На следующий же день он написал в «Таймс» пламенное письмо, в котором объявил, что передает сорок тысяч фунтов группе миссионеров. Эти деньги следовало использовать на постройку большого здания в Лондоне, где ямайцы будут работать вместе с англичанами – паковать сигареты сэра Эдмунда, а по вечерам англичане станут их обучать. Кроме основного здания фабрики, полагалось построить еще и часовенку, чтобы по воскресеньям, как задумал сэр Эдмунд, ямайцы вели англичан в церковь и показывали им, какой должна быть настоящая вера.
Фабрику построили, и, наскоро пообещав им золотые горы, сэр Эдмунд отправил триста ямайцев в Северный Лондон. Через две недели с другого конца света ямайцы телеграфировали Гленарду о своем благополучном прибытии, а в ответ получили предложение выгравировать на доске с названием фабрики, уже носящей имя сэра Эдмунда Гленарда, девиз: Laborare est Orare. Первое время все шло хорошо. Ямайцы надеялись на Англию. Они старались не думать о холоде и согревались мыслью о внезапной горячей заботе сэра Эдмунда об их счастье. Но с каким бы энтузиазмом он ни брался за дело, его никогда не хватало надолго. Его короткая память была вся в дырах, из которых моментально вываливались любые увлечения, так что скоро вера ямайцев, в бесконечном круговороте его интересов, сменилась воинским пылом индусов, несговорчивостью английских старых дев, влиянием жары на сексуальные пристрастия туземцев Тринидада. Следующие пятнадцать лет его забота о фабрике ограничивалась чеками, которые регулярно высылал его секретарь. А потом, в 1907 году, во время землетрясения на Гленарда свалилась мраморная статуя Мадонны и придавила его насмерть – бабушка Айри была свидетелем этого. (Вот они старые тайны. Они выйдут наружу, как зубы мудрости, когда придет время). Это был неудачный день. В конце этого месяца он уже собирался поехать в Англию, чтобы посмотреть на свой давно заброшенный проект. Письмо, в котором он описывал, как и когда приедет, пришло в «Гленард Оук» в то же время, когда червяк, совершивший двухдневный переход через мозг Гленарда, вылез наконец из его левого уха. Но хотя Гленард и стал пищей для червей, зато он избежал горького разочарования, так как его эксперимент не удался. С самого начала было ясно, что неразумно и накладно привозить в Англию сырой, тяжелый табак, поэтому, когда полгода назад денежные вливания сэра Эдмунда иссякли, весь проект пошел ко дну, миссионерская группа куда-то исчезла, а англичане отправились на поиски другой работы. Ямайцы, которые не могли найти никакую другую работу, остались считать дни до того момента, когда запасы еды закончатся. Теперь они отлично разбирались в тонкостях условного наклонения, знали все девять времен, знали, кем был Вильгельм Завоеватель, когда он жил и чем прославился, знали свойства равнобедренного треугольника, но им было нечего есть. Одни умерли от голода, другие попали в тюрьму за мелкие преступления, пойти на которые вынуждает голод, многие пробрались в Ист-Энд и влились в рабочий класс. Некоторые семнадцать лет спустя оказались на Выставке 1924 года. Наряженные ямайцами в павильоне ямайской культуры, они разыгрывали чудовищное представление на тему их прежней жизни: барабаны, коралловые бусы – но теперь, вследствие всех разочарований, они уже стали самыми настоящими англичанами. Так что директор был не прав, когда говорил, что пример Гленарда – поучительный пример для будущих поколений. Попасть в историю нельзя по собственному желанию, законы наследственности темны и неясны. Гленард возмутился бы, узнай он, что не оставил следа ни в профессиональной, ни в образовательной сфере, что его след остался только в жизни людей. Он остался в их крови, в крови их потомков, в крови трех поколений иммигрантов, которые чувствовали тоску и одиночество даже в кругу семьи во время праздничного обеда, в крови Айри Джонс из ямайского рода Боуденов, хотя она и не знала об этом (никто не посоветовал ей присмотреться к фигуре Гленарда; Ямайка – маленький остров, его можно обойти за один день, и все, кто там живет, обязательно рано или поздно встретятся).
– У нас есть выбор? – спросила Айри.
– Вы были со мной откровенны, – сказал директор, кусая бескровные губы, – так что я тоже буду с вами откровенным…
– Значит, у нас нет выбора.
– Честно говоря, нет. Либо мое предложение, либо два месяца внеклассной воспитательной работы. Мне кажется, мы должны пойти на уступки, Айри. Если мы не можем угодить всем, то можно попытаться угодить хотя бы некоторым…
– Здорово.
– Родители Джошуа – очень интересные люди, Айри. Я уверен, что общение с ними пойдет вам на пользу. Правда ведь, Джошуа?
Джошуа просиял:
– Да, сэр. Конечно. Я тоже в этом уверен.
– А главное – наш экспериментальный проект будет пробным камнем в организации такого рода программ, – размышлял вслух директор. – Поощрять общение между проблемными детьми и учениками, которые могут им что-то дать. Получится своеобразный обмен. Ведь те могут, в свою очередь, научить этих играть в футбол, баскетбол и другие спортивные игры. Можно выбить дополнительное финансирование. – При этих волшебных словах глубоко сидящие глаза директора исчезли под трепещущими веками.
– Ну вы даете! – Миллат удивленно покачал головой. – Мне нужна сига.
– На двоих! – сказала Айри, выходя за ним.
– До вторника! – крикнул им вслед Джошуа.
Глава 12. Зубастые птицы
Мне кажется, что можно сравнить, если только это не слишком искусственное сравнение, сексуальную и культурную революцию двух последних десятилетий с революцией, произошедшей в наших садиках, на наших просевших клумбах. Если раньше мы довольствовались двухлетниками – слабыми растениями, цветущими бледными цветочками два раза в год (если повезет), то теперь мы хотим разнообразия и яркости, мы требуем, чтобы наш сад наполняли экзотические растения, покрытые цветами 365 дней в году. Если раньше садоводы уповали на самоопыляющиеся растения, у которых пыльца перелетает с тычинок на пестик одного цветка (автогамия), то теперь мы требуем большей изощренности, теперь мы поем дифирамбы перекрестному опылению, при котором пыльца переносится с одного цветка данного растения на другой цветок этого же растения (гейтоногамия) или даже на цветок другого растения того же вида (ксеногамия). Птицы, пчелы, искусственное опыление – все в нашу пользу. Да, самоопыление – это самый простой и надежный способ опыления, особенно для тех растений, которые размножаются многократным воспроизведением одной родительской особи. Но зато в таком случае вся популяция оказывается под угрозой вымирания, если возникает какой-то неблагоприятный фактор. Важно понять, что в жизни растений, так же как в общественной и политической жизни, должно царить постоянное изменение. Наши родители и их петунии дорого заплатили за этот урок. Под безжалостным сапогом Истории гибнет целое поколение и его однолетники.
Перекрестное же опыление дает большее генетическое разнообразие, и, следовательно, особи, полученные путем перекрестного опыления, лучше приспосабливаются к переменам. Кроме того, говорят, что в результате перекрестного опыления образуется больше семян и это семена более высокого качества. Судя по моему сыну (продукт перекрестного опыления между садоводом-феминисткой, в прошлом католичкой, и ученым-евреем!), это утверждение совершенно верно. Сестры! Поймите: если мы хотим ближайшие десять лет украшать цветами свои прически, надо, чтобы хорошие, крепкие цветы были всегда под рукой, а это может устроить только по-настоящему заботливый садовник. Если мы хотим, чтобы нашим детям было где играть, а нашим мужьям было где сесть и подумать, мы должны вырастить сады, наполненные разнообразными и прекрасными растениями. Мать Природа богата и щедра, но иногда ей стоит немного помочь!
Джойс Чалфен, из книги «Новая сила цветов», 1976 г., издательство «Кейтепиллар Пресс».
Джойс Чалфен писала «Новую силу цветов» жарким летом 1976 года, глядя на свой разросшийся сад из окна маленькой комнатки в мансарде. Это было оригинальное начало странной книжки – скорее об отношениях, чем о цветах, – которая неплохо продавалась в конце семидесятых (и сейчас хотя вы и не обнаружите ее на прикроватных тумбочках, но зато в доме у человека того поколения она обязательно найдется на пыльных полках среди других старых знакомых: доктора Спока, Ширли Конран, потрепанного экземпляра «Третьей жизни Грэндж Коупленд» Элис Уокер, изданного «Уименз пресс»). Популярность «Новой силы цветов» больше всех удивила саму Джойс. Книга была написана легко, всего за три месяца, во время которых она в основном сидела в мансарде, одетая в футболку и шорты, мучаясь от жары, беспрерывно, почти автоматически, кормила грудью Джошуа и думала, легко набирая страницу за страницей, что это и есть жизнь, о которой она мечтала. Именно такое будущее она представила себе тогда, когда заметила, что взгляд небольших умных глаз Маркуса остановился на ее сильных белых ногах, когда она в короткой юбке проходила по двору его элитного колледжа семь лет назад. Она была из тех людей, кто умел все понять с первого взгляда, сразу, еще в то мгновение, когда будущий супруг только открывает рот, чтобы произнести робкое «Привет».
Действительно удачный брак. Тем летом 1976-го – жара, мухи и бесконечная мелодия из фургончика мороженщика – она жила как во сне. Время от времени ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в реальности всего этого. Кабинет Маркуса был в конце коридора с правой стороны; и дважды в день она проходила по коридору, посадив на одно бедро Джошуа, а другим – открывая дверь, просто для того, чтобы убедиться, что он на месте, что он настоящий; она целовала своего любимого гения, трудившегося над удивительными спиралями, над формулами и цифрами. Ей нравилось отвлекать его ненадолго и показывать, что еще научился делать Джошуа: говорить новые звуки, понимать новые слова, делать новые осознанные движения или подражать родителям – она говорила Маркусу, что он весь в него, а он отвечал, что это все