А потом его увели в другую комнату и заставили развлекать младшую дочь канцлера. Темноволосой и светлоглазой пичужке в золотом — цвета правящей ветви — платьице стукнуло от силы десять лет, она увлекалась аппликациями из цветной бумаги и коллекционированием фарфоровых кукол, и с молодым лаэрдом, который приходился ей очень-очень дальним родственником по матери, у нее не нашлось ни одной общей темы для беседы. Правда, на помощь пришла гувернантка младшей наследницы трона, которая стала посредником в их натужном разговоре.
— Когда-нибудь я тебя на ней женю, — с удовлетворением поведал отец, когда они вдвоем шли по парку обратно.
— На гувернантке? — удивился Крис, мысленно еще не отошедший от своих мук.
— На младшей девчонке, — смерил его взглядом отец, — поверь, это лучшая партия, которую только можно придумать. Жаль, что не на старшей, конечно. Это ведь полшага до трона. Но ее приберегут для какого-нибудь политического брака. Наверно, выдадут за нардинийского принца, хоть и говорят, что тот болен. На твоем месте я бы и своему положению был рад.
Крис прислушался к себе. Рад ли он? Пигалица показалась ему такой до зубовного скрежета правильной и сдержанной. Ее тонкие пальчики только и делали, что поглаживали по волосам своих многочисленных кукол или крутили нарезанные полоски бумаги. Он представил, как ляжет с ней в супружескую постель и займется любовью — не в этом возрасте, конечно, а примерно через пять-десять лет. Она будет смотреть в потолок прозрачными серебристыми глазами и так же рафинированно постанывать, как отзывалась о погоде за окном. И тут же на месте этого жуткого видения возник образ нагой Ласки, которая с улыбкой искусительницы шептала ему: "Ты трахаесся не как благородный". Боги, да ему придется заново учиться это делать, чтобы ненароком не оскорбить свою благородную жену.
Крис бы с удовольствием ослушался отца, опустошил счета, как только получил бы к ним доступ, и удрал за моря, но Ласка, истинная дочь свободного народа, отказалась составить компанию, а помимо нее его мучил еще один вопрос. Вопрос справедливости. Разве не ради торжества справедливости Крис ходил на стычки с рыночными, защищая своих одноклассников? Вот и собственную семью он не сможет бросить, пока не восстановит в ней все так, как изначально должно было быть.
На встречу со старейшинами города под землей он все-таки решился. Ласка так обрадовалась, что визжала и прыгала прямо посреди улицы, а прохожие оборачивались на них: богатого лаэрда и девку без рода и племени. Впрочем, к встрече она готовила его так тщательно, будто это безродному Крису предстояло знакомство с ее аристократической семьей.
— Одежи эти свои попезные скидай, — приказала Ласка, копаясь в сумке, когда они встретились на следующий день неподалеку от тайного входа под землю, ведущего через очистные сооружения под набережной. — Во, глядь что притарабанила тебе.
— Может, "помпезные"? — осторожно уточнил Крис. — Сама хоть знаешь, что это обозначает?
— Да хоть "попезные", хоть "помпезные", один хрен они стоят столько, сколько я за неделю не зарабатываю, — топнула рыжая ногой. — Хочешь голым оттудова уйти? Ежели с поклоном идешь, то и отказать в просьбе старейшинам не сможешь. Попросят штанцы задарить — придется дарить. Откажешься — оскорбишь, тады и примочить могут. Так что скидай, скидай. Вот, очень даже приличное одеяние.
Одежда, которую принесла Ласка, оказалась и впрямь достаточно приличной, хоть и простой. Крис быстро переоделся, а свои вещи спрятал в сумку подруги вместе с бумажником и золотым браслетом.
— Сама купила тебе, — гордо похвасталась рыжая, — на собственные деньги. От Рыбы выручку прятала, узнал бы — прибил. Ничего для тебя не пожалела, — Она привстала на цыпочки и чмокнула его в губы. Затем хлопнула ладошкой по щеке. — Так, а теперь рожу попроще. Нет, это еще хуже, будто сильно обосралси… Вот, вот это в самый раз. Так и держи.
"Держать рожу" было нетрудно, по крайней мере, не сложнее, чем находиться в образе "юноши, не ведающего, что такое хрен", и, взявшись за руки, они отправились под землю.
Первые несколько шагов после того, как вход остался позади, Крис сделал практически на ощупь, таким резким оказался перепад света и тьмы, но постепенно его глаза привыкли, а за ближайшим поворотом и вовсе перестали напрягаться: там, воткнутый в стенное углубление, чадил факел. Следующий потрескивал на достаточно большом расстоянии от первого, но все же находился в пределах видимости.
— Куда ведут эти тоннели? — спросил Кристоф, почему-то понизив голос, хотя сырые земляные стены совсем не отражали эхо. Просто стало как-то не по себе от навалившейся тишины и жирного запаха дождевых червей и горелой смолы.
— Некоторые — по кругу, — беззаботно пожала плечами Ласка, твердой рукой увлекая его за собой, — некоторые — к общим комнатам, некоторые — в тупики.
— И ты знаешь их все?
Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— Конечно. Когда от полиции убегаешь, это может спасти твою свободу. Ну или жизню как минимум.
Крис вертел головой, стараясь успеть заглянуть в каждый темный проем.
— А зачем вы жжете факелы в пустых коридорах? Разве не экономнее освещать только жилые помещения?
Белое личико Ласки изобразило легкую степень обиды.
— А что мы, крысы какие, чтобы по темнотам шарахиться? У нас тут тебе не нора, все по-людски, с комфортом. Чаво ж твои сахерные лаэрды по ночам себе улицы фонарями освещают? Вот и шарахились бы наугад. Неохота? Вот то-то же. А чем мы хуже? Пусть солнце к нам сюды не заглядывает, вечная ночь, но нам и без него святло.
Вечная ночь. Крис едва заметно кивнул, соглашаясь с этим определением. Темный бог тоже любит мрак ночи, но здесь его присутствие не ощущается, впрочем, как и наличие светлого. Большой круглый темпл уходит глубоко в землю, отвоевав кусок "города" у свободных, а те, кто живет наверху и строит высокие темплы из золота, отвоевали у них право жить под солнцем, но подземный народ независим и горд несмотря ни на какое вмешательство в свою жизнь.
— А когда появятся люди? — спросил Крис, когда они миновали тлеющий в нише костер, дым от которого стелился под потолком и терялся где-то во тьме, не раздражая глаза и ноздри.
— Так они уже тута, — фыркнула Ласка, — не сцы, скоро познакомитесь.
— Правильнее говорить "не бойся", — машинально поправил он, ломая голову, где же могли прятаться эти пресловутые "они".
— Не бойся, — послушно откликнулась она. — Ты ж со мной, тебя не тронут. А вот ежели бы один забрел… так перо в печеня и кости в землю.
Словно в подтверждение ее слов навстречу им из бокового коридора вывалилась группа оборванцев.
— Гляньте-ка, сахерный к нам явилси, — рябая физиономия Тима, грозы всех школьников из приличных семей, перекосилась от злости. — Ну ты ваще наглый, раз на нашу землю зашел. Посмотрим, как тебе твои волчьи примочки помогут, когда заблудисся тут. Прощайся с жизней, сосунок.
— Сам ты сосунок козлячий, — опередив Криса, тут же вызверилась Ласка и стиснула свои маленькие кулачки. — И ничего он не заблудится, потому что я с ним. И вообще, он злой и страшный, никогда не сцыт ни перед кем… тьфу, то есть, не боится, вас всех одним зубом порвет. Ну-ка, подойди ближе, я тебе так по шарам надаю, никогда папкой не станешь, только маменькой.
Она уперла руки в бока и покачала ногой в знак своей нешуточной угрозы. "Злой и страшный" Кристоф непроизвольно поморщился, все еще памятуя о силе ее знаменитого удара, и Тим, пожалуй, тоже знал непонаслышке, так как даже попятился, затесавшись между своих приятелей. Пискнул уже оттуда:
— Молчи, подстилка. Что, сахерный, за юбкой прячесся? Подойди сюда, если смелый.
— Так покажи пример, подойди, — улыбнулся Крис и приобнял воинственно напыженную Ласку за плечи, — что, юбки забоялся?
Неизвестно, сколько бы еще длилось их противостояние, но в это время из другого коридора показался здоровенный мужик с белесой, словной выжженной на палящем солнце шевелюрой. Кулачищи у него выглядели не в пример Ласкиным, одним таким можно легко хребет переломить, а плечи — ссутулены, чтобы голова не билась о потолок. Он только глянул на группку рыночной шпаны — и тех сразу как ветром сдуло.
— Это Рыба, — представила его Ласка, которая тут же снова стала веселой и мирной.
Она скользнула мужику под руку, прижалась к нему щекой, и Криса будто острой иголкой в сердце кольнули: прежде он думал, что вот так, хитрой лисой или кошечкой, она способна прижиматься только к нему самому. Улыбка тут же сползла с его лица. Так все же муж ей этот Рыба или не муж? Могут ли они быть парой — маленькая рыжая девчонка с белыми бедрами и здоровяк с грубыми мускулистыми руками? По словам Ласки, он ее и поколотить мог, если выручку не приносила, но пока что по всем признакам выходило обратное: Рыба в ней души не чаял. Здоровяк проигнорировал хмурый взгляд чужака, брошенный исподлобья, его выпуклые широко посаженные глаза цепко оглядели каждый сантиметр одежды Кристофа.
— Прибарахлила? — прогудел он, наконец.
— Да сам он прибарахлилси, я то что? — напустила на себя невинный вид Ласка. — Он наш, он свой, он же не виноват, что не в той семье родилси?
— Может, и не виноват, — задумчиво качнул головой Рыба, а затем без предупреждения развернулся и потопал прочь.
— Он знает, что теперь ты со мной? — Крис улучил момент и требовательно дернул Ласку за руку, склонившись к ее уху в свистящем шепоте, пока широкая спина Рыбы маячила перед глазами.
Рыжая хихикнула, но локоток отбирать не стала.
— Я — женщина свободная, никому докладываться не обязана.
— А он тебе кто теперь?
— Да никто, конь в пальто, — она показала ему кончик розового языка, вырвалась и убежала вперед.
Их ждали в большом гроте, куда сходились целых семь коридоров. Казалось, сюда набился весь свободный народ от мала до велика, и все глазели только на лаэрда, который осмелился ступить в их мир и самонадеянно рассчитывал выйти ж