— Ты беременна, девочка. Ты знаешь об этом? — сказал он.
— Что? — глаза и рот у Эльзы распахнулись. — Нет.
— Да, — кивнул ее муж. — У тебя просто нет опыта, чтобы это понять. А у меня — есть. Я уже был женат на женщине, которая забеременела.
Мысли разом закружились у нее в голове. Страх. Отчаяние. Изумление. Ненависть… радость? Нет, страх. Ребенок Алекса у нее в животе, вечное клеймо, вечное напоминание о том, что сделал Димитрий…
— Ты… — она еще училась говорить человеку, которого привыкла считать только отцом подруги, фамильярное "ты", — разведешься со мной теперь?
— Ну что ты, — он даже рассмеялся. — Я счастлив. Я буду отцом.
— Но… почему? — она хотела задать ему тысячу вопросов, но вместо этого потеряла дар речи.
— Потому что мне давно пора посмотреть правде в глаза: я не могу ни в кого влюбиться. Долгие годы у меня не получалось жениться на женщине и зачать новое дитя, потому что я уже люблю женщину, и от этой любимой женщины у меня уже есть желанное дитя.
— Вы до сих пор любите покойную супругу, — прошептала Эльза, от волнения позабыв, что надо "тыкать".
Благородный лаэрд задумчиво кивнул.
— Никто не может заменить мне Аннелику. А притворяться влюбленным я не хочу. Притворство и ложь вообще не по мне, знаешь ли. Вот с тобой мне легко, девочка, — он чуть сжал руку Эльзы, — мы с тобой оба можем не притворяться. Мы любим призраков, которых в нашей жизни больше нет, и не претендуем на сердца друг друга.
Эльза опустила глаза и произнесла почти беззвучно:
— Я больше никого не люблю.
Муж не стал ее исправлять, и Эльза продолжила твердить себе это, лежа в одинокой постели бессонной ночью и обдумывая очередной крутой поворот судьбы. Она никого не любит. Никаких призраков вокруг нее нет. Страшный человек больше не прячется в углу ее спальни. Алекс никогда не узнает, что навсегда клеймил ее напоследок.
Она думала, что ее супруг говорит об отцовстве номинальном: на бумаге ребенок получит его фамилию и право наследовать имущество пополам с первой дочерью. Неплохо, потому что от ее собственного фамильного наследства мало что осталось. Но муж принялся едва ли не на руках ее носить, то и дело прикладывал ухо, чтобы послушать биение у нее внутри, и ни одним словом, ни единым жестом не напоминал, что в ней растет ребенок от другого мужчины. Живот увеличивался, и вместе с тем возрастало их общее нетерпение и волнение перед встречей с младенцем.
Перед самыми родами у Эльзы обострилась нервозность. Она ощущала удушающую панику от мысли, что ее найдут, поэтому отказалась от докторов и родила на кровати в собственной спальне, цепляясь за руку квохчущей служанки и громко проклиная всех существующих богов.
Ее супруг, сияя от счастья, ходил вокруг постели со свертком на руках и целовал крохотное существо в покрытый слипшимися волосками лобик, и от этого зрелища у нее на глаза навернулись слезы.
— Почему? — спросила тогда Эльза и добавила, хоть и знала, что поступает жестоко: — Северина говорила, что ты ее не любил.
Муж тут же потемнел лицом.
— Я любил ее, девочка, — ответил он твердым голосом, — но не мог видеть. Северина… слишком похожа на мать. — Супруг покосился на личико ребенка. — Когда-нибудь ты сама поймешь, каково это. Живое напоминание о твоем личном любимом призраке.
— У меня нет призраков, — отчеканила Эльза, глядя ему в глаза, а он улыбнулся.
— Просто в молодости отрицать проще. — Мужчина издал тяжелый вздох. — Я знаю, что это моя ошибка. Я старался меньше видеть дочь и упустил момент, когда она превратилась для меня в незнакомку. Аннелика бы прокляла меня за этот эгоизм… — Он провел ладонью по лицу, стирая следы переживаний, и причмокнул проснувшемуся ребенку. — Зато с этой малышкой я могу исправить все свои ошибки. Я не смог сделать счастливым собственного ребенка, но готов на все, чтобы подарить счастье чужому. Вот так бывает, девочка.
Наверное, так бывает, а Эльза и в самом деле была слишком молода, чтобы что-то понимать. Но в тот момент осознала одно: если этот мужчина готов любить ее ребенка, она научится любить его.
К тому же, что-то в их отношениях после рождения дочери поменялось. Эльза чаще стала замечать то, что не видела раньше: как смотрит супруг, если застает ее после ванны в облепившей тело тонкой сорочке и с распущенными по плечам мокрыми волосами, как иногда по-мужски задерживается взглядом на очертаниях ее груди, как кусает губы, а потом порывисто уходит, стоит ей начать кормить малышку. "Ты не захочешь мое тело". В последнее время он даже перестал целовать ее в лоб.
Эльза не была святой. Она была клейменой позором девочкой, лучшие чувства которой утопили в грязи самые близкие люди. Но дурой она тоже не являлась. Ее муж, даже несмотря на возрастную разницу в двадцать лет и любимого призрака за плечами, оставался мужчиной. И, как ни странно, они вдвоем прекрасно уживались в этом браке без чувств.
Она сама пришла к нему в спальню посреди ночи, когда Иве исполнилось полгода. Просто присела на край кровати, тронула мужа за плечо. Он встрепенулся, огляделся в полутьме с тревогой, будто ожидая нападения, но Эльза мягко положила на его губы палец, умоляя не шуметь. А затем стянула вниз широкий ворот ночной сорочки, обнажая грудь, взяла его руку и заставила ее коснуться. Пролепетала, задыхаясь от глубокого, неконтролируемого ужаса:
— Я хочу.
Наверно, этим и отличался зрелый мужчина от охваченного кипением гормонов мальчика, которого Эльзе приходилось в прошлом познать. Муж не стал с волнением переспрашивать, точно ли она уверена и не передумает ли. Он вообще не задавал вопросов, молча привлек ее к себе, уложил рядом на постель, накрыл одеялом. В темноте она с замиранием сердца слушала, как шуршит его одежда, пока он раздевался. Родовая боль давно покинула ее тело, но между ног вдруг все засаднило с невероятной силой. Это было больно. Это будет больно. Грядущая боль пугала ее практически до потери сознания, как и воспоминания, которые Эльза тщательно старалась отгонять.
Но в ту ночь они просто спали рядом, обнаженная кожа к коже, и беспокойно ворочаясь, Эльза ощущала бедром мужской член, довольно твердый и напряженный. Утром супруг попросил ее постоянно ночевать с ним в одной постели, и она согласилась.
На следующую ночь они целовались. Эльзе пришлось учиться этому заново. Она послушно открывала рот, ласкала губами мужа и сама не заметила, как потянулась, чтобы обнять. Он трогал ее грудь, нежно проводил ладонью по внутренней стороне бедер, и тело Эльзы раскрывалось подобно цветку навстречу его рукам. Ее страхи понемногу отступали. Тихий шепот тонул в шуме океана, рвущемся в распахнутые окна, когда она просила мужа продолжать. Он оставил ее со слезинками в уголках глаз и сбившимся дыханием после того, как разбил на тысячу осколков, а потом вновь собрал воедино при помощи умелых прикосновений.
С того момента их отношения поменялись еще чуть-чуть. Ей легче стало улыбаться ему за завтраком, все чаще хотелось порадовать каким-нибудь вкусным сюрпризом за обедом. Она комкала в руках подол платья, думая о вечере. Нет, Эльза не полюбила. В ее сердце по-прежнему было пусто — или она просто отказывалась думать о призраке, чьими глазами теперь смотрел ее ребенок — но девочка с клеймом, как и все люди, мечтала хоть о маленькой капельке счастья и безмятежности.
Она охотно ответила на поцелуй супруга очередной ночью, зная, что случится дальше, и затолкала страхи и воспоминания в самый дальний уголок души, будто старые рваные одеяла — в платяной шкаф с замком. Не только ради себя и эгоистичных желаний молодого, здорового, сильного женского тела, но потому что так казалось правильно. Она раздвинула ноги, принимая мужа в объятия, скользя спиной на прохладных простынях. Его тело тоже было сильным, краем сознания Эльза удивлялась, почему он считал, что его можно не хотеть. Когда он так целовал и ласкал, ей казалось, что она парит. Первое движение внутрь — она чуть сжалась по привычке — и снова успокаивающий поцелуй, нежное поглаживание. А дальше — по нарастающей, как гроза из-за океана, до стонов, до взаимного безумия, и вот она уже сама двигает бедрами навстречу мужчине, приподнимается, чтобы найти жадным сухим ртом его губы. Он благодарит ее. За что? Он же сам научил ее так: испытывать счастье, делая другого счастливым. Молния. Ливень. Она вся мокрая, ее трясет от собственных открытий. Это хорошо. Это не больно. Она больше не маленькая запуганная девочка и не влюбленная без ответа девушка. Она — женщина, которая вышла замуж за хорошего человека.
Она ему доверяет.
Ее призраки стоят в сторонке.
Оба.
Они терпеливо ждут.
— Мама. Страшный человек.
Это началось, когда Иве стукнуло восемь. В своем замкнутом крохотном мирке они жили счастливо на самом краю мира, но иногда, без всякого повода, посреди ночи девочка принималась кричать, и Эльза подскакивала с бешено бьющимся сердцем. С привычной рассудительностью она пыталась списывать кошмары дочери на полнолуние, на излишнее перевозбуждение от игр перед сном, но поделать ничего не могла. Время от времени ночную тишину разрывали крики.
Они с мужем старались привыкнуть и надеялись, что с возрастом у ребенка все пройдет. "И это не Димитрий, — мысленно убеждала себя Эльза, стискивая кулаки каждый раз, как возвращалась в свою постель и слышала мерное дыхание супруга. — Мой страшный человек остался в прошлом. Он никогда нас здесь не найдет".
— Он просит рассказать, с кем я дружу, — доверчиво поведала ей дочь как-то раз после очередной ночи. — Куда мы ходим. Как называется место, где мы живем.
"Так делает тот, кто ищет".
— Откуда он берется? — вслух спросила Эльза. Она улыбнулась и погладила малышку по голове, чтобы не выдавать собственные страхи.
Ива посмотрела на мать ясными карими глазами.
— Он выходит из стены.
Все ясно, догадалась она, это лишь фантазии. Если бы дочь сообщила, что человек проникает в окно или прокрадывается через двери, то появился бы повод бить тревогу, менять замки, переезжать — именно такими способами в спальню маленькой Эльзы приходило ее персональное чудовище, ее старший брат. Только так в дом сумел бы проникнуть и любой другой злоумышленник. А появление из стены… бурная детская фантазия, не иначе.