение от того, что я несу плохие вести, и перехватывает дыхание от понимания, какая срочная у меня задача. Бросаю велосипед перед домом и, заходя внутрь, слышу наверху пение: «Измучена, сокрушена… И в воскресенье с ума сошла». Взлетаю вверх по лестнице и врываюсь в спальню. Девочки (без Пейдж) перестают петь, и я спрашиваю:
– Вы знаете Мэри, знакомую Лиама?
– Мэри Стриклэнд?
– Высокая, короткие темные волосы, говорит медленно, довольно высокомерная?
– Да, это Мэри Стриклэнд, – говорит Саша, глядя на Тильду.
– А что про нее? – говорит Тильда натянуто и проводит рукой по волосам, расправляя их.
– Она в библиотеке с Лиамом, я видела, как они перешептывались и передавали друг другу записки…
– И что? – говорит Саша. – Они друзья, вот и все. Зачем делать из мухи слона, Калли?
– Идите домой! Обе, – Тильда как будто вот-вот упадет в обморок. – Я это серьезно, уходите!.. Мне нужно подумать. И не распускайте сплетен. Правда. Лиам рассказывал мне, что они с Мэри ходят в библиотеку вместе…
Кимберли и Саша уходят прочь, и Тильда садится на кровать, схватившись руками за голову.
– Он правда тебе рассказывал?
Она бросает на меня тяжелый, ледяной взгляд.
– Конечно нет. Расскажи, что видела. До последней детали.
Я рассказываю про то, как их головы склонялись друг к другу, как она оперлась на его плечо, на что Тильда говорит, что Мэри стерва, а Лиам наивный парень.
– А почему ты не пошла с ним в библиотеку?
– Он сказал, что хочет сосредоточиться! Он так старается получить отличные отметки на экзамене, для него это очень важно. Она наверняка увязалась за ним, преследовала его… Ее отец – юрист, судья или что-то вроде того, и она думает, что это делает ее важной персоной. Она такая самонадеянная… Смеет ему навязываться, когда он хочет сосредоточиться!
– Что думаешь делать?
Она натягивает кислую улыбку.
– Пойду к Лиаму сегодня вечером, буду с ним очень милой, он не узнает, что я на самом деле думаю про Мэри Стриклэнд. Никаких жалоб, никаких выяснений отношений… Такая тактика лучше всего.
Соглашаюсь с ней. Я тоже не думаю, что ссора с Лиамом здесь чем-то поможет, и вечером того же дня наблюдаю, как Тильда готовится к свиданию, стирает прежний макияж, чтобы сделать новый, несколько раз меняет одежду, закалывает волосы, наносит духи. Желаю ей удачи, и она отправляется в путь.
15
Уже три часа или даже больше я сижу напротив окна в своей комнате, пробуя различные пароли, чтобы разблокировать флешку, прерываясь на чай или, чтобы размять ноги, прохаживаюсь по гостиной. Я пробую все. Даже «Крюк», «ТильдаиЛиам», «ЛиамиТильда», «WhisperSisters» и еще сотни других вариантов, хотя мне кажется, что я просто хватаюсь за последнюю соломинку, и это глупо, мне просто хочется сдаться и отправиться в чат к Скарлет и Белль. А потом я бездумно ввожу «ТеКогоЛюблю» и чувствую приступ слабости и головокружения, наблюдая за тем, как экран меняет свой неприступный черный цвет на доброжелательный оранжевый. Вспоминаю видео, в которых цветы волшебным образом раскрывают свои лепестки солнцу, и думаю: «Ну конечно!». Конечно, она использует этот пароль, это ведь логично.
Но затем на меня накатывает разочарование, потому что единственный файл на экране – вордовский файл со скучным названием «Заметки по сценарию». Не то, на что я рассчитывала. Но когда я открываю его, то сразу понимаю, что он ни коим образом не связан со сценариями: я вижу письмо, адресованное мне.
Дорогая Калли,
Одному Богу известно, что случилось, если ты читаешь это письмо, потому что здесь, дорогая моя, все мои секреты, и ты узнаешь о них, только если со мной случится что-то чертовски отвратительное. Стоит сказать прямо: ты читаешь это, потому что я мертва, а ты хочешь узнать, наконец, что же случилось между мной и Феликсом.
Перед тем как я увязну в повествовании, есть кое-что, что ты должна знать о Феликсе, читай внимательно.
Я опьянена им.
Он для меня – как наркотическая зависимость.
Я чувствую, что исцеляюсь благодаря ему. Ран внутри становится чуть меньше.
В общем, Калли, он любовь всей моей жизни, поэтому я противилась твоей постоянной слежке и любопытству и не хотела говорить с тобой о нем, несмотря на твои жалостливые вопросы – «Уверена ли ты, что он тебе подходит, Тильда? Позволь мне помочь, Тильда?» Я знала, к чему все это было, это абсолютно очевидно. Ты ревновала меня к Феликсу, хотела разлучить нас, уничтожить наши отношения – ты хотя бы сама это осознаешь?
Но у тебя бы ничего не получилось, потому что я его обожаю. Мне нравится, что у меня не выходит командовать им так, словно я царица Савская. Слишком многие из моих бывших были жалкими, послушными подхалимами. Говорю сидеть, они садятся. Велю принести что-то, они приносят. Но Феликс не был таким с самого начала. Он устанавливал правила, а я им следовала, он сказал мне надеть платье от Оскар де ла Рента, я надела, ему не понравились мои духи – я выбросила их в помойку. Тебе ведь ужасно не нравилось это, правда? Из-за этого ты чувствовала себя бессильной и изолированной. А затем изоляция сделала из тебя параноика и подпитывала твою одержимость сайтом controllingmen, который начал сводить тебя с ума.
Могу представить тебя сейчас. Ты в своей спальне, читаешь это, восклицая: «Но я была права! Тильда, ты мертва!» Да, но все несколько сложнее, чем кажется, ты даже представить себе не можешь насколько. Объяснить сложно, ведь мы с тобой такие разные, но давай я попробую.
Подумай вот о чем. Ты всю жизнь пытаешься понять, где же то место, к которому ты принадлежишь. Ты хочешь уйти корнями в землю, как дерево, искать воду и питательные вещества, то, что тебя поддержит. Я же, наоборот, хочу взлететь, как птица, освободиться, двигаться вперед. Все новое и опасное воодушевляет меня. Я люблю рисковать. Видишь, к чему я клоню. Вот, что дает мне Феликс – постоянный риск. С другими мужчинами я чувствую ограниченность их возможностей, но не с ним. Неизвестно, что скрывается за взглядом его серых глаз. И я ловлю себя на том, что просто смотрю на него, размышляя, погубит он меня или спасет. И в эти минуты я верю, что, скорее всего, спасет. Но на случай, если я ошибаюсь, я решила написать, какой будет моя смерть. Решай сама, что делать с этой информацией.
Я впервые увидела, что он может быть жестоким, через месяц после нашего знакомства. В тот вечер мы были на показе «Ребекки» в небольшом частном кинотеатре в Сохо, и меня в прямом смысле трясло и будоражило от страха, мне было так важно, чтобы ему понравилась моя игра, и я тогда уже знала, что у него чертовски завышенные стандарты. На протяжении всего фильма он крепко держал меня за руку и во время некоторых из сцен говорил, что я великолепная, или сексуальная, или красивая…
Сначала мне было приятно, меня это возбуждало, но через некоторое время я заметила, что все его комплименты касаются моей внешности, а не способностей. Я пыталась копнуть глубже, спрашивая его: «Понравилась ли тебе сцена на пляже?», «Как ты думаешь, удалось ли раскрыть конфликт с Максом в финале? Эмоции выглядели правдоподобно?». Он делал какой-нибудь ласковый жест, поправлял прядь волос у моего лица или притворялся, что кусает мои пальцы, разражаясь всякими банальностями, вроде «Камера любит тебя», «Ты сделала эту сцену». Ничего конкретного о тяжелом актерском ремесле, и я заметила, что говорил он тогда с прохладцей.
Потом зажгли свет, и ко мне подошли какие-то бородатые хипстеры, которые начали говорить, как им понравилась моя игра. Тогда произошло странное, Феликс выглядел так, будто наслаждается ситуацией, он говорил: «Да, она прекрасна… Я так горжусь ей». Но я четко понимала, что под этой маской он скрывает злость. Какое-то напряжение в теле, и то, как он отвечал словно на автопилоте, включив свое безукоризненное обаяние, подсказали мне это.
Когда мы вернулись в квартиру, он был не в духе, отказывался говорить, что не так. Потом вдруг схватил меня, прижал к кровати и трахал меня, ставя в самые неудобные, болезненные позы, сжимая мои руки так сильно, что боль становилась невыносимой. После этого он сразу же заснул, а я лежала в оцепенении, пытаясь понять, что же произошло. Предполагаю, я чувствовала себя униженной, но одновременно по-настоящему живой, я была в полном восторге. И не думай, что это было изнасилование, Калли, потому что это не так. Я не говорила нет. Я не отталкивала его. Было очевидно, что я согласна. Важно, что я чувствовала себя ближе к Феликсу, чем когда-либо, от осознания, что он, как и я, вынужден доходить до крайностей в жизни. После этого я с нежностью смотрела на синяки, которые он оставил, они были как бы символами нашей страсти, знаками почета. Я почувствовала грусть, когда они исчезли спустя пару дней.
Через три недели мы с Феликсом ужинали в ресторане «Caprice», и, оказалось, один из его коллег по работе, Хулио, тоже ужинал там. Он подошел и попросил представить нас друг другу. Мне он сразу понравился. Лицо, покрытое морщинами, жесткие седые волосы. И у него был такой загар, как будто он полжизни провел, сидя на веранде где-нибудь в Барселоне с бокалом хорошего вина. Я смеялась над его шутками. Некоторые из них были о Феликсе, но в очень дружелюбном ключе. Произнося все с этим потрясающим манерным акцентом испанца, он называл рабочее место Феликса «филиалом Баухауза» и говорил, Феликс считает, что «хороший вкус должен быть нравственным императивом». Феликс усмехнулся, я тоже улыбнулась. Когда мы расходились, он хлопнул Хулио по плечу самым что ни на есть дружеским жестом. Но внутри он прямо кипел, и, когда мы вернулись в Кларкенуэлл, он буквально побелел от злости и топал ногами, злясь на шутки Хулио. «Этот хрен просто жалок, он не продержится долго в нашей фирме». З