Димитрию все это ужасно не нравилось.
– Ты… – Петра произнесла это слово с трудом, словно оно не лезло из ее горла. – Ты – страшный человек.
– Почему? – спросил он без особого любопытства.
Она вынула из сумки кошелек и показала так, словно это все объясняло.
– Здесь в два раза больше денег, чем было, когда меня ограбили.
– Ну… я понятия не имею, сколько там было денег, – пожал он плечами.
– И ее вот именно такой подкинули в полицейский участок? – приподняла Петра бровь. – Вот прямо с набитым деньгами кошельком?
– Да.
– А полицейские отдали ее тебе… почему? Просто потому, что ты попросил?
Димитрий холодно улыбнулся.
– Нет. По знакомству.
Она отвернулась, подперев подбородок кулачком, потом уронила обе руки на стол.
– Ты их убил? Я же описала тебе тех двоих и место, где они напали. Ты все-таки выследил их и убил?
– Нет.
– Ты мне сейчас врешь?
– Да.
Петра вспыхнула. Именно такой реакции Димитрий и добивался. Он не хотел ее благодарности, когда выслеживал в темных подземных коридорах двух воришек с площади трех рынков. И когда в одном из тупиков лабиринта раздался сдавленный крик и по очереди хрустнули тонкие человеческие шеи, он совсем не думал хвалиться этим поступком. Но благодарность сближает, а ужас отталкивает. Все просто.
– А насчет того, как ты достал мои вещи, – Петра справилась с собой и кивнула в сторону чемодана, поставленного здесь же, у стола, – ты тоже соврешь?
– Нет. Я заплатил твой долг за гостиничный номер и забрал их. Никакого криминала.
– А это правда?
Он посмотрел ей прямо в глаза долгим пристальным взглядом.
– Какая разница, если ты все равно не сможешь проверить, что правда, а что – нет?
Петра встала, и ножки тяжелого массивного стула с резким скрежетом проехались по натертому до блеска лакированному паркету. Она нервно обхватила себя руками и отошла к окну. Теперь, когда Димитрию приходилось смотреть на нее против света, ее фигура казалась еще более хрупкой и беззащитной. Он прищурился, любуясь силуэтом в окружении ярких солнечных лучей.
– Скажи мне о себе что-нибудь плохое, – Петра не шевелилась, и ее голос звучал сдавленно. – Что-нибудь плохое-плохое, и чтобы это была правда.
Димитрий усмехнулся. Хороший вопрос. И с чего бы начать по списку?
– Я – наркоман.
– Неправда, – ее маленькие зубки даже скрипнули от негодования, и он это услышал. – Я родилась в стране, где опийный мак свободно растет на полях, а люди употребляют опиум, чтобы разговаривать с богами. Я знаю, как выглядят такие люди. Ты на них непохож.
Голос в башке расхохотался. Она слишком умная. Она никуда не уйдет от тебя. От нас не уйдет. Она будет нашей. Нашей…
– Значит, ты просто раньше не встречала таких, как я, – ответил он и поморщился, пользуясь тем, что Петра стоит спиной. – Или ты просто плохо видишь.
Внезапно она развернулась, подошла, с размаху впечатала ладони в столешницу и подалась вперед, нависнув над ним. Приблизила лицо вплотную к лицу Димитрия, глаза в глаза, и процедила:
– Может быть, я плохо вижу, но зато умею смотреть не на внешнюю форму, а на внутреннее содержание. И вот там, внутри, ты не такой.
Она смерила его взглядом, как победитель – своего поверженного противника, неторопливо выпрямилась и снова отошла к окну, держа голову гордо и прямо. Димитрий так и остался сидеть, откинувшись на спинку стула. Его руки были опущены вниз, под столешницу, сам он оцепенел. В момент, когда Петра наклонилась, ее запах окутал его, и в голове все поплыло. Каким-то удивительным усилием он не швырнул ее на стол, не порвал на ней одежду, не насадил на член. Только непроизвольно выпустил когти, и они пробили ладони, вонзившись до костей. Кажется, она этого даже не заметила.
– Почему ты не приходил так долго? – вдруг спросила Петра совсем другим, тихим и жалобным голосом.
Димитрий хмыкнул, сбрасывая с себя оцепенение.
– А ты ждала?
– Ждала.
– Поэтому и не приходил.
Она опустила голову, посмотрела себе под ноги, будто могла увидеть там что-то новое и интересное.
– А почему твой друг со мной не разговаривает? Молча приходит, молча уходит. Я хотела его ужином покормить, а он только промычал что-то. Он что, немой?
– Нет. Просто он не получал разрешение болтать.
Она вздохнула. Димитрий ждал еще чего-то, других каких-то вопросов, но, похоже, Петра потеряла желание разговаривать. Он поднялся на ноги по привычке неслышно и хотел уйти.
– Может, выпьем чаю? – уже на самом пороге остановил его ее голос.
– Я не хочу чай.
– А чего ты хочешь? Зачем тогда это все?!
Димитрий помедлил, затем так же неслышно вернулся, подошел к Петре, встал у нее за спиной. Она почувствовала его приближение, это стало заметно, потому что мурашки побежали по коже, по оголенной шее, не прикрытой коротко стриженными волосами, и участилось дыхание.
Он положил руки ей на плечи, не обращая внимания, что его собственные ладони испачканы кровью от следов когтей. Склонил голову, прижался губами к позвоночнику над воротником клетчатой рубашки, закрыл глаза. Петра коротко, рвано выдохнула, застыла, подставляя ему шею, не подозревая, что за его теплыми губами прячутся острые зубы, а ее плоть так манит, так сводит его с ума…
– Вопрос в том, чего ты хочешь, маленькая девочка-скала, – прошептал Димитрий в ее кожу. – Залечить чужую израненную душу? Показать свет безумцу, утонувшему во мраке? Пестовать сломавшую крылья птичку? Спасти отверженного изгоя от его одиночества? С этих фантазий начинаются самые красивые истории любви. Но к нашей с тобой истории они не имеют никакого отношения.
Петра сглотнула и облизнула губы.
– А про что тогда наша с тобой история?
Димитрий провел ладонями по ее рукам вниз до локтей и обратно, потерся кончиком носа о выступающий позвонок. Жаль будет терять этот цветочный аромат. И даже запах проклятой выпечки, будь он неладен, жаль тоже.
– Наша история о девочке, которая искала себе богатого покровителя. Именно поэтому она так не торопится домой. Ни разу не сняла трубку и не позвонила родным, хотя телефон позволяет совершать звонки в любые страны. Не попросила купить ей обратный билет, хотя ей разрешили покупать все, что угодно. Она ни с кем не заводит связей, потому что нашла то, что искала. И теперь ей нужно только закрепить свое положение. Лечь и раздвинуть тонкие ножки. Она думает, что у нее там, между ног, нечто особенное. То, что решит все проблемы. Потому что богатые покровители не имеют обыкновения давать в долг, и она это знает.
Петра дернулась, как ошпаренная, и молниеносно отвесила ему пощечину. На ее глазах выступили слезы, как догадался Димитрий, от боли, потому что она сильно отшибла руку при ударе. Он оскалился, глядя на нее тяжелым взглядом исподлобья. Теперь он был победителем, а она – поверженным противником.
– Уходи…те, – губы у Петры задрожали. – Уходите. Пожалуйста.
Он отвесил ей шутливый поклон и вышел, слегка пошатываясь и стараясь не хвататься ладонями за виски. По крайней мере, пока она могла это увидеть.
Ян нашел его в комнатах под темплом темного бога, в ванне, полной горячей воды, куда Димитрий забрался как был: в одежде и обуви. Наметанным глазом мгновенно оценив обстановку, верный друг и помощник хмыкнул:
– Развлекаешься?
– Развлекаюсь, – согласился Димитрий.
Он воткнул лезвие охотничьего ножа, который держал в правой руке, в запястье левой, надавил и повел вниз, вдоль вены, до самого сгиба локтя. Сжал кулак, и порез разошелся, улыбаясь беззубым ртом, истекая вишневыми каплями. Вода в ванне тоже успела стать темно-вишневой, густой и ароматной. В ней будто клубился туман, он переливался, принимая причудливые формы, и если вглядеться, там можно было увидеть много интересного. Димитрий с легкостью читал там всю свою жизнь.
– Помогает? – поинтересовался Ян.
– Не-а, – беззаботно хохотнул он, наблюдая, как открытые края раны начинают потихоньку спаиваться обратно, и беззубый рот схлопывается, чтобы снова онеметь.
– Когда надоест портить себе руки, вспомни о делах, – с укоризной покачал головой помощник.
– Я всегда о них помню.
– Мне сегодня поехать на квартиру? Будут какие-то распоряжения?
Губы Димитрия растянулись в нехорошей, недоброй улыбке.
– Нет. Тебе не надо туда ехать. Совсем.
Он снова провел ножом и склонился к порезу, пристально изучая его взглядом:
– Ну, поговори со мной. Что же ты молчишь? Не нравится? Не нравится, когда так? Чего заткнулся? Говори…
Ян вздохнул, постоял еще немного, а потом тихонько притворил за собой дверь.
Петра ушла. Конечно, Димитрий знал это еще до того, как нащупал ключ в тайнике за кирпичной оградой. Она просто не могла остаться, если бы осталась, он бы сильно удивился. А так – даже порадовался, как легко угадал ее слабые места.
Он отметил эту маленькую победу над ней и над собой без особой помпезности. Упражнялся на ком-то в окулусе под привычный свист и крики восторженных зрителей, после боев с не меньшей яростью трахал кого-то на своей кровати. Не разбирая лиц, не вникая, кого Ян привел на этот раз. Потом проваливался в сон без сновидений, лежал трупом до следующего утра. Наконец, наступил момент, когда больше оттягивать стало невозможно. Петра ушла, и ему надо было убедиться в этом собственными глазами.
На столе в гостиной ровной стопочкой лежали деньги, вся сумма, которую он дал ей. Рядом заметил накрытые крышками тарелки, под которыми обнаружилась еда, уже протухшая на жаре, и записка: «Поешьте. Будет жалко, если продукты пропадут зря». Одним движением он смел все на пол, без крика, без единого звука вообще. Только посуда зазвенела, и прямоугольные банкноты ворохом запестрели, рассыпавшись поверх лужиц соуса.
Димитрий подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Яна.
– Приберись тут, – сказал коротко, – и как можно быстрее.
– Прибраться? – кажется, тот понял все по голосу. – Стоп. А ты куда намылился?