До сих пор что-то царапало Алекса изнутри, когда он вспоминал, как увидел брата Эльзы, когда ворвался в его покои. Конечно, радушного приема ожидать не стоило, и разговор назревал непростой, но в реальности все вышло совсем не так, как представлялось даже при самых нерадужных прогнозах.
Димитрий сидел в кресле, откинувшись на спинку и вытянув длинные ноги, рубашка на груди была расстегнута, сбоку на шее под ухом виднелась запекшаяся кровь. Нечто едва уловимое в позе, неестественно напряженные мышцы, поверхностное дыхание, заметное по движению грудной клетки, стиснутые на подлокотниках пальцы — все признаки говорили, что хозяин комнаты испытывал в тот момент нестерпимую боль. Его губы шевелились, а так как других собеседников поблизости не наблюдалось, разговаривал он, похоже, сам с собой. Алекс моментально испытал сбивающее с ног разочарование. О чем можно договориться с сумасшедшим? Но почему тогда Эльза, по слухам, доверяет его мнению? Никто в здравом рассудке не станет полагаться на слова душевнобольного.
Пока Алекс колебался в своих сомнениях, Димитрий неохотно поднял на него глаза, пустые, выгоревшие до белизны от какого-то внутреннего накала, с жуткими крохотными зрачками, и сделал знак занять кресло напротив.
— Ян, подай нашему гостю вина. Спроси, что он предпочитает.
Говорил он тоже с трудом, язык едва поворачивался во рту, но Алекс все же решил рискнуть и воспользовался приглашением. Димитрий сам изгой среди аристократов, он единственный, пожалуй, лишен присущего его слою общества снобизма, на своей шкуре знает, что такое быть паршивой овцой в благородном стаде. Ему не к лицу морщить нос от того, кто стоит на ступеньку ниже, учитывая, с кем якшается сам. Тем более, предложить Эльзе покинуть семью — разве не открытый жест презрения к существующим порядкам? Разве их интересы не совпадают хотя бы в этом? Его нужно лишь убедить, что Алекс — лучший вариант для сестры.
— Мы что теперь, потчуем тут всех подряд? Привечаем всех сирых и убогих? — довольно нахально отозвался доходяга по имени Ян. — Скажи ему, чтобы шел отсюда, и дело с концом. Меня он не слушает.
Димитрий глянул на дерзкого слугу так, что показалось — вот-вот прыгнет и вцепится в глотку, и по непроизвольной реакции Яна стало понятно: на самом деле тот побаивается господского гнева. Побаивается, но все равно стоит на своем. Зачем? Не желая нагнетать обстановку, Алекс поторопился отказаться:
— Я ничего не хочу. Мне нужно только поговорить.
— Говори, — равнодушно бросил Димитрий.
— Ты сам знаешь, что он скажет, — снова встрял Ян. — Что влюбился в твою сестру, а она его на дух не переносит, видеть не хочет. Все же понятно, что ничего ему не светит. Не стоит даже тратить время на него. — Он послал Алексу невинную улыбку. — Что так удивился? Это моя работа — все знать.
— Хочешь рассказать мне, как любишь Эльзу? — в глазах Димитрия мелькнуло нечто незнакомое, словно чернила на миг плеснули в расплавленное серебро. — Мне?
— Да, — Алекс покосился на нахального Яна. Вот бы кому врезать. Мало того, что промурыжил несколько дней в ожидании, так и теперь еще язык подкладывает. — Вообще-то, Эльза тоже меня любит… любила. Я хочу ее вернуть. Я хочу сделать ее счастливой. Я хочу доказать…
Все уязвленные чувства поднялись в нем жаркой волной, слова полились бурным потоком, но чем более весомые аргументы Алекс приводил в свою защиту, чем подробнее рассказывал Димитрию, сколько времени провел с Эль, что обещал ей и как досадно все вдруг оборвалось, тем холоднее становился стальной блеск в глазах волка. Будто речь, сказанная Алексом, проходила через испорченный телефон, меняясь до неузнаваемости перед тем, как попасть в уши сидящего перед ним угрюмого, больного на вид аристократа.
— Любишь Эльзу, — наконец повторил он каким-то страшным, хриплым, низким голосом, — любишь мою маленькую, сладкую, беззащитную сестренку.
И Алекс снова как через порог перешагнул:
— Люблю.
Уголок рта у Димитрия дернулся, обнажив краешек белоснежных зубов то ли в ухмылке, то ли в зверином оскале.
— Пошел вон.
— Отличное решение, — тут же воодушевился Ян. — Иди-иди, парень, некогда нам тут с тобой возиться, своих дел по горло.
— Не уйду, — мотнул головой Алекс, понимая, что сейчас его испытывают на прочность и твердость намерений, — я готов на все, чтобы быть с Эльзой. Если есть хоть один шанс, я хочу использовать его. Любой ценой.
Он действительно верил в это, поворот был выбран, и даже если дверь в конце пути не поддавалась, Алекс готов был выломать ее. Димитрий устало прикрыл глаза и произнес:
— Ян, подай нам фрукты.
По лицу Яна читалось, что он скорее подал бы Алексу яда, но спорить на этот раз слуга не решился, послушно подошел к столу, взял серебряный поднос, на котором красовались краснобокие яблоки, синие сливы, оранжевые апельсины и сочный белый виноград. Если бы Алекс не был так настроен идти до конца, он бы уже пожалел, что пришел: слишком странными ему казались все эти расшаркивания с угощениями, болезненное состояние хозяина и нервный вид слуги.
Димитрий лениво поднял руку, взял с подноса яблоко и нож. С хрустом надрезал пополам, не спуская глаз с гостя, который от фруктов только отмахнулся.
— Моя сестра — волчица. Ей нужен равный. Ты хочешь стать волком, Алекс?
— Я хотел бы им быть, — фыркнул тот, — если б такое было возможно.
— А ты помнишь легенду о том, как волки вообще появились?
Алекс что-то такое слышал и помнил, поэтому кивнул.
— Они произошли от женщины и бога, который обернул ее волчицей, — продолжил Димитрий, пока лезвие в его пальцах ловко сверкало, превращая яблоко в тонкие ломтики, которые затем падали на пол, — ты никогда не задумывался, кем же первые белые волки друг другу приходились?
— Кем? — спросил Алекс, потому что пауза в разговоре сама вела к тому.
Димитрий холодно улыбнулся.
— Братьями и сестрами. Если они родились от одной женщины и одного бога, то все были братьями и сестрами и не могли размножаться ни с кем, кроме друг друга, пока их потомков не стало так много, что об этом близком родстве все позабыли. Понимаешь, Алекс?
— Он не понимает, — вздохнул Ян, со стуком возвращая поднос на стол. — И не поймет. Не трать время.
— Он поймет, — миролюбиво протянул Димитрий, и в следующую секунду его рука совершила изящное и плавное движение, а ладонь, в которой только что играло лезвие ножа, вдруг оказалась пустой.
Дуновение воздуха скользнуло по щеке Алекса, от неожиданности он моргнул, тут же сообразив, в чем причина. Повернул голову, чтобы увидеть, как глубоко, по самую рукоять, нож вошел в кожаную обивку кресла. Хороший бросок, с четко выверенной силой, до миллиметра точный. Бросок, сделанный тем, кто уверен, что никогда не промахивается. В крови пробежал холодок — естественная реакция организма на внезапную опасность.
— Верни мне нож, Ян. Я его случайно выронил, — голос Димитрия звучал мягко, но губы все так же кривились, и пустыми, как два бездонных провала, выглядели глаза.
— Зачем? — с вызовом спросил Алекс. — Я и сам могу это сделать.
Он демонстративно выдернул лезвие из обивки, поднялся и передал Димитрию, а затем вернулся на место.
— Хочешь напугать меня? Думаешь, побегу? Не побегу.
— Не побежишь, — тот улыбнулся, будто обжег ударом хлыста, — я уверен. Не побежишь, потому что я бы тоже на твоем месте пожертвовал жизнью, только чтобы быть с Эльзой. Целовать ее мягкие губы… мы ведь оба знаем, какие они сладкие… какой божественный у них вкус…
Глаза его потемнели до черноты, голос упал до шепота. Димитрий откинул голову на спинку кресла и резко засмеялся колючим безрадостным смехом, спина его выгнулась, руки вцепились в подлокотники, нож зазвенел по полу.
— Уходи, — вполголоса сказал Ян, — он не поможет тебе.
— Нет, помогу, — прохрипел брат Эльзы с жутким оскалом. — У тебя есть шанс, Алекс. Подойди ко мне. Ну же.
Вот тогда Алекса и начало что-то царапать изнутри. Какое-то неясное сомнение. "Мы оба знаем, какие сладкие ее губы…" Откуда Димитрию знать такое о сестре? Или это просто попытка вывести его, Алекса, из себя? Но что тогда означает "шанс"? Алекс встал и наклонился над братом Эльзы, чтобы лучше расслышать несвязное бормотание.
А в следующую секунду весь мир перевернулся. В глаза почему-то бросилось лицо Яна — тот поморщился, но не сдвинулся с места — а затем ослепительная вспышка ударила в виски, подсекла колени. Кто-то ловко подхватил его и уложил на пол.
— Ты всерьез полагал, что я отдам ее тебе? — смеялся Димитрий, нависая сверху и проворачивая свой нож у Алекса в животе. Его безумные наполненные чернотой глаза, казалось, смотрели вникуда. — Мою маленькую сестренку? Думал, что я выслушаю здесь твои признания и растаю от нежности? Эльза любит меня, всегда любила, с самого детства. Ты спрашивал у нее об этом? О да, она наверняка же сама рассказывала обо мне. А я… люблю… ее. Мы с ней связаны навечно одной кровью, мы идеально подходим друг другу, мы должны быть вместе, как первые волки, как потомки богов, а ты, Алекс, просто проводник, тонкая ниточка, которая свяжет нас еще крепче.
Он говорил и смеялся, смеялся и говорил, а Ян стоял поодаль и просто наблюдал за происходящим, пока Алексу не начало казаться, что все это ему чудится. Он не может просто умереть на полу в затерянной глубоко под землей комнате темпла, истекая кровью, он и сам факт удара-то не почувствовал, не понял, когда Димитрий успел его нанести.
Все вокруг стремительно погружалось в темноту.
— Он умрет, — долетали до него через туман незнакомые голоса.
— Он не умрет, — снова этот жуткий смех, — ты же не умрешь, Алекс? Ты не умрешь. Моя милая сестренка будет очень горько плакать, если ты так с ней поступишь, а я никогда не прощу себе, что мы расстроили ее.
Алекс хотел ответить, что умирать он, конечно же, не намерен ни при каких обстоятельствах, но рот полнился горячей влагой с привкусом металла, и из горла выходило только бульканье.