Морин залилась своим фирменным смехом, пронзительным и громким, но едва приоткрывая рот, потому что жутко боялась появления морщин вокруг рта.
Она скептически ткнула кроваво-красным ногтем в одну из конфет.
– Индийские?
– Да, Морин, – ответил Арчи с идиотской улыбкой. – Острые и сладкие одновременно. Прямо как ты.
– О Арчи, какой ты! – печально сказала Морин. Арчи ей немножко нравился, но только немножко, из-за его странной манеры разговаривать с пакистанцами и карибцами, как будто даже не замечал, что они другой национальности, а теперь еще взял и женился на негритянке и даже не подумал упомянуть о цвете ее кожи. Морин чуть не подавилась салатом из креветок, когда эта женщина появилась на корпоративной вечеринке, черная как бог знает что.
Морин перегнулась через стол, чтобы ответить на телефонный звонок.
– Мне не хочется, Арчи, дорогой…
– Угощайся. Ты не знаешь, от чего отказываешься.
Морин слабо улыбнулась и взяла трубку.
– Да, мистер Хироу, он здесь, он только что узнал, что станет папой… да, и у ребенка будут голубые глаза, по всей вероятности… да, вот и я то же сказала, что-то там с генами, кажется… да, да, конечно… Я ему скажу. Я пришлю его… О, спасибо, мистер Хироу, вы так добры. – Морин прикрыла трубку рукой с длинными ногтями и театральным шепотом обратилась к Арчи: – Арчибальд, дорогой, мистер Хироу хочет с тобой поговорить. Он сказал, срочно. Ты был непослушным мальчиком, да?
– Нет, но стоило! – прокричал Арчи, направляясь к лифту.
На двери была табличка:
Келвин Хироу
Директор компании
Морган Хироу
Специалисты по рекламе
Табличка должна была напугать. И напугала: Арчи постучал сначала слишком тихо, потом слишком громко, а затем ввалился в комнату, когда Келвин Хироу в костюме из молескина повернул ручку, чтобы впустить Арчи.
– Арчи, – сказал Келвин Хироу, обнажая двойной ряд зубов, жемчужно-белых скорее благодаря дорогому стоматологу, чем регулярной чистке. – Арчи, Арчи, Арчи, Арчи.
– Мистер Хироу, – сказал Арчи.
– Ты меня удивляешь, Арчи, – сказал мистер Хироу.
– Мистер Хироу, – сказал Арчи.
– Садись, Арчи, – сказал мистер Хироу.
– Хорошо, мистер Хироу, – сказал Арчи.
Келвин вытер ручеек жирного пота, стекавший за воротник рубашки, повертел в руках серебряную ручку «Паркер» и несколько раз глубоко вздохнул.
– Это очень деликатное дело, Арчи… и я никогда не считал себя расистом…
– Мистер Хироу?
Черт побери, думал Келвин, какие огромные глаза. Когда пытаешься сказать что-то деликатное, это ужасно мешает. Огромные глаза, как у ребенка или детеныша тюленя, воплощенная невинность, – смотришь на Арчи и как будто видишь перед собой создание, каждую секунду ожидающее удара палкой по голове.
Келвин решил сменить тактику.
– Обычно, сталкиваясь с подобными деликатными ситуациями, я всегда советуюсь с тобой. Потому что для тебя, Арч, у меня всегда найдется время. Я уважаю тебя. Ты не лезешь вперед, Арчи, и никогда не лез, но зато ты…
– Надежный, – закончил Арчи, потому что он уже наизусть знал, что ему скажут.
Келвин улыбнулся – огромная щель на его лице появилась и исчезла резко и неожиданно, как будто толстяк прошел через двустворчатую дверь.
– Да, верно, надежный. Тебе доверяют, Арчи. Я знаю, что ты немного сдал, что старое ранение причиняет тебе беспокойство, но когда весь штат на фирме сменялся, тебя, Арчи, я оставил, потому что ясно видел: тебе доверяют. Вот почему ты так долго в рекламе. И я доверяю тебе, Арчи, я верю, что ты правильно поймешь то, что я тебе скажу.
– Мистер Хироу?
Келвин пожал плечами:
– Я мог бы солгать тебе, Арчи, мог бы сказать, что произошла ошибка при заказе билетов и для тебя просто не нашлось места; мог бы почесать задницу и придумать какую-нибудь отговорку – но ты большой мальчик, Арчи. Ты бы позвонил в ресторан, ты не дурак, Арчи, у тебя в голове кое-что есть, ты бы сложил два и два и…
– Получил четыре.
– Получил четыре, верно, Арчи. Ты бы получил четыре. Понимаешь, о чем я, Арчи? – спросил мистер Хироу.
– Нет, мистер Хироу, – ответил Арчи.
Келвин решить взять быка за рога.
– Я о корпоративной вечеринке в прошлом месяце. Было очень неудобно, Арчи, неприятно. Скоро ежегодный банкет, на котором должны присутствовать и сотрудники нашего филиала в Сандерленде. Там будет человек тридцать, ничего особенного, так, карри, пиво, танцы… как я уже говорил, Арчи, я не расист…
– Расист?..
– Я не одобряю идей Инока Пауэлла… но все же в его идеях кое-что есть, ведь правда? Наступает такой момент, момент пресыщения, и люди начинают испытывать неловкость… Как видишь, то, что он говорил…
– Кто?
– Пауэлл, Арчи, Пауэлл, следи за моей мыслью, то, что он говорил, это справедливо, иногда справедливо, так? Я хочу сказать, что это как «Дели» на Юстон-роуд каждый понедельник. И есть такие люди, Арчи (я к ним не отношусь), есть такие люди, которым твое поведение кажется немного странным.
– Странным?
– Видишь ли, жены недовольны, потому что она красивая, действительно красивая – удивительные ноги, Арчи, могу поздравить тебя с такими ногами. А мужчины, ну… мужчины недовольны: им неприятно чувствовать, что они хотят чужого, когда сидят на корпоративной вечеринке рядом со своими женами, особенно если она… сам понимаешь… они не знают, что со всем этим делать.
– Кто – она?
– Что?
– О ком мы говорим, мистер Хироу?
– Ладно, Арчи, – сказал Келвин, с которого теперь пот лил ручьями, а это крайне неприятно для мужчины с таким количеством волос на груди, – вот, возьми. – Келвин подтолкнул к нему стопку талонов на обед: – Остались после лотереи в пользу Биафранз, помнишь.
– Ох, не надо, мистер Хироу… я же выиграл прихватку для духовки, так что не стоит…
– Возьми, Арчи. Тут талонов на пятьдесят фунтов, и их можно реализовать более чем в пяти тысячах предприятий питания по всей стране. Возьми. Пообедаешь пару раз за мой счет.
Арчи перебирал талоны, как будто это были пятидесятифунтовые купюры. На секунду Келвину показалось, что он увидел слезы радости в глазах Арчи.
– Ну… даже не знаю, что сказать. Есть одно местечко, куда я хожу довольно часто. Если они принимают талоны, я обеспечен на всю жизнь. Спасибо большое.
Келвин приложил ко лбу носовой платок.
– Не за что, Арч. На здоровье.
– Мистер Хироу, можно я… – Арчи махнул в сторону двери. – Просто хотелось бы позвонить некоторым людям, понимаете, рассказать им о ребенке… так что, если мы уже закончили…
Келвин с облегчением кивнул. Арчи поднялся со стула. Только он взялся за дверную ручку, как Келвин снова схватил свой «Паркер» и сказал:
– И, Арчи, еще кое-что… этот обед с филиалом в Сандерленде… Я поговорил с Морин, и мы пришли к выводу, что надо сократить состав… мы положили бумажки с именами в шляпу и вытащили твое. Ну, думаю, ты все равно не будешь скучать, да? На таких банкетах всегда довольно скучно.
– Вы правы, мистер Хироу, – сказал Арчи, уносясь мыслями далеко-далеко. Он молил бога, чтобы бар «О’Коннелл» оказался «предприятием питания». И улыбался, представляя себе реакцию Самада, когда он предъявит эти талоны на сумму в пятьдесят фунтов.
Теперь Клара и Алсана стали чаще видеться. Отчасти из-за того, что миссис Джонс забеременела вскоре после миссис Икбал, отчасти из-за ежедневного соседства. К этому времени Клара работала на полставки тренером в молодежной группе Килберна, которая представляла собой шеренгу в пятнадцать человек из ска-группы[22]: прически афро, спортивные костюмы «Адидас», коричневые полуботинки, застежки «липучки», все в желто-коричневых тонах. Алсана же посещала азиатский клуб будущих мам на Килберн-Хай-роуд, прямо за углом. Сперва нерешительно (несколько раз вместе пообедали, от случая к случаю пили кофе) то, что началось как партизанская война против дружбы их мужей, быстро развилось в настоящую дружбу. Да, им пришлось смириться с взаимным восхищением своих мужей, зато у них оставалось свободное время, которое можно было приятно проводить: устраивать пикники и ходить на экскурсии, спорить и размышлять, смотреть старые французские фильмы, во время которых Алсана вскрикивала и закрывала глаза руками при малейшем намеке на наготу («Уберите! Мы не хотим смотреть на болтающиеся части!»), а Клара получала возможность увидеть, как живут другие – те, кто живет романтикой, страстью и joie de vivre[23]. Те, кто занимается сексом. Увидеть жизнь, какая могла быть и у нее, если бы в один прекрасный день она не оказалась на лестнице, у которой ее поджидал Арчибальд Джонс.
Но вот животы у них стали слишком большими, так что теперь кресла в кинотеатре им не подходят, они стали встречаться в Килберн-парке, чтобы пообедать, обычно вместе с Позорной Племянницей. Втроем они усаживаются на широкой скамейке, Алсана вручает Кларе термос с чаем P. G. Tips, без молока, с лимоном, разворачивает бумагу, в которую завернуто сегодняшнее чудо: пряные комочки теста, рассыпчатые индийские сладости, раскрашенные в яркие цвета, тонкие лепешки с перченой говядиной внутри, салат с луком. Она говорит Кларе: «Ешь! Наедайся! Он барахтается у тебя в животе, ждет, когда ты его покормишь. Женщина, не мучь его! Хочешь уморить его голодом?» – потому что, хотя это и не заметно, на скамейке шестеро (трое уже есть, а скоро будет еще трое: девочка у Клары и два мальчика у Алсаны).
Алсана говорит:
– Никто не жалуется, скажем прямо. Дети – это благословение, чем больше, тем лучше. Но, я вам говорю, когда я повернула голову и увидела это изобретение – ультра-чего-то-там…
– Ультразвук