Видимо, Эльза услышала звон разбитой посуды, потому что, босая и одетая в домашнюю пижамку, уже стояла в коридоре у своей спальни. Как же она была красива, его сестра. Изгибы фигуры давно обрели женственность, длинные темные волосы, распущенные по плечам в беспорядке, благоуханным ароматом вызывали в обоих мужчинах резкий виток желания. При виде старшего брата ее глаза расширились от ужаса, она попятилась, вбежала обратно. Хотела захлопнуть дверь, но Алекс оказался проворнее и ворвался следом. Димитрий вошел куда более неторопливо, но успел заметить, как шевелятся ее губы.
— Помоги мне светлый бог, — бормотала она, — помоги мне, святой Аркадий, помоги мне, святая Тереза, помоги мне…
Раньше ему нравилось, когда женщины в ужасе молились от одного его появления, теперь это вызвало волну глухого раздражения. Нардинийская девочка что-то надломила в нем, что-то испортила, и он больше не чувствовал вкуса ни к чему в жизни.
— Они тебе не помогут, Эль, — громко сказал Димитрий, прерывая ее молитвы, — никто не поможет, кроме меня. Не благодари, сестра. Моя любовь к тебе бескорыстна.
— Что? — на миг испуг в глазах Эльзы сменился непониманием.
Впрочем, он давно привык к тому, что никто вокруг его не понимает, и никакой другой реакции ожидать и не стоило. Даже Петра бы не поняла того, что он собирался сделать, что уж там говорить о его маленькой невинной сестренке. Ошеломленная, Эльза почти не сопротивлялась, когда брат привлек ее к себе за плечо, ненадолго замер в соблазнительной близости от ее губ. Они составляли почти идеальную пару, рожденные в прекрасной ветви родословной белые волк и волчица, и наверняка смотрелись вместе соответствующе, потому что даже Алекс замер, не сводя с них глаз в немом ступоре. Но, прекрасная внешне, их ветвь давно прогнила изнутри, и страшно было подумать, каких больных чудовищ они произвели бы на свет вместе.
Димитрий втянул носом аромат кожи Эльзы и усилием воли заставил себя оставить нежный поцелуй на ее виске, где крохотные волоски слиплись от того, что ее бросило в пот от страха.
— Зло, совершенное во благо, это зло или благо? — прошептал он с легкой улыбкой, а когда сестра нерешительно подняла на него взгляд, улыбнулся шире: — Вот и я так думаю.
А в следующую секунду Алекс ударил ее наотмашь, повалив на кровать. Димитрий опустил веки, напряженно стиснул набалдашник своей трости, провел языком по губам, ощущая на них поцелуй… такой сладкий… такой мучительный… и Алекс открыто застонал так, как не мог он сам. Их личности все больше сливались в одну, смешивая запахи, звуки, мысли, ощущения и желания.
— Нет. Нет, — Эльза, конечно, пыталась отбиваться, но зверь уже рвал на ней одежду, лизал ее шею, придавливая всем весом к кровати. Ее волчица посылала униженные мольбы о снисхождении более сильному самцу, взбудораженному привязкой, но безуспешно.
Димитрий тихонько вышел, закрыл дверь и сполз по ней на пол, откинув голову. Это он сейчас целовал распухшие искусанные мягкие губы, он широкими движениями языка слизывал сладкие слезы, текущие по разбитому женскому лицу, он ощущал болезненное сопротивление девственного тела, когда врывался внутрь с торжествующим криком.
И все-таки он не коснулся ее и пальцем.
ЦирховияШестнадцать лет со дня затмения
— Какой ужас, — тоном заговорщика начала швея, не забывая при этом ловко приметывать ткань на талии Северины. — Вы слышали о том, что произошло, благородная лаэрда? Куда катится мир, если в одном из самых уважаемых семейств творится такое…
Северина слушала, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Что же она натворила? Но Алекс казался вполне безобидным парнем, кто же мог предположить, что его злость и обида на Эльзу выльются в страшный поступок?
— И ведь говорят, он добивался ее руки, — продолжала щебетать ничего не подозревающая сплетница, — сестра хорошей подруги личной служанки одной моей знакомой слыхала от своей соседки, которая работала в том доме, что в семье чуть скандал из-за этого не разгорелся. Но потом отец хорошенько внушил парню, что девушка ему не по зубам, и вот посмотрите только, что тот наделал в отместку.
Швея на миг замерла, сообразив, что неудачно ткнула иглой и зацепила нежную кожу заказчицы, но Северина даже не заметила укола. Боги, да никто вокруг и не подозревает, как все было на самом деле. А она? Как ей теперь смотреть в глаза Эльзе? Если бы она не разозлила Алекса, наговорив гадостей про подругу, он бы не стал так себя вести, Северина в этом не сомневалась. В свои годы она убедилась, что достаточно хорошо умеет "читать" людей и понимать, кто на что способен. Она ошиблась только в одном, недооценила отца Эльзы, неужели с Алексом тоже допустила досадный промах?
— Нет, — вмешалась младшая швея, прекрасно знавшая, что молодая лаэрда, которую они в данный момент обшивали, охотно участвует в любом разговоре о светских происшествиях. Она повертела в руках моток кружев, принесенный из подсобки, — я тоже знаю сестру одной служанки и своими ушами слыхала, что хозяйская дочь потеряла с парнем невинность гораздо раньше, но под напором отца была вынуждена прекратить отношения, а парень разозлился за это. Он пришел, чтобы взять свое, а она кричала специально, чтобы слуги слышали, будто все происходит в первый раз. Засудит она его, вот помяните мое слово. Но замуж ее точно никто не возьмет.
— Куда катится мир… — покачала головой и вздохнула старшая. — И ведь, не при вас, благородная госпожа, будет сказано, говорят, что там еще присутствовал ее брат. Вот в чем настоящий скандал заключается. Говорят, он смотрел, как его сестра, ну, лежит с этим парнем. А может, и сам поучаствовал…
— Может, это он ее невинности лишил? — глаза у ее помощницы загорелись, руки беспокойно забегали, отмеряя полоску кружев, чтобы приложить к лифу Северины. — Ой, что же это в благородном доме творилось. Может, она брату давно отдалась, а парня они вообще для прикрытия своих темных дел пригласили? А что? Все ведь знают, что брат посвятил себя темному богу. Может, им нельзя жениться по-нормальному? Заплатили бедному парню кругленькую сумму, и теперь она вроде как и не девственница, и понятно почему, и навсегда при брате останется…
Неожиданно Северине стало противно их слушать. Она спрыгнула с постамента, на который взобралась, чтобы швее было удобнее обметать подол, и повернулась к удивленным женщинам.
— Хватит нести чушь, — отчеканила она. — Скажу вам по очень большому секрету, который запрещено раскрывать, что благородный лаэрд, о котором вы говорите, уже помолвлен. Он скоро женится и вовсе не на сестре. И он безумно любит свою невесту. — Она прищурилась и добила сплетниц последним, самым "веским" аргументом: — Он мне сам это сказал.
— А что же тогда случилось? Вы знаете? А та лаэрда ваша подруга, да? Что она вам рассказала? — вопросы от болтливых швей так и посыпались на Северину градом.
Кое-как отбившись от них и сорвав примерку, она выбежала на улицу, поймала таксокар, села в него и только тогда поняла, что у нее трясутся руки. К моменту возвращения домой ее колотила крупная дрожь. Надо было ехать к Эльзе, поддержать ее, как та поддерживала саму Северину во время судебного процесса над майстером Ингером, но это означало, что потребуется говорить какие-то слова, сидеть рядом, смотреть в глаза и врать, врать, врать…
Она никак не могла собраться и это сделать.
Что же она натворила? Боги, да Эль ее убьет, если узнает, кто довел Алекса до ручки. Не физически, конечно, убьет, на это подруга не способна, а морально, своим презрением и ненавистью. Заслуженно, конечно, но…
Северина провела бессонную ночь, кляня себя на все лады и жалея, что уже ничего не исправить. Наконец, на рассвете она решила, что признается Эльзе, когда скандал немножко поутихнет. Ни в коем случае не по телефону и не впопыхах. Только лично, в спокойной, дружеской обстановке. Да, душевные раны подруги немного затянутся, и она будет способна терпеливо выслушать Северину и понять ее доводы. И, если повезет, даже простит…
Но что делать с Алексом, который напал на Эль, наверняка думая о ней всякие гадости? Что с ним станет, если он сообразит, что его бывшая возлюбленная ни в чем не виновата? С мучительным стоном Северина схватилась за голову, и ее моральные пытки начались сначала.
А следующим вечером к ним домой пришел неожиданный гость. Отец как раз только приехал из парламента, где любил засиживаться с бумажками допоздна, и по привычке заперся со стаканчиком коньяка в кабинете. Северина из любопытства глянула с лестницы, кто там стучит в дверь, и несказанно удивилась, когда услышала знакомый голос. Виттор? Но почему он пришел сюда? Разве не удобнее было бы поговорить прямо в парламенте? Разве они с отцом не видятся там?
С опозданием она вспомнила, как злился отец, когда говорил, что больше руки при встрече этому человеку не подаст. Возможно, кое-кто не хотел натыкаться на отказ публично. А возможно, не желал, чтобы о разговоре знали посторонние…
Служанка повела гостя в кабинет хозяина, а Северина на цыпочках спустилась по лестнице вне себя от любопытства. Дорогие ковры прекрасно скрадывали ее шаги, она притаилась за углом, слушая, как отец даже не пытался скрыть недовольство, приглашая Виттора войти. Видимо, хотел соблюсти правила гостеприимства перед слугами, а может, его обычные тюфячность и мягкотелось не позволили с порога послать бывшего приятеля вон.
— А ну, исчезни, — шикнула Северина на служанку, а сама приникла то ухом, то глазом к крохотной щелочке в двери кабинета.
Виттор был помят и раздавлен горем — или усиленно это горе изображал. Северина прекрасно помнила, какой из него лицедей, и не верила ни на секунду в искренность хоть каких-то эмоций. Отец не предложил ему присесть, но Виттор, помявшись на ногах немного, сам подвинул ближайший стул и опустился на него, якобы держась за сердце. По лицу родителя Северина поняла, что совесть не позволит ему заставить человека в такой ситуации встать обратно.