Уже на следующий день Самад стоял на платформе и под проливным дождем тепло здоровался со своим тихим и воспитанным племянником; Самад несколько раз пожал ему руку, приговаривая, что этот обычай, должно быть, уже вышел из моды.
– Великий день, – твердил Самад до тех пор, пока они не вымокли до нитки. – Великий день для нашей семьи, Раджну, великий день истины.
В библиотеку мокрыми их бы не пустили, и пришлось все утро обсыхать в душном кафе наверху, где правильные дамы вкушали правильный чай. Раджну, который всегда был хорошим слушателем, терпеливо внимал тарахтевшему без умолку Самаду – «Ах, какое важное открытие, ах, как давно я ждал этого момента), – кивая в нужных местах и мягко улыбаясь, когда Самад смахивал с глаз слезы.
– Ведь это великая книга, правда, Раджну? – умоляюще спрашивал Самад, пока племянник отсчитывал щедрые чаевые официанткам, которые с кислыми лицами смотрели на шумных индусов, три часа просидевших за единственной чашкой чая со сливками и оставивших после себя мокрые пятна на мебели. – Она очень известная, да?
В глубине души Раджну знал, что книга эта – не более чем дурной, никчемный, всеми забытый образчик научных умствований, но он любил своего дядю и потому улыбался, кивал и снова расплывался в улыбке.
В библиотеке Самада попросили заполнить страничку посетителя, и он написал:
Имя: Самад Миа Игбал
Название учебного заведения: учился не здесь (в Дели)
Тема исследования: Истина
Последняя строчка очень позабавила Раджну, и он, взяв ручку, приписал: «и трагедия».
– Истина и трагедия. – Библиотекарь с каменным лицом повертел книгу в руках. – Ищете что-то конкретное?
– Не беспокойтесь, – мягко сказал Самад. – Мы сами справимся.
За книгой пришлось лезть по лестнице, но она того стоила. Когда Раджну протянул ее Самаду, у того стало покалывать в пальцах, а взглянув на обложку, формат и цвет книги, Самад понял, что именно о такой всю жизнь и мечтал. Это был тяжелый пухлый том в коричневом кожаном переплете, покрытый тонким слоем пыли, как очень ценная, оберегаемая от прикосновений вещь.
– Я заложил закладку. Там много интересного, но, думаю, кое-что вы захотите прочесть в первую очередь, – кладя книгу на столик, сказал Раджну. Толща страниц тяжело откинулась на столешницу, и Самад увидел отмеченную страницу. Он и помыслить о таком не мог!
– Это всего лишь плод воображения художника, однако сходство между…
– Молчи, не надо ничего говорить. – Самад водил рукой по портрету. – Это наша кровь, Раджну. Я и представить себе не мог, что увижу… Какие брови! А нос! У меня его нос!
– Ты вообще на него поразительно похож, дядя.
– Там еще внизу что-то написано. Черт! Я забыл очки… слишком мелко, прочти мне вслух, Раджну.
– Подпись под картинкой? Пуля, пущенная Мангалом Панде, послужила сигналом к событиям 1857 года. Его самоотверженный поступок заставил соотечественников с оружием в руках восстать против чужеземных правителей, что в итоге вызвало движение народных масс, не имеющее аналогов в мировой истории. Хотя восставшие вскоре потерпели поражение, они своим примером заложили основы будущей независимости, окончательно достигнутой в 1947 году. За свой патриотизм Мангал Панде заплатил собственной жизнью. Но до последнего вздоха он так и не назвал имена тех, кто был организатором и идейным вдохновителем этого величайшего восстания.
Самад сел на нижнюю ступеньку лестницы и расплакался.
– Так, давай по порядку. Теперь ты меня уверяешь, что без Панде не было бы Ганди. Что без твоего безумного деда не было бы этой чертовой независимости…
– Пра-деда.
– Не перебивай, Сэм. Ты серьезно думаешь, что мы, – Арчи хлопнул по спинам равнодушных Кларенса и Дензела, – в это поверим? Вот ты в это веришь? – спросил он у Кларенса.
– Чего бы и нет? – отозвался Кларенс, понятия не имея, о чем идет речь.
Дензел высморкался и сказал:
– Я, по правде, не люблю ни во что верить. Моя хата с краю – вот вам мой девиз.
– Он просто дернул льва за хвост, Арчибальд. В это я верю.
Повисла пауза. Арчибальд смотрел, как в чашке с чаем растворяются три кусочка сахара. Затем неуверенно произнес:
– У меня на этот счет своя теория. Не как в книжках, а другая.
Самад наклонил голову.
– Не соблаговолишь ли нам ее изложить?
– Ты только не злись. Но я тут просто подумал… Почему Мангал Панде, такой глубоко религиозный человек, употреблял банг? Знаю, я не раз тебя этим дразнил. Но все-таки почему?
– Я тебе уже объяснял. Он не был пьян. Он не пил. Это выдумки англичан.
– И он был хорошим стрелком…
– Бесспорно. А.С. Мисра приводит копию записи, согласно которой Панде год проходил учение в специальной охране, специально обучаемой стрельбе из мушкета.
– Хорошо. Тогда почему он промазал? Почему?
– Думаю, только потому, что оружие было неисправно.
– Да, да… Но, может, дело не в этом. Может, его науськивали другие, ну, подстрекали поднять шум. А он, скажем, не хотел никого убивать. И притворился пьяным, чтобы ребята в казармах подумали, что он промахнулся.
– Это самая глупая теория, которую мне доводилось слышать, – со вздохом заключил Самад. Длинная стрелка заляпанных яичными пятнами часов Микки приступила к отсчету последних тридцати секунд, оставшихся до полуночи. – Только ты мог такое выдумать. Абсурд полнейший.
– Почему?
– Да потому, Арчибальд, что все эти англичане, эти капитаны Херси, Хавлоки и прочие, были для индусов заклятыми врагами. К чему щадить того, кого презираешь?
– А вдруг у него просто рука не поднялась? Вдруг он был не способен убивать людей?
– Ты что, действительно полагаешь, что есть люди, способные убивать, и люди, неспособные на это?
– Кто знает, Сэм, кто знает.
– Ты говоришь как моя жена, – простонал Самад, поглощая последний кусочек омлета. – Вот что я тебе скажу, Арчибальд. Человек – это человек, и точка. Когда жизнь его родных под угрозой, когда вера его под запретом, привычный уклад нарушен и мир вокруг катится в бездну – он станет убивать. Не надо заблуждаться. Он не позволит новому порядку вот так сразу подмять его под себя. Он будет убивать людей.
– И он будет щадить их, – сказал Арчи Джонс и бросил на друга необъяснимый взгляд, которого тот никак не ожидал от его дряблого, круглого лица. – Поверь мне.
– Пять! Четыре! Три! Два! Один! Ямайка Айри! – прокричали Дензел и Кларенс, чокнувшись кружками с горячим ирландским кофе, и тут же вернулись к своим костяшкам.
– С НОВЫМ ГОДОМ, МАТЬ ЕГО ТАК! – гаркнул Микки из-за стойки.
Айри. 1990, 1907
В нашем чугунно-решетчатом мире причин и следствий не могло ли содрогание, мною выкраденное у них, отразиться на их будущем?
Глава 11. Недостатки образования Айри Джонс
Ровно на середине пути от общеобразовательной школы «Гленард Оук» до дома Джонсов был фонарь, который все чаще и чаще начал появляться в снах Айри. Вернее, не сам фонарь, а маленькое объявление, написанное от руки и прикрепленное к фонарному столбу на уровне глаз. Оно гласило:
Пятнадцатилетняя Айри Джонс была крупной девочкой. Европейские пропорции Клары не передались ее дочери. Айри пошла в бабушку. Как и у Гортензии, у нее была мощная ямайская фигура, словно составленная из ананасов, манго и гуав; да, девочка получилась немаленькая – большие груди, крепкий зад, широкие бедра, здоровые ляжки, крупные зубы. Она весила тринадцать стоунов[75], и в ее копилке лежало тринадцать фунтов. Она знала, что попадает в целевую аудиторию (если, конечно, у такого объявления может быть целевая аудитория), она прекрасно знала, что объявление написано для нее, бредущей в школу и жующей пончик, держа руку на животе, затянутом в корсет. Оно было обращено к ней. Похудей (призывало оно) и получи за это деньги. Ты, да, ты, мисс Джонс, ты, которая прижимает руки к животу, которая повязала кофту вокруг бедер (вечный вопрос: что сделать, чтобы непомерно огромный ямайский зад казался меньше?), ты, которая носит трусы, утягивающие живот, и бюстгальтер, уменьшающий грудь, – вся тщательно затянута в лайкру (лайкра – это замечательный ответ девяностых китовому усу), ты с твоей перетянутой талией.
Она знала, что объявление написано для нее. Но вот что конкретно там написано, она не знала. Что имелось в виду? Кто-то даст тебе денег, если ты похудеешь? Или подразумевается, что худые больше зарабатывают? Или что-то жуткое из эпохи Якова I, выдумка какого-то мрачного уиллзденского Шейлока – фунт мяса за фунт золота: мясо за деньги?
Быстрый взгляд. Иногда ей снилось, что она идет по школе в бикини, а загадка фонарного столба написана мелом на ее коричневом пухлом теле, на его разнообразных выпуклостях (бедра, грудь, зад выступают, как полки, на которых можно расположить книги, чашки с чаем, корзины или, что вероятнее всего, детей, пакеты с фруктами, ведра с водой), выпуклостях, созданных в расчете на жизнь в другой стране, в другом климате. Иногда ей снилось, как она зарабатывает деньги на похудении: с голым задом, держа в руках блокнот, стучит во все дома, купаясь в солнечных лучах, и старается уговорить старичков отщипнуть и заплатить. Иногда еще хуже – как она отрывает лишние куски мяса с белыми прожилками и засовывает их в старые фигурные бутылки из-под кока-колы, а потом несет в магазин на углу, где за прилавком стоит Миллат в свитере с треугольным вырезом и с бинди на лбу; он жадно хватает бутылки и вымазанными в крови лапами отсчитывает деньги. Немного карибского мяса – немного английских денег.
Айри Джонс зациклилась на мысли, что она толстая. Время от времени ее обеспокоенная по этому поводу мать успевала поймать Айри в коридоре, прежде чем та улизнет на улицу, указывала на перетянутое тело и спрашивала: