В раздевалке Северина подошла к своему шкафчику и без труда отыскала в его недрах свернутую в рулон карту. Она прислонила ее к низенькой скамейке, наклонилась, чтобы подтянуть чулок, и услышала:
— Значит, ты теперь увлечена астрономией?
Длинные волосы падали ей на лицо, и это помогло скрыть улыбку, но когда Северина выпрямилась и откинула их, ее глаза выражали легкое удивление.
— Очень увлечена, майстер Ингер. А вы за этим сюда пришли? Чтобы поинтересоваться?
Блондин стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди. Лицо усталое, глаза красные, взгляд тяжелый. Он успел уже переодеться после занятий в свою простую и удобную одежду: ветровку и джинсы. Возможно, даже успел выйти из школы вслед за всеми учениками, но заметил Северину и тоже решил вернуться, а возможно, захотел проверить напоследок, не остались ли в раздевалке чьи-нибудь вещи. Ведь дети такие рассеянные и забывчивые. Так или иначе, он оказался в опустевшем здании наедине с ней и смотрел так… впрочем, так он смотрел на нее уже не первый день.
— У вас уже все было?
— Что было, майстер Ингер? — невинно похлопала ресницами она.
— Как далеко он с тобой зашел? Отвечай.
В два шага он преодолел разделяющее их расстояние, грубо схватил Северину за плечо, она вскрикнула.
— Зачем ты это делаешь, Северина? — голос у майстера Ингера был глухой и страдающий, как у раненого зверя. — Хочешь, чтобы мне было больно? Мне больно. Слышишь, маленькая дрянь? Мне больно видеть, как ты вьешься лисой вокруг каждого парня.
— Да что вы такое говорите, майстер Ингер, — воскликнула она и принялась отбиваться. — Ни возле кого я не вьюсь. Это вы мне спуску не даете, отметки плохие ставите и придираетесь. Вы. Вы. Сами убеждали, что надо расстаться, что опасно продолжать, а теперь меня крайней выставляете.
— Целовал тебя? — как безумец, продолжал твердить он, схватил ее за подбородок, сильно ущипнув большим и указательным пальцем, заставил вздернуть голову, заглянул в глаза. — Кто из них тебя целовал? Что еще они с тобой делали?
— То же, что и вы, майстер Ингер, — вдруг жарко выдохнула Северина и полыхнула глазами. — Все, как вы научили. Вы — хороший учитель, я сразу это поняла.
Он мучительно застонал и отшатнулся. Обхватил руками голову, осел на скамью, широко расставив ноги и упершись локтями в колени. Северина положила ладонь на его затылок, зарылась пальцами в волосы, слегка сжала, потянула назад.
— Валериан…
Он послушно посмотрел на нее снизу вверх: точь-в-точь больной зверь глянул из капкана.
— Поцелуй…
Будто только этой просьбы и ждал, он тут же впечатался губами в ее ногу над самым коленом, лизнул кожу через паутинку чулка, оставляя мокрый след, снова глянул, с ненавистью, страхом, неистовым желанием.
— Еще…
От короткого тихого приказа по телу майстера Ингера пробежала дрожь. Он упал на колени, поставил ногу Северины на скамью рядом с собой, распахивая ее бедра, покрывая поцелуями ее икру, лодыжку, ремешок туфли, подъем ступни… Безотчетное, немое, слепое поклонение, жадный, обезумевший, слабый мужчина. Все-таки в каждом из них живет зверь, даже в людях. И вроде бы нет привязки, но стоит почуять запах самки — и самец становится сам не свой.
— Боги, я же пытался тебя забыть. Я же пытался…
Он снова потянулся вверх, Северина не стала препятствовать. Майстер Ингер запустил пальцы ей под юбку, подцепил резинку чулка, стянул вниз по ноге. Она сама приспустила трусики, подняла подол, столкнулась с мужчиной взглядом. Там она была совсем голая, и тонкая кружевная ниточка, болтающаяся на середине бедер, дразнила его своей белизной — цветом невинности, которая так возбуждает всех самцов с начала времен.
Майстер Ингер сглотнул при виде ее обнаженного тела.
— Войцех тоже лизал тебя?
— Нет, — она пожала плечами, — он предпочитает членом.
— Врешь, — и снова в глазах затаенная боль, и ревность, и страсть, и надежда. — Ты все придумала.
— Нет, Валериан. Он просто не умеет так, как ты. Никто не умеет. Ты — лучший.
Как и следовало ожидать, он зарычал, рванул ее к себе за ткань трусиков, влажным и скользким языком тронул нежную внутреннюю поверхность бедра, пощекотал сгиб между ногой и телом, раздвинул ей нижние губы. Помог себе пальцами, сминая мягкую кожу, оставляя на ней красные отпечатки.
— Майстер Ингер, — с улыбкой прошептала Северина, — вы целуете меня прямо туда, куда дотторе Ворхович меня…
Он шумно выдохнул через ноздри, но не оторвался от ласк, проникая все глубже, упиваясь текущей из нее влагой, собирая ее губами и сглатывая, как нектар. Будто кто-то дергал и дергал струну, и одна нотка звучала и звучала в общей сонате. Северина отдалась своим ощущениям, откинув голову. Вот сейчас майстер Ингер опустит ее на скамью, расстегнет джинсы, достанет разбухший член. Ее внутренние мышцы еще помнили его в себе. Немного больно, твердо, непривычно. Не то, что игры с языком — в этом они частенько упражнялись. Секс у нее был лишь один раз — с ним же — но и у него, похоже, с тех пор никого не было, иначе не случилось бы этого неконтролируемого всплеска, неосторожного желания. А ей именно оно и требовалось: неконтролируемое и неосторожное, лишающее разума и опоры.
Когда шаги прозвучали совсем близко, они едва успели отпрыгнуть друг от друга. Северина только опустила юбку, а в дверях уже показалась майстра Ирис, строгая, подозрительная и затянутая в брючный костюм.
— Что здесь происходит?
Светловолосые люди быстро краснеют, и им труднее эту реакцию скрыть. Особенно, когда они делают что-то неправильное или опасное. Особенно, когда их за неправильным и опасным занятием застали врасплох. Особенно, если застал врасплох кто-то влиятельный и неприятный: начальник или бывшая любовница.
— Майстер Ингер помогал мне размять связки, — нашлась первой Северина. — Я потянула ногу и попросила его помочь.
Цепкий взгляд старой карги Ирис перепрыгнул с мужчины на девочку и обратно. С краснеющего, едва вытершего рукавом влажный подбородок мужчины на растрепанную девочку с приспущенным ниже колена чулком. И вроде могло бы показаться, что массировал ногу, но… Северина даже сама бы себе не поверила, но директриса только хмыкнула и вздернула бровь.
— Майстеру Ингеру следовало бы помнить, что с такими просьбами лучше отправлять учеников к доктору. А доктор направит к массажисту.
— У меня есть квалификация массажиста, — ответил он слегка хрипловатым голосом, — я проходил обучение.
— И все же вы здесь не на ставке массажиста работаете, — холодно отрезала Ирис, развернулась и поцокала каблуками прочь.
Не зря Северина не любила ведьму, ох, не зря. Она быстро оглядела себя, но длины юбки хватило, чтобы прикрыть спущенные трусики, и оставалось лишь гадать, к каким выводам на самом деле пришла карга.
В воздухе повисла неловкость. Северина привела одежду в порядок, подхватила карты и хотела сбежать, но майстер Ингер поймал ее за руку.
— Так больше не может продолжаться.
— Конечно, не может, — закивала она, — поэтому отпустите меня, пожалуйста. Вы такой большой и сильный… вы опять соблазняете меня. Мне надо идти, отпустите. У нас сегодня вечером здесь практикум по астрономии, а мне готовиться надо. Отстаньте от меня.
Она вырвалась и убежала.
Насчет практикума, в отличие от прочей истории с дотторе в главной роли, Северина не соврала. В эти дни над Цирховией проходил метеоритный дождь, и в темное время суток его можно было увидеть даже невооруженным глазом. Влюбленный в свой предмет дотторе Войцех не смог остаться равнодушным и пригласил учеников понаблюдать, заодно и с их родителями договорился, в какое время доставить, в какое забрать.
Готовилась Северина тщательно, но, в основном, морально. Если ее расчет верен, вечером ей не придется скучать. К моменту, когда она снова вернулась в школьное здание, на площади перед ним уже собралась жалкая кучка ее одногруппников по внеклассному занятию. В центре собрания стоял телескоп, ученики при свете двух фонарей делали пометки в дневниках наблюдений.
Северина тоже что-то черкала и таращилась в черное небо, запрокинув голову, и приставала к дотторе с какими-то вопросами о космосе и прочей ерунде. Наконец, вверху мелькнула первая искорка, затем еще и еще. Все возбужденно заговорили разом, стали тыкать пальцами, подталкивать друг друга локтями и ахать. По очереди прикладывались к телескопу, чтобы лучше разглядеть.
Только одна ученица никак не могла взять толк, куда его направлять. Вертела то в одну сторону, то в другую, советов не слушала и ничего не понимала. Дотторе Войцех, который и сам был не прочь глянуть на знаменательное событие, потерял терпение, наклонился, приобнял ее за плечи и бережно, но твердо повернул всем телом в нужную сторону и нагнул под таким углом, чтобы обзор, наконец, открылся.
— Спасибо, — пробормотала благодарная Северина, приподняв голову чересчур близко к его лицу.
А в следующую секунду дотторе от нее отбросило, швырнуло на землю, а на его месте возник разгневанный майстер Ингер.
— Валериан. За что? — только и смог воскликнуть красивый и несчастный дотторе Войцех, лежа на земле и потирая ушибленную челюсть.
— Ты знаешь за что, — ткнул в него пальцем тот, а затем развернулся и пошагал прочь.
Поднялась суматоха, девочки испуганно сбились в кучку, мальчишки помогали преподавателю подняться. Кто-то протягивал платок, кто-то предлагал принести воды. О метеоритном дожде на время забыли.
Как и о Северине, которая тихо скользнула под тень деревьев и растворилась в ночи.
— Валериан. Валериан, — она бежала за ним и осмелилась позвать его в голос, только когда они отдалились на несколько кварталов от школы.
— Все кончено, Северина, — не оборачиваясь, бросил он.
— Да что кончено-то?
— Я увольняюсь, — майстер Ингер резко обернулся, все тот же раненый зверь, оставивший добрую половину шкуры в зубастом капкане. — Я не могу находиться с тобой в одном помещении, в одном пространстве. Даже воздухом одним с тобой дышать не могу. Не могу видеть, как ты флиртуешь с другими.