Несмотря на грохот столкновения навстречу ему никто не вышел. Он заглянул в сторожку, но та пустовала. Пожав плечами, Димитрий устремился в помещения монастыря, в которых, как и во множестве других помещений, где ему доводилось бывать прежде, довольно уверенно ориентировался.
Когда он, наконец, миновал многочисленные переходы и подъемы и оказался на внутреннем монастырском дворе, расположенном на нескольких уровнях выше от того места, где удачно "припарковался", то обнаружил замечательную картину. Сводный брат наместника, а по совместительству — одно из первых лиц государства, сидел верхом на начальнике столичной полиции и занимался удушением оного, а родная сестра, видимо, решила покончить жизнь самоубийством, взбираясь на крутую гору. Вдобавок ко всему оглушительно визжал ребенок, и становилось понятно, что эта тревожная сирена не прекратится, пока начальник полиции не перестанет задыхаться, сестра — лезть на рожон, а сводный брат наместника не покинет этот бренный мир подобру-поздорову.
Димитрий с предвкушением вдохнул крепкий морозный воздух.
Он любил хорошую драку.
— Ты сдохнешь, истинный, — кривя рот, злорадно прошипел ведьмак, склоняясь над Алексом. — Ты уже почти сдох.
Алекс давно бы его с себя сбросил, но после удара в висок в его глазах двоилось, голова шла кругом, а руки и ноги не слушались. Неожиданно ему на грудь словно сбросили тяжелый валун, а затем вдруг стало легко-легко, и ведьмак куда-то испарился. Алекс повернул голову и увидел пепельно-серую шкуру хищника, который стоял на снегу, крепко расставив четыре лапы и окровавленной пастью грыз извивающегося и орущего от боли человека.
— Нет, — Алексу казалось, что он это крикнул, хотя на самом деле наверняка едва прохрипел. — Ты же не…
Ведьмак как-то изловчился, выпростал испачканную собственной кровью руку и припечатал крутолобую волчью морду. Шепнул что-то раскатисто, невнятно, зло — и белый волк покатился по земле, жалобно скуля и постепенно превращаясь в человека, держащегося за голову и орущего от боли.
— …не истинный, — выдохнул Алекс заканчивая мысль. — Ты бессилен против его магии, как младенец.
Сам он не был рожденным по крови оборотнем, поэтому не мог вот так легко, как Димитрий, в любой момент по желанию обратиться волком, зато символы, которые загодя нанес на тело, служили надежной защитой от магических происков ведьмака. Алекс прыгнул на сводного брата Димитрия, прижал ему локтем горло, заломил руку и ощутил, что теперь одерживает верх. Алан, основательно потрепанный волчьими зубами и потерявший много крови, значительно ослабел.
— Помоги Эльзе, — крикнул Алекс через плечо, заметив, что волк слегка очухался. — Здесь я сам.
Эльза была в отчаянии. Она достигла подножия склона, но понимала, что никак не заберется наверх. Ее доченька, ее малышка, казалось, была совсем рядом, она звала маму, протягивала ручки, их разделяло всего несколько метров. Несколько метров по скользкой ото льда отвесной скале.
И все-таки она разулась и полезла. Босыми ногами было легче нащупывать выступы. Мышцы ее рук и ног заныли от перенапряжения, но Эльза упорно подтягивала тело все выше и выше, стараясь смотреть только наверх, на дочь, и не отвлекаться на то, что творилось в монастырком дворе. Она ничем сейчас не сумеет помочь Алексу и убедилась в этом, когда Алан одним махом заморозил ее. Хорошо, что удалось высвободиться прежде, чем ведьмак наложил новое проклятие.
Камни под ногой осыпались и покатились вниз, и Эльза едва не поехала туда же.
— Мама? — испуганно позвала ее Ива.
— Не шевелись, доченька, — помертвелым голосом пробормотала Эль, ощущая за спиной огромную бездну, зияющую пустоту пропасти, над которой удерживалась лишь на самых кончиках пальцев. — Только не упади.
Когда пришла мама, сиротка обрадовалась, что спасена. Но страшный человек отвлекся совсем ненадолго, он хотел сделать с мамой что-то плохое, и если бы на помощь откуда ни возьмись не пришел другой мужчина, им обеим было бы не сдобровать.
Теперь страшный человек с этим мужчиной дрались, катаясь по снегу и забрызгивая белые пушистые сугробы алыми кляксами, а мамочка шла, чтобы спасти сиротку.
Правда, мамочка чуть не упала и хоть постаралась это скрыть, но сиротка все заметила и поняла. Она быстро сообразила и не стала плакать и кричать, чтобы не напугать маму еще больше. Но как им обеим теперь спуститься? Мама попала в ту же ловушку, что и дочь: горы коварно приняли их и не желали отпускать из плена.
В это время появился еще один мужчина, чем-то похожий на мамочку. Но страшный человек тоже в чем-то смахивал на нее лицом, и сиротка еще сильнее сжалась, интуитивно ощущая новую опасность. Вот и на мамином лице отразился непередаваемый ужас, стоило ей увидеть его.
Мужчина стоял внизу, у подножия склона, сиротка видела, как он превращался в волка и как страшный человек сделал ему больно одним прикосновением руки. После превращения он успел вновь надеть штаны, но на остальную одежду времени не тратил. Мама смотрела на него и дышала часто-часто: вдох, выдох, вдох, выдох. Так обычно дышала служанка в их доме, когда среди мешков с овощами в погребе встречала мышь.
Но этот мужчина — не мышь, чего тогда мама так его испугалась? Не иначе, он плохой, как и тот, другой. Сиротка отковыряла от выступа небольшой камешек и швырнула в него.
— Уходи. Уходи отсюда. Не трогай маму.
Он посмотрел на нее и почему-то улыбнулся. А потом решительно полез наверх.
Эльза попала в западню и не могла пошевелиться без страха сорваться вниз, а что самое ужасное — не могла помешать своему старшему брату добраться до дочери. Ну почему она такая невезучая? Почему каждый раз, когда что-то получается, потом все сразу летит в тартарары.
— Не смей ее трогать, — прошипела она, когда Димитрий с ней поравнялся. — Я убью тебя. Я перегрызу тебе глотку. Я не позволю тебе прикоснуться к ней, ты, больное чудовище. Хватит уже того, как ты прикасался ко мне.
Брат окинул ее долгим взглядом. Конечно, он прекрасно понимал, что ничего она ему не сделает — ни здесь, на склоне, ни потом. Но панический ужас охватывал Эльзу все больше, материнское сердце болело за дочь, а навеянные темным богом грезы только убеждали: от Димитрия им не видать ничего хорошего.
— Я не жду, что ты поймешь, Эль, — наконец проговорил он, понизив голос, чтобы слышала только она. — И не жду, что ты простишь. Мне нет прощения.
Подтянувшись на руках, он уже через пару секунд оказался совсем рядом с Ивой. Та снова завизжала и попыталась отползти, что, само собой, чуть не привело ее к падению. Димитрий вовремя успел схватить ее за руку и удержать на месте. Теперь он держал весь свой вес на другой свободной руке.
— Ну чего ты так шумишь, малышка? — улыбнулся он Иве такой обольстительной улыбкой, что та разом перестала кричать и захлопала ресницами. — Я пришел тебя спасать. Я твой дядя.
"Совсем как отец, — подумала Эльза некстати, беспомощно наблюдая за ними, — он умеет нравиться даже тем, кто собрался ненавидеть его, если захочет".
— У меня нет никакого дяди, — выпалила Ива в ответ, затем посмотрела вниз, во двор, и по ее личику мелькнула тень. — Страшный человек тоже называл себя моим дядей. Значит вы все плохие.
— Весомый аргумент, — согласился Димитрий. — Но все-таки мы с ним не одинаковые. Он — очень плохой дядя, а я — дядя средней паршивости. А еще у тебя есть просто замечательный дядя, с которым мама тебя познакомит в ближайшем будущем, если ты позволишь мне спустить вас обеих.
Ива перевела взгляд на мать, и Эльзе не оставалось ничего, кроме как улыбнуться в знак ободрения. Не рвать же на себе волосы, в самом-то деле, и не пугать ребенка еще больше.
— Пойдем со мной? — Димитрий аккуратно потянул девочку к себе поближе.
Ива еще немного похлопала ресницами, на глазах изумленной Эльзы превращаясь в настоящую кокетку.
— А вам не холодно? — девочка осторожно потрогала пальчиком голое мужское плечо.
— Нет, — заверил ее он, — я, как дарданийские монахи, могу даже спать на снегу. Однажды я уснул в ледяной пещере и собирался проспать там целый век, если бы меня не разбудили. Хочешь, и тебя так научу?
— Если мама разрешит…
Глазенки дочери снова обратились к Эльзе, и она поняла, что настал решающий момент. Можно сколько угодно упиваться собственным страхом и отвращением к брату, можно стоять на своем и запрещать ему прикасаться к ребенку. А можно перешагнуть через себя, чтобы спасти дочь.
— Иди… — она сглотнула тугой ком в горле, — схватись за дядю. Он поможет нам спуститься.
Теперь, когда мать разрешила, Ива уже более охотно поддалась и подзволила Димитрию снять себя с карниза. Она доверчиво обхватила ручонками его шею, и Эльза закусила губу, глядя на них обоих. Димитрий так нежно смотрел на ее дочь, так бережно удерживал ее, спускаясь. Когда Эльза сама была в этом возрасте, он уже ушел из дома, и отец с матерью не стали его искать. И она тогда тоже вздохнула спокойнее, потому что никто больше не мучил ее по ночам, не ломал ее игрушки. Они отказались от него, а он — от них.
Но она вспомнила, что и в детстве видела у Димитрия похожий нежный взгляд.
С таким же восхищением и обожанием он смотрел на мать.
Димитрий поставил Иву на землю, показал ей, за какой камень держаться, чтобы не поскользнуться, а сам вновь вскарабкался за Эльзой. Она непозволительно долго колебалась, уговаривая себя прикоснуться к нему, но опять материнский инстинкт взял верх и, зажмурившись, Эльза заставила себя прижаться к брату. И Димитрий ненадолго замер, удерживая ее рукой.
Несмотря ни на что, это было объятие после долгой разлуки.
Алекс издал торжествующий вопль, когда глаза ведьмака полезли из орбит. Еще немного, и гад будет мертв. Но в этот момент земля под ними дрогнула, вокруг резко потемнело, будто на землю опустилась ночь, затем снова стало светло. Краем глаза он успел заметить, что Димитрий благополучно спас Эльзу и ее дочь, помог им удержаться во время подземного толчка, от которого вдали, на горах, пластами сошли снежные лавины.