– Не так много людей знали об этом. Я знала… И ты… И практически никто больше…
Он вдруг резко повышает голос, из-за алкоголя его речь немного невнятная:
– Господи… Ты же не думаешь, что это я?
– Слышала, за такую историю могут заплатить несколько сотен…
– Черт побери, вот как ты обо мне думаешь? Серьезно? Вот такое у тебя хреновое обо мне мнение?
Швыряет бокал в водосточную канаву, он разбивается на мелкие осколки.
– Зачем ты его разбил? Зачем?! – Чувствую, как слезы наполняют мои глаза, это напомнило мне историю про Феликса и вазу.
Я ухожу, а Уилф кричит мне:
– Не уходи… Вернись, Калли, давай поговорим об этом…
Но я не поворачиваю обратно, только бросаю взгляд, заходя за угол: Уилф возвращается в здание к остаткам компании. Иду все быстрее, почти бегу домой, подальше от него, чтобы скорее оказаться в надежном уединении своей квартиры. Мне лучше быть одной. Это проще, не так больно.
В моей спальне невыносимо жарко и душно. Открываю окно, чтобы впустить воздух внутрь, и включаю ноутбук, чтобы составить письмо для Скарлет.
– Да, – пишу я, – понедельник подойдет. Я не работаю по понедельникам, так что буду свободна весь день. Где мы могли бы встретиться?
Она сразу же отвечает.
– Мы делаем правое дело, поверь мне. Важно, чтобы нас не видели вместе, нам нужно встретиться где-то анонимно, чтобы никто не обратил внимания. Ты знаешь, где находится Кенвуд-хаус на Хампстед-хит? Мы могли бы встретиться снаружи, где лавочки, те, с которых открывается вид на озеро и парк.
Я удивлена тому, как хорошо Скарлет знает Лондон, я думала, она манчестерская с ног до головы.
– Да, я знаю Кенвуд.
– Хорошо. Ты, наверное, подумаешь, что я драматизирую, но я буду скрывать свое лицо, повяжу платок, как у мусульманки. Предлагаю и тебе так сделать.
– Серьезно? Мне кажется, это перебор.
– Ты потом поймешь… Давай где-то в час… Я буду в красном платке и с книгой.
– О’кей. У меня есть оранжевый шарф, я тогда его надену.
Позже, лежа в постели, я думаю о Уилфе, о Белль, и у меня крутит живот от излишка алкоголя. Жарко, тонкий слой пота выступает по всему телу. Дважды я встаю, чтобы попить воды, и поспать нормально мне не удается, а значит, утром я проснусь поздно и буду нервничать, пытаясь не опоздать на работу. В зеркале я вижу, что все лицо покрылось прыщами, а глаза опухли. Умывшись холодной водой, спускаюсь вниз.
Мне пришла маленькая коричневая посылка, адрес написан незнакомым почерком, плавным и воздушным, и до боли строгий белый конверт, подписанный Тильдой. Подавив лишние мысли, я кладу их в сумку и иду на работу, время от времени переходя на бег.
Дафна спрашивает:
– Что случилось? Ты выглядишь, как человек, которому необходим крепкий кофе… Или нет, лучше даже горячий шоколад.
– Я сделаю. – Наверное, я сказала это слишком резко.
– Что-то случилось, верно, дорогая? – Она встает со своего места у двери, идет за мной следом на кухню. – Давай сегодня я сделаю. – Забирает у меня чайник и втыкает его в розетку. – Угадай, что я купила? Печеньки «Джимми Доджерс»! Они должны тебя взбодрить.
Что-то вырывается изнутри меня, я так и выпаливаю:
– Прости, я такая бесполезная в последнее время… Моя подруга умерла…
– О господи… Прости, Калли. – Ее лицо тут же приобретает сочувствующий вид. – Я повешу на двери знак «Закрыто», и ты сможешь сесть и рассказать мне все.
Так и происходит. Я рассказываю ей о Белль, о дне, который я провела вместе с ней в Йорке, о том, как она умерла, защищая Тришу. Плачу, Дафна находит для меня бумажные полотенца в кухонном шкафчике и говорит, что она в шоке и не может поверить, что нечто столь ужасное могло произойти. Затем она заваривает кофе, и я рассказываю ей все, что знаю о жизни Белль, о том, как она заботилась о своих пациентах, как купила подарки для Саскии и Альфи, какой завтрак оставила для меня на кухне, со всеми этими белыми салфетками и тюльпанами в вазе. Я продолжаю говорить, пока не чувствую себя опустошенной, и тогда мы с Дафной отвлекаемся на простую дружескую болтовню. Я рассказываю, что Тильда выходит замуж за Феликса и я в каком-то роде против этого и не хочу с ней это обсуждать. Мне сейчас совсем не до ее платья, плана рассадки гостей или медового месяца. Затем Дафна признается, что была вчера на свидании с очередным мистером «Не Тем» из интернета.
– Когда я предложила расплатиться пополам, он зарылся в счет, начал что-то там высчитывать, как Урия Хип[16]… Малопривлекательно.
– А был ли когда-нибудь мистер «Почти тот»? – Я никогда не задавала таких личных вопросов, но из-за моего горя между нами появилась особая близость.
– Ну, да. – Она смотрит в чашку. – Когда-то давно, он теперь мой издатель, женат на дочери лорда, у нее идеальный вкус, идеальные зубы, идеальные волосы.
– Печаль.
– А как у вас с Уилфом?
Мне не хочется, чтобы мне устраивали допрос, поэтому я не говорю, что мы расстались.
– Не очень-то… Думаю, я ему не доверяю.
– Правда? Меня это удивляет… Я бы назвала его юношей, вполне достойным доверия.
– Эй, ну не «юношей» же! Давай сменим тему.
– А! – говорит Дафна. – Я хотела спросить тебя кое о чем. Меня позвали на литературный фестиваль в Данию. Это решилось буквально в последнюю минуту, кто-то не смог поехать. В общем, это на следующей неделе. Могу я тогда оставить тебя за главную в магазине?
Она немного наклоняется ко мне – пальцы у нее большие, похожи на мужские – заправляет за ухо прядь моих волос, упавшую на лицо.
– Конечно, рада помочь.
Время от времени так бывает: Дафна уезжает куда-нибудь, а я остаюсь за главную, провожу ритуал «открытия магазина», открывая все три замка на двери и ощущая дополнительную ответственность, когда заходят посетители. Но потом я вспоминаю – понедельник!
– Когда ты уезжаешь?
– Вторник. Так что тебе надо будет поработать со вторника до пятницы, ничего?
– С удовольствием.
– Ненавижу подобные мероприятия, – говорит она, – но мой издатель, мистер «Почти тот самый» хочет, чтобы я в этом участвовала, ну а Дания мне должна понравиться.
– Скандинавия – эпицентр криминального жанра в мире литературы.
– Конечно. Во всяком случае, я буду среди своих…
За нашими разговорами я совсем забыла про письмо и посылку, которые положила в сумку, и когда Дафна садится обратно за свой стол, я достаю коричневый сверток и, распаковав его, едва не начинаю плакать снова. Это сумка-пчела Белль с запиской от Триши: «Ее мать отдала мне ее вместе с другими вещами. Я подумала, ты захочешь, чтобы она была у тебя».
Белый конверт все еще в сумке, и я осознаю, что избегаю его. Одна мысль о нем вызывает внутри холод. Скрепя сердце я залезаю в сумку, но не успеваю достать его, меня отвлекает Уилф, который заходит в магазин. Он не обращает внимания на Дафну, на книги, даже не пытается притвориться, что хочет что-то купить. Вместо этого он идет к кассе, где стою я. Он кажется потрепанным и изможденным, как будто только что встал с постели. Мы смотрим друг другу в глаза.
– Три вещи, – говорит он. – Первое – я терпеть не могу всех этих перепадов настроения. Что-то происходит, и ты не говоришь мне прямо. Второе – я зол на тебя. Зол. Потому что ты мне не доверяешь. Третье… Нет, я передумал насчет третьего. Пусть будет два. – Затем он уходит, бросив короткое «Привет, Дафна» перед уходом.
– Да чтоб его, – говорит она. – Тебе бы лучше спросить, что было третье, дорогая. Я умру, если не узнаю.
Но я с ужасом понимаю, что все кончено.
– Не думаю, что узнаю… Наверное, таким образом Уилф хотел сказать, что не придет за следующей книгой Ю Несбё.
– Посмотрим.
Закусываю губу до боли, стараясь сдержать эмоции, и достаю конверт из сумки. Я не хочу открывать его. Где-то в животе появляется мерзкое ощущение тошноты, частично из-за бессонной ночи, частично из-за ссоры с Уилфом, но больше всего – из-за того, что я ожидаю увидеть внутри конверта. «Тильда Фэрроу и Феликс Норберг сочетаются браком 22 июля в церкви Беркшира». Меня приглашают на свадебную церемонию и последующее празднование в загородной гостинице.
21
Стараюсь обмотать шарф вокруг головы, чтобы быть похожей на настоящую мусульманку. Несколько неудачных попыток – и мне это удается, правда, только после обучающего видео на YouTube. Надеваю очки-авиаторы и принимаюсь рассматривать себя со всех сторон. Скарлет просто гений – это работает. Я стала совершенно другим человеком, и меня вдохновляет мысль о том, чтобы играть роль, находясь под прикрытием. Надеваю свободную голубую рубашку и джинсы с кроссовками. Выходя из дома, беру с собой сумку-пчелу.
Чувствую себя неловко, пока жду автобус, хотя никто особенно на меня не смотрит. Еще я переживаю, что Уилф может оказаться поблизости, хотя между районом Уиллесден и этой автобусной остановкой пролегает несколько дорог, да и если я опущу голову, он все равно меня не узнает. Кроме того, я нервничаю, что мусульманки заметят – я самозванка. Возможно, я как-то неправильно повязала шарф или что-то в моей одежде будет противоречить облику настоящей мусульманки. В автобусе женщина в хиджабе садится рядом со мной, и я почти готова к тому, что все раскроется, как только мы посмотрим друг на друга, но ничего не происходит, я сижу не шелохнувшись, читаю книгу, моя рука слегка касается ее.
Последнюю часть пути я иду пешком, дохожу до парка, и дорога ведет меня в лес, земля покрыта пятнами пробивающегося сквозь ветки света, сухими листьями и ветками, хрустящими под ногами. Прохожу мимо людей с собаками, мимо парочек, которые идут, держась за руки, мимо матерей с детьми, как будто я одна из них, безобидный человек на дневной прогулке. Затем я выхожу на открытое пространство, вижу Кенвуд-хаус, белый особняк, раскинувшийся на холме, на восток простирается оранжерея, а на запад – длинный и низкий корпус библиотеки. Я была здесь много раз, приходила посидеть с книжкой, и пока я поднимаюсь на холм по широкой полянке, осматриваю давно знакомые скамейки перед зданием, надеясь приметить красный шарф Скарлет.