Нет сомнений, что ты уже проверила мой шкафчик с лекарствами, заметила все эти медикаменты. Ты разобралась, что к чему? Этих таблеток достаточно, чтобы покончить с собой, это важно. Мне неспокойно от того, что у меня нет нужных средств под рукой, нет свободы убить себя. Но я не собираюсь этого делать. Лучше я оставлю это на волю судьбы, или, другими словами, Феликсу, потому что он становится все более жестоким. Он убьет меня. Теперь я в этом уверена.
27
– Он не выглядит мужланом… По крайней мере на первый взгляд.
Дафна рассматривает в журнале «Грация» фотографии Тильды и Феликса во время медового месяца в Греции. На шезлонгах, в купальных костюмах. Заглядываю Дафне через плечо, проверяя руки Тильды. Не вижу никаких следов, но качество фотографии не слишком хорошее. Смотрю также на ее лицо. Невозможно представить, чтобы она обдумывала собственную смерть с таким безмятежным выражением лица. Феликс лежит расслабленно, одну руку закинув за голову, читает какую-то толстую книгу. Как Дафна и сказала, он не похож на мужлана.
– Фотографии ничего не значат.
– Конечно, дорогая. Глупо с моей стороны.
Возвращаюсь к своему месту за кассой и собираюсь отправить Тильде еще одно сообщение, спросить, все ли в порядке. Во время этого отдыха она хотя бы разговаривает со мной, и моя основная цель – сохранять этот канал открытым.
Нажимаю «Отправить», тут раздается звонок колокольчика, и в магазин входит немолодой мужчина. У него непослушная седая борода, мешковатая рубашка в клетку, и, в отличие от большинства посетителей, он не проходит мимо Дафны. Приподняв брови, он с нерешительной улыбкой говорит ей:
– Ничего, если я потревожу тебя во время работы, всего на минуту? – И тут же достает из-за спины букет цветов: розовые розы, космеи и пучок белой гортензии.
– Это из моего сада, – говорит он. Лицо Дафны приобретает до неприличия пунцовый цвет, она встает со своего места, ударившись ногой о стол.
– Дуглас, это так мило! – Принимает цветы. – Я поставлю их в вазу у себя на столе.
Он уходит, радостно махнув рукой:
– Я ненадолго. Просто хотел занести их…
Дафна говорит:
– Видишь, Калли, романтика существует. Иногда жизнь бывает не такой уж сложной.
– «Не такой уж сложной!» Ты уверена? А разве тебя не терзали сомнения о его бороде и вашей совместимости?
Она фыркает:
– Знаешь, хороший секс может поставить все на свои места – сложности исчезают.
– Вы же не могли… Уже?
– Очень даже могли.
– Тебе не понравится, что я скажу… Но что насчет всей этой подготовки, которую он провел перед вашей встречей? Это же практически выслеживание по интернету. Тебя это не беспокоит?
Она подпирает подбородок рукой, смотрит на меня добродушно, с улыбкой. Ласково, покровительственно.
– Вообще-то, нет. В наше время про всех все узнают в интернете, ты же знаешь. Он очень мил. Разведен, трое взрослых детей, дом в Сомерсете… Думаю, я делаю правильный выбор.
– Иногда между чем-то романтичным и губительным лишь тонкая грань.
– Конечно. Но не в этот раз.
Понимаю, что проецирую свои страхи на Дафну, что несправедливо с моей стороны. Спрашиваю:
– Хочешь булочку с кремом?
Она соглашается, и я завариваю нам чай. Когда все почти готово, снова звонит колокольчик. Это Эми Фишвик, девушка, которая нравится Уилфу.
– Привет. Калли, верно? Мы виделись на вечеринке в «Уиллесден Эстейтс»… Я бы хотела купить книгу для Уилфа, можешь что-нибудь посоветовать?
Я осматриваю ее с ног до головы. Броские волнистые светлые пряди уложены стильно, нарочито спутанно (как будто она только с постели?), белая юбка-карандаш, облегающая. Глубокое декольте. Блестящие пурпурные ногти. Каблуки. Смешно бы она смотрелась в саду на Бишоп-авеню, с лопатой и сорняками.
– Ему нравятся психологические триллеры. Истории об убийствах. Он прочел всего Харлана Кобена, начал читать Ю Несбё. – С мрачным выражением лица я достаю книгу под названием «Не было печали» и отдаю ей. – Ему понравится вот эта.
Она смотрит на меня с непониманием, как будто думая, что я хочу ей что-то этим сказать, или что в книге есть подвох.
– Правда, ему должно понравиться.
– Спасибо, Калли, – произносит она приторно, чуть наклонив голову, так обычно говорят с маленькими детьми.
Когда она уходит, Дафна говорит:
– Не верю. Она не в его стиле.
– Откуда нам знать. Я к тому, что мы не так уж хорошо его знаем.
Думаю, что Дафна не права, она ведь не видела тех коротких взглядов, которыми они обменивались, не говоря уже о ее ногах, покрытых искусственным загаром, и призывной улыбке.
Я не хочу думать о ней, поэтому подключаюсь к интернету и захожу на controllingmen. Хочу обсудить письмо Тильды и пишу:
Пинк призналась – она думает, что Икс ее убьет. И она хочет, чтобы он это сделал. Провоцирует его.
Через пару секунд меня забрасывают советами. Говорят, что ситуация «критическая», «очень опасная». Что часто бывает так, что женщины становятся настолько психологически сломленными, что сами способствуют насилию. Лимон-и-лайм снова тут и пишет о феномене «газлайтинга», это когда партнер так хитро обставляет ситуацию, что человек сомневается в своей адекватности.
Социопаты часто действуют именно так.
Феликс неадекватен, возможно, имеет садистские наклонности, но он точно не социопат. Я знаю это, Лимон-и-лайм просто не понимает. Ох, как бы я хотела обсудить это с Белль! Мне так сильно ее не хватает.
Выхожу с форума и листаю «Досье», просматривая записи, которые добавила после разговоров с ней и после встречи в Йорке. В поисках доказательства, что честная и добрая Белль и правда содействовала Скарлет, согласившись на этот безумный план. Я не хочу в это верить, но, перечитывая записи, понимаю, что она постоянно упоминала о том, что Скарлет находится в особом положении, так как она Жертва и «ближе к опасности», чем мы. И когда мы ели пиццу, Белль ведь так и сказала: «Скарлет просила меня помочь, и я помогаю. Хочу внести свою лепту». С большой неохотой я делаю запись:
Я верю, что Белль сделала это, что она украла диаморфин и шприцы из Йоркской больницы.
Я ищу в интернете информацию о диаморфине и узнаю, что это очищенная версия героина, которую дают пациентам, страдающим от нестерпимой боли, но если вколоть в вену слишком много, смерть последует незамедлительно. Именно с его помощью доктор Гарольд Шипман убил более двухсот пациентов. В сумке Скарлет диаморфина было очень много, достаточно, чтобы убить целую деревню.
Возвращаюсь на сайт в поисках Скарлет. Она онлайн, и мы переходим в Зону.
– Я хотела спросить у тебя о содержимом твоей сумки.
– Не надо. Некоторые вещи можно обсуждать только лично.
– Я переживаю обо всем этом. О тебе, о Пинк, о Феликсе.
– Остановись… Ты должна знать, что насилия становится все больше. Скоро я сообщу тебе необходимую информацию о Люке.
– Уходи оттуда, Скарлет. Спрячься где-нибудь в приюте.
– Это невозможно. Туда так просто не попасть. Нет свободных мест. Мы же обе это знаем. Какие новости о Пинк и Феликсе? (Мы снова играем в шарады, называя ее Пинк).
– Они уехали, на неделю. (Я не хочу снова обсуждать письмо Тильды. Это выматывает).
– Тогда скоро они вернутся? И будут в Лондоне.
– Да, они будут здесь постоянно. Не думаю, что они поедут еще путешествовать, Феликс сейчас усиленно работает. Даже если он отправится в какое-нибудь неплохое место, то по работе.
– М?
– Ну, в октябре он поедет в какой-то шикарный загородный отель на конференцию.
– Где?
– В Беркшире, кажется.
– Как называется отель?
– Я не уверена. «Эшли что-то там», вроде. А что?
– Это может быть важно.
– Мне пора идти, – пишу я. – Я на работе.
В магазин заходят покупатели, и я пробиваю книгу о Наполеоне Бонапарте немолодому мужчине, немного похожему на Дугласа, а также книгу о вязании крючком и осознанности для молодой женщины с двумя детьми в коляске. Затем записываю информацию, которую нашла о диаморфине, и отмечаю, что рассказала Скарлет о поездке Феликса на конференцию.
28
Уже два месяца, как Тильда вернулась из свадебного путешествия, а я с ней еще не виделась. Она звонит, держит меня в курсе, сообщая, как она счастлива и какой замечательный Феликс, но, когда дело доходит до личной встречи, она находит какие-то отговорки, поэтому я не могу удостовериться в правдивости ее сентиментальных восклицаний. Наконец меня приглашают на Керзон-стрит посмотреть кино. Она звонит, когда я дома, в интернете, снова травлюсь controllingmen, а поскольку я начеку и готова замечать минимальные изменения в голосе, искать малейший намек на нестабильность, я его все-таки замечаю! В ее голосе боль, но также и нечто другое, похожее на надежду или оптимизм.
– «Одинокая белая женщина», – говорит она. – Это фильм девяностых о двух молодых женщинах, Хэди и Элли. Хэди помешалась на Элли, безумно завидует ей, фильм такой, приятно зловещий. Тебе понравится.
Крепко, даже слишком крепко прижимаю телефон к уху, прислушиваясь к словам. Полагаю, она сейчас намекает на то, что у меня навязчивая идея. Я собираюсь спорить с ней: «Нет, я не завидую, все не так», но:
– Калли? Ты тут?
– Да… Я приду. Принесу брауни.
– Этот фильм особенный, – говорит она. – Я так рада, что ты его увидишь. Я расскажу тебе почему, когда посмотришь.
– Скажи сейчас.
– Нет! Сперва фильм.
Так что я приезжаю на Керзон-стрит, сжимая в руках сумку с брауни (сама испекла!) и своим извечным «Стронгбоу», что невольно наводит на мысль о том весеннем вечере, когда я впервые встретила Феликса. На этот раз, как и тогда, дверь открывает Тильда, а Феликс на кухне, переставляет что-то в шкафах.
Пытаюсь вести себя как можно более позитивно и радостно приветствую их:
– Добро пожаловать домой, мистер и миссисс Норберг!