На той стороне реки сгрудились холмы, в это время года голые и черные, а чуть дальше виднелся семетерий. Иногда над верхушками деревьев поднимался дымок семеты. Замечая его, Северина вяло размышляла, кто на этот раз отправился к богам: мужчина или женщина, любимый всеми или отверженный, молодой или старый. Почему та, которую любил первый бог, не попросила для себя вечного бессмертия, а хотела лишь вернуться к человеческому мужу? Почему не выбрала божественную любовь?
Ян нашел ее там, на обрыве. Северина ждала его приезда каждый вечер и специально наряжалась в лучшие платья, а сейчас, среди бела дня, оказалась вдруг совершенно не готова в своем простом домашнем наряде, теплой кофте, надетой под шубку, и с растрепанными волосами. Она смутилась, быстро отвернувшись к реке, чтобы он не увидел ее ненакрашенное лицо.
— Дуешься, что я не приезжал, волчица? — вздохнул он. — Или снова решила прыгать?
— Нет, — растерялась она: ей и в голову не пришла такая замечательная идея. — Любуюсь на реку.
— Ах, на реку… — Ян с пониманием хмыкнул.
— Как там дела? — Северина рискнула взглянуть на него мельком, по самые глаза закутавшись в мех воротника.
— Твое лечение проходит успешно. Доктора не пускают к тебе посетителей, но ты уже перестала крушить мебель и даже соглашаешься поесть. Все знакомые тебе очень сочувствуют и желают здоровья, — ответил он с плохо сдерживаемой улыбкой.
— А… Димитрий?
— Сиятельство тебе здоровья не желает. Но он и не вспоминает о тебе. Мне кажется, это лучшее проявление его доброты.
Она кивнула.
— Спасибо, что заступился тогда за меня. Спасибо за цветы… спасибо за все, Ян.
— Тебе надо было подождать, волчица, — он снова вздохнул. — Цветы — лишь малая толика того, чем бы я осыпал тебя. Ну почему ты у меня такая порывистая и горячая?
— Я стану хорошей, — потупилась Северина. — Терпеливой и спокойной. Послушной.
— О, не обещай того, чего никогда не сможешь сделать, — неожиданно расхохотался Ян, повернул ее к себе, губы в губы, сердце у нее подпрыгнуло и замерло.
Он потянул ее подальше от осыпающегося края обрыва, прижал спиной к влажному, сбросившему листву на зиму дереву. Морозец забрался под шубку Северины вместе с мужскими ладонями, и они долго стояли так, наслаждаясь неспешно текущими минутами у скованной льдом реки. Никто не видел их здесь, только холмы и небо, и можно было не сдерживать себя и целоваться, целоваться, целоваться, перебрасываясь в промежутках парой нежных слов.
Только замерзнув, они отправились в дом обедать. Ян посмотрел на блестящие полы, на Маркуса в бархатном ошейнике и на довольную майстру Божену, а Северина напустила на себя невинный вид, усаживая его за стол. Она быстро юркнула в спальню, сбросила теплые неуклюжие вещи, влезла в первое попавшееся под руку нарядное платье, провела щеткой по волосам, вплыла в столовую уже по-другому, царственно, и отметила, как у него заблестели глаза.
— Расскажи, как жилось тут? — предложил Ян, когда домоуправительница подала им жаркое.
— Хорошо, — Северина беззаботно пожала плечами. — Маркус скоро научится ловить крыс. Майстра Божена связала пинетки и взялась за кофточку для твоего будущего сына. — Она приложила руку к животу и коварно ухмыльнулась. — Кстати, ты не сказал, какой срок?
— Ну… — он покосился на дверь, за которой скрылась старушка, и неопределенно взмахнул вилкой, — пока еще не заметно.
— Мне пришлось сказать, что ты совратил меня, а потом украл у родителей, — мстительно добавила она.
— Это вполне в моем духе, — весело кивнул он.
— Я боюсь только, что скоро эти слухи дойдут до твоих соседей. Ты знал, что майстра Джозефина хотела выдать за тебя свою дочь, а майстра София и сама не прочь выскочить замуж с тех пор, как ты однажды заночевал у нее?
— Видимо, для меня это была какая-то очень темная и одинокая ночь… — задумался Ян, а затем расхохотался: — Боги, я даже стесняюсь спросить, откуда это известно тебе, волчица.
Северина снова смутилась и опустила глаза в тарелку. Все сплетни, которыми делилась с ней краснорукая работящая девица, касались сердечных дел тех или иных местных жителей.
— Скучаешь без своих пташек? — с пониманием поинтересовался он.
— Нет, — она резко и испуганно мотнула головой, будто Ян упрекнул ее в чем-то. — Я разгоню их, вот увидишь. Вернусь и всех разгоню.
— Зачем? — искренне удивился он. — Мне будет жаль, если ты разрушишь такую прекрасную сеть наушничества и шпионажа. Не смей.
Северина пожала плечами и не стала говорить, что потеряла интерес ко всем прежним забавам. Ян задумчиво посмотрел на нее.
— По правде говоря… мне пришла сейчас на ум одна идея. Скажи, волчица, неужели ты знаешь все и обо всех от этих своих птичек?
— Если женщина или мужчина хоть сколько-нибудь знатны и интересны в обществе, я могу узнать о них хоть что-то, — неуверенным голосом протянула Северина.
— О майстре Маргерите, например?
— О дочке рыбного короля? — удивилась она. — Пожалуй, да. Но зачем?
Ян отбросил салфетку, сияющий и довольный, поднялся с места, обошел стол и наклонился, чтобы прижаться к ее рту губами.
— Потом. Все потом, волчица. Не сейчас. Не здесь. Не в этом тихом уголке для твоего отдыха.
Она вцепилась в его рукав, заглянула в глаза с испугом и мольбой.
— Не играй со мной, Ян. Если тебе нужны другие женщины…
— Я очень серьезен, — он перестал улыбаться, и это немного успокоило ее. — Если бы мне были нужны другие женщины, я не стал бы ничего менять в своей жизни. Учись доверять моим решениям, волчица.
— Я учусь, — тихо ответила Северина. — Я очень стараюсь.
До самого вечера они просидели в гостиной, наполненной ароматом роз, пили коньяк и курили по очереди одну сигарету. Северина, как и обещала, старалась привыкнуть и к тому, что он каждый раз подкуривает сам для нее, будто она безрукий или беспомощный ребенок, и к ощущению мужского плеча под щекой и теплого тела рядом. Ее сказка длилась и длилась, и пусть в ней главный герой совсем не походил на стального рыцаря с сильными кулаками — внутри он тоже был прочен и силен, его оружием являлись меткие слова и острый ум, а еще чуткое понимание других, и это заставляло Северину им восхищаться. Она и сама ведь никогда не пользовалась своей волчицей, чтобы защищаться или нападать.
Наконец, они услышали, как майстра Божена отправилась в свои комнаты, чтобы лечь спать. Огонь в камине догорал, как и свечи, которые Северина приказала зажечь вместо яркого верхнего освещения.
— Мне пора ехать, — с неохотой пошевелился Ян.
— Хорошо, — ответила Северина.
Она поднялась с места и проводила его к выходу, подала пальто. Отряхнула с плеч налипшие ворсинки и подарила прощальный поцелуй. С некоторых пор она начала находить в этом странное удовольствие: не спорить, а подстраиваться, не требовать, а ухаживать самой. Ян посмотрел на нее долгим взглядом.
— Ты такая прилежная, волчица, что так и хочется поставить тебе пятерку.
Северина улыбнулась.
— Лучше приезжай завтра.
— Если смогу.
Она кивнула и закрыла за ним дверь. Потом прошлась по комнатам, загасила камины и свечи, поднялась наверх, скинула свое бесполезное красивое платье и закуталась в домашний стеганый халат. Маркус куда-то пропал, видимо, дрых в эту ночь у майстры Божены, обиженный, что хозяйка посвящает внимание какому-то чужаку. Северина присела в кресло у камина, где еще не затушила огонь, и закурила. Ложиться в холодную постель после вечера с теплым Яном ужасно не хотелось, и она решила потянуть время до тех пор, пока окончательно не свалится от усталости, чтобы быстро заснуть.
От звука приоткрывшейся двери она вздрогнула и обернулась. Ян стоял на пороге, его пальто припорошил снег, глаза казались темными и опасными. Северина аккуратно отложила сигарету в хрустальную пепельницу, стоявшую на столике рядом.
— Сними халат, волчица, — приказал он тихим глухим голосом.
Не попросил. Не предложил. Приказал. У нее мгновенно закружилась голова и пересохло во рту. Словно в тумане, Северина поднялась с места, придерживаясь рукой за спинку кресла, чтобы не упасть на ослабевших ногах, отошла чуть в сторону, развязала пояс и уронила халат на пол. Осталась стоять так в нерешительности, с вытянутыми по бокам руками и отблесками пламени, играющими на обнаженной коже.
— Ты вернулся…
— Забыл сказать тебе то, что хотел весь вечер, — Ян шагнул в спальню и прикрыл за собой дверь. — Думал, что скажу завтра, или послезавтра, или потом, когда будет подходящее время. Но не могу. Не могу уехать, не сказав.
— Хорошо, — в недоумении протянула она. — И что ты хотел сказать?
— Прекрасная лаэрда, я под окном твоим, — как был, в верхней одежде, он двинулся к ней медленными неспешными шагами, и в животе Северины скрутился тугой узел, — с заката до рассвета лишь ревностью томим.
— Я знаю это стихотворение, — нервно улыбнулась она, не зная, куда девать глаза, — мы учили его в школе.
— Прекрасная лаэрда, мне подари покой. Хочу в святых заветах я жизнь прожить с тобой.
Она снова вздрогнула, когда холодные подтаявшие льдинки с пальто Яна укололи ее обнаженную грудь, а его руки скользнули ей на спину.
— Я тоже хочу, Ян, — произнесла, как зачарованная, Северина, чувствуя на лице его дыхание, — но мои святые заветы отданы Димитрию…
— Поэтому я и не хотел говорить тебе этого, волчица. Хотел подождать, пока в постели со мной ты перестанешь представлять другого.
— Но я не… — она вскинула на него испуганный взгляд. — Я не собиралась так делать.
— Это сильнее тебя. Я же видел. До сих пор вижу этот момент перед глазами, — Ян невесело усмехнулся. — Мой друг всегда знает, куда бить.
Северина поняла, что он вспоминает, как Димитрий на его глазах ласкал ее, и поморщилась.
— А откуда ты знаешь, пока сам не проверишь? — с нахлынувшим раздражением заявила она. — Это действует, когда Димитрий рядом. Но без него… без него я другая. Я убедилась в этом, пока жила здесь.