– Ох… Мне так жаль… Так жаль, что все это случилось.
В этот момент я искренне и глубоко сожалею о том, что шпионила за Тильдой, что была таким параноиком насчет Феликса, так увлеклась этим сайтом про насилие. Ощущение, что это я всему виной, что Феликс умер из-за меня.
Но вот Тильда встала с постели, направляясь в ванную, и я увидела свежие синяки на левом плече, скопление желто-фиолетовых пятен, перетекающих друг в друга. Меня резко накрыло воспоминаниями о Феликсе. И несмотря на сочувствие сестре, обезумевшей от горя, я почувствовала и значительное облегчение.
– Калли… Ты поедешь со мной в больницу, чтобы увидеть Феликса?
– Конечно…
Она вышла из ванной и села на край кровати, подняв с нее белую рубашку и прижав к лицу. Затем сняла футболку и надела рубашку Феликса, трясущимися руками сражаясь с пуговицами.
– Я хочу поехать завтра, – сказала она. – Уже позвонила сержанту Нокс, пока тебя не было, она сказала, что ехать нужно в Ридинг. Его тело там, она договорится, чтобы мы смогли попасть туда в одиннадцать.
– Я могу побыть тут сегодня, – предлагаю я, – чтобы тебе не оставаться одной.
Стоя у туалетного столика и глядя на свое отражение, Тильда сказала:
– Это очень мило с твоей стороны. Мне нужно поговорить с журналистами внизу… Я собиралась привести себя в порядок, но не уверена, что справлюсь. Пусть видят, в каком я состоянии. В конце концов, это правда.
Я проводила ее до входной двери. Она открыла дверь, и фотографы моментально отлипли от стены и начали снимать. Тильда стояла молча, а потом сказала:
– Как вы знаете, сегодня умер мой муж, Феликс Норберг. С нашей свадьбы прошло всего несколько недель, и я не уверена, что когда-нибудь смогу оправиться от этой трагедии. Прошу вас уважать мое право на неприкосновенность частной жизни.
Она вернулась в квартиру, закрыла дверь, а сделав это, сползла вниз по стене на деревянный пол и превратилась в комочек чистого горя.
– Позволь мне помочь тебе, – сказала я, внезапно почувствовав себя счастливее, чем когда-либо за прошедшие месяцы. Так здорово быть полезной для сестры, когда она в беде, это так обнадеживает. Я помогла ей подняться по лестнице, почти не обращая внимания на чувство вины.
31
Я думала, что Феликса поместят в охлаждающий ящик, в один из тех шкафов, куда кладут недавно умерших. Но нет. Его привезли на каталке в маленькую белую комнату подвала, накрытым плотной тканью. Полицейская Мелоди Сайкс представилась и спросила Тильду, готова ли она, а затем подняла ткань так, чтобы было видно лицо. Глаза закрыты, нам теперь уже никогда не увидеть их серый цвет или отстраненный взгляд. Сухие губы потемнели, раскрыты, как будто он собирался что-то сказать перед смертью. Эти слова теперь застыли в вечности. Я не почувствовала ничего иного, кроме отвращения, когда посмотрела на него: мерзкая пожелтевшая восковая маска. Тильда практически в истерике. Она прижалась лицом к его груди, гладила по волосам, целовала в лоб, затем повернулась ко мне, уткнулась лицом в мое плечо со словами:
– Я этого не вынесу… Не вынесу.
Позже на стоянке Мелоди Сайкс сообщает нам, что она из полиции Ридинга, пояснив, что дальнейшего расследования, скорее всего, не будет. Проведут вскрытие, а после мы сможем провести похороны. У нее густой, сильный голос, а также акцент, который наводит на мысль, что она родом из мест севернее Ньюкасла. Когда она уехала на своем красном Пежо, я сказала Тильде:
– Если бы она была деревом, то это был бы дуб.
Но Тильда меня не особенно слушает.
– Хочу увидеть то место, где он умер.
Она умылась, привела себя в порядок, и ее слова кажутся разумным решением. Мы вызвали такси и отправились в отель «Эшли Хаус».
В такси я взяла ее за руку. Она сказала:
– Когда люди видят мертвое тело, они часто говорят: «О, это не он», – им очевидно, что душа покинула тело. Но у меня не так. Для меня это был Феликс, такой, каким он теперь стал… Одиноким навечно.
Автомобиль вез нас по дороге, окруженной деревьями, затем повернул на прямую полосу гравия, ведущую к отелю. Она пересекала длинные лужайки, заканчиваясь у белого здания с фасадом в грегорианском стиле. Холл, где находится стойка администратора, просторный, с удобными кожаными креслами с одной стороны и стойкой с другой, а прямо посреди располагалась широкая лестница, ведущая к номерам. «Последние шаги Феликс делал по этой лестнице», – подумала я. За стойкой молодая женщина работала за компьютером. Она подняла взгляд и спросила, может ли чем-то помочь. На ее бейдже стояло имя «Агнес», а акцент напоминал восточноевропейский, возможно польский.
– Меня зовут Калли Фэрроу, а это моя сестра, Тильда. Ее муж останавливался здесь во время конференции «Лондон – Нью-Йорк». И умер здесь же. Вчера.
– О, мне так жаль. Да, это было ужасно. Я была здесь и видела, как он уходил на пробежку. Он выглядел тогда отлично! Я вам так сочувствую.
Тильда отвернулась, как будто ей больно слышать эти слова.
– Мы хотели бы узнать, можно ли нам здесь осмотреться, – сказала я. – Возможно, увидеть комнату, в которой он умер. Это могло бы помочь…
– Конечно. Я позову менеджера.
Менеджер прибыл через минуту, представился именем Отто и рассказал, что он один из тех, кто обнаружил Феликса первым. Тильда сжала мою руку, спрашивая:
– Где именно он был? Он лежал на полу, и никто не знал, что он там, никто не пришел? Я это так представляю.
– О нет… Все было немного иначе. Он лежал на кровати. Это даже выглядело так, как будто ему удобно. Простите меня за такие слова, но я бы сказал, что он выглядел умиротворенно, как будто на картине. Это довольно странная мысль, но я подумал, это вас, возможно, приободрит…
– Да, – ответила Тильда. – В некотором роде.
– Я пришел в комнату, потому что меня позвал мистер Хулио Монтеро, коллега мистера Норберга, как я понимаю.
– Да… Так и есть, – подтвердила она. – Он все еще здесь, в отеле?
– Боюсь, что нет. Но, простите, можем ли мы что-то сделать для вас?
– Я бы хотела увидеть его комнату. Ту, где он умер.
Было решено, что ее покажет Агнес. Она повела нас вверх по лестнице, постоянно оборачиваясь, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз меняла свое решение.
Первое впечатление от комнаты: такая светлая и лаконичная, что Феликс, наверное, был счастлив здесь. Мы с Тильдой смотрели на кровать, как будто она могла что-то рассказать нам о последних моментах его жизни, но ее перестелили с безупречной аккуратностью, как будто смерть – это лишь событие второго порядка, ее следы легко стереть, перестелив белье и взбив подушки. Я подошла к окну, чтобы посмотреть на вид, который открывался Феликсу: сад, площадка для гольфа, серебристые леса вдали. В то же время Тильда обходит комнату, скользя пальцами по поверхностям, прикасаясь ко всему, к чему прикасался Феликс.
– Здесь уже ничего нет, – сказала она, – но я чувствую его присутствие. Представляю его в этой комнате, как он занимается рутинными делами, принимает душ, переодевается в спортивную форму.
У нее снова глаза на мокром месте, а Агнес говорит:
– Вчера утром я сделала несколько фотографий. На них он, комната. Просто на всякий случай, вдруг это будет важно… Не знаю, захотите ли вы или его родственники увидеть эти фотографии…
Тильда посмотрела на нее резко, спросив натянутым шепотом:
– Что? Что вы сказали? Вы фотографировали труп? Зачем?
– Я не знаю. Почему-то тогда мне показалось это важным. Я не очень понимаю почему.
Тильда села на кровать, поникла головой, как будто слишком устала думать, но потом взяла себя в руки и сказала:
– Я хочу их увидеть. Подойдите ко мне, покажите их.
Агнес села рядом с Тильдой, я села позади, и она показала нам фотографии: ванная, его бритва, использованное мыло, спальня, нетронутый поднос с едой, вид на площадку для гольфа, и, наконец, сам Феликс, лежащий на спине на кровати, глаза широко раскрыты, безучастный взгляд в потолок, халат разметался, левая рука свисает с края кровати, пальцы зависли над полом.
Тильда уставилась на фотографию, лицо у нее побелело, застыло.
– Я хочу, чтобы вы мне их прислали по электронной почте, а затем удалили. – Она ищет в сумке бумагу и ручку, записывает адрес.
– А где его вещи? Одежда, туалетные принадлежности, обручальное кольцо, часы, запонки? Они должны быть у вас.
– Да, конечно. Мы их упаковали… Вы сможете забрать их, когда будете уезжать.
Когда мы покидаем комнату и спускаемся вниз, то встречаем Отто, он ждет нас у стойки администратора, рука его лежит на черном чемоданчике на колесах.
– Это вещи вашего мужа… Заберите их, пожалуйста, и, если мы еще чем-то можем помочь, не стесняйтесь спрашивать. Я положил в сумку свою визитку.
Мы забрали чемодан, заказали такси до железнодорожной станции, собираясь возвращаться в Лондон. Тильда сказала, что хотела бы остаться одна в квартире, велела мне вернуться на Уиллесден-грин. Я была совершенно разбита, почти без сил, но все равно включила ноутбук, это был бессознательный рефлекс, я не собиралась этого делать. Взглянув на экран, я увидела десятки сообщений от Скарлет.
32
Ее письма были примерно одного содержания. «Я сделала все, о чем мы договаривались. Теперь твоя очередь» или «Калли, ты должна выполнить свою часть сделки. Нам нужно обсудить детали» или «Не игнорируй меня. Ты должна действовать сейчас… Не забывай, Белль хотела этого».
Я «должна» то, я «должна» се. Она еще не предложила ничего, что могло бы указывать на ее или мою вину, но смысл ее слов до того прозрачен, мне было так дурно, что я думала, меня стошнит. Ее требования ужасны, и все же я осознала, что ожидала такого исхода с того самого момента, когда узнала о смерти Феликса, и всю дорогу меня, как болезнь, не покидало отравляющее знание, что Скарлет постарается извлечь выгоду из этой чудовищной трагедии. И вот теперь мне отчаянно хотелось заставить ее молчать, отделить ее от себя, отдалиться.