– Нет, наверно, – слабо согласилась Клара.
– И, кстати, все хотела узнать, в кого Айри такая умная: в английских или в ямайских родственников?
Клара еще раз оглядела ряд мертвецов: некоторые в накрахмаленных воротничках, некоторые с моноклями, некоторые в кругу семьи – и все скованно ожидают, когда фотограф закончит свое дело. Кого-то они ей напоминали. Ее дедушку – красавца капитана Чарли Дарэма. На единственной сохранившейся фотографии он сидел бледный и зажатый, яростно смотрел в камеру, казалось, что его не просто фотографируют, а он сам старается отпечатать свой образ на ацетате. В его время такой тип людей называли Воинственный Христианин. Боудены звали его просто Белый. «Этот никчемный дурак думает – ему принадлежит все, к чему он прикоснется».
– Наверно, в моих родственников, – задумчиво сказала Клара. – Во мне есть английская кровь. Мой дедушка – отец моей матери – был англичанином и, говорят, настоящим аристократом. Она родилась в 1907 году во время кингстонского землетрясения. Вот я и думаю, может, из-за этого боуденские мозги встали на место, потому что с тех пор наша семья стала жить совсем неплохо.
Джойс заметила, что Клара пыталась пошутить, и тут же улыбнулась.
– Да, видимо, Айри пошла в капитана Чарли Дарэма. Он научил мою бабушку всему, что она знала. Дал ей хорошее английское образование. Конечно, Айри в него, больше не в кого.
– Ну надо же! Как интересно! Я так и говорила Маркусу, что тут дело в генах. А он настаивал на том, что я все упрощаю. Но зато сам он слишком лезет в теорию. И я, как всегда, была права!
Когда входная дверь закрылась за ней, Клара снова закусила губу, на этот раз от злости и досады. С чего она сказала про капитана Чарли Дарэма? Вранье. Такое же фальшивое, как ее белые зубы. Клара умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Гортензия умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Наверное, и бабушка Амброзия была умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Он считал себя умным, но был дураком. Он пожертвовал жизнями тысячи людей, чтобы спасти одну женщину, которую толком никогда не знал. Капитан Чарли Дарэм был никчемным дураком.
Глава 13. Корни Гортензии Боуден
Английское образование – штука опасная. Любимый пример Алсаны – история лорда Элленборо, который, захватив у Индии провинцию Зинд, послал в Дели телеграмму, состоящую всего из одного слова: «peccavi» – латинского глагола, означающего «я согрешил».
– Только англичане, – с ненавистью говорила она, – хотят одновременно и научить тебя, и ограбить.
Именно поэтому Алсана и не доверяла Чалфенам.
Клара с ней соглашалась, но по другой, более личной причине. История семьи. Забытый след – плохая кровь в венах Боуденов. Когда ее мать была в животе своей матери (чтобы рассказать эту историю, придется сложить их одну в другую, как матрешек: Айри в Клару, Клару в Гортензию, Гортензию в Амброзию), она стала немым свидетелем того, что бывает, когда англичанин вдруг решает дать кому-то образование. Для капитана Чарли Дарэма, недавно назначенного на Ямайку, оказалось недостаточно однажды майским вечером 1906 года напиться и соблазнить совсем еще юную дочь хозяйки гостиницы, в которой он жил. Нет, он еще хотел чему-нибудь ее научить.
– Меня? Он хочет учить меня? – с невинным видом спросила Амброзия Боуден, положив руки на живот, в котором уже была Гортензия.
– Три раза в неделю, – ответила ее мать. – И не спрашивай, почему. Образование тебе не повредит. Благодари его за щедрость. Нечего спрашивать, отчего и зачем, когда такой красивый английский джентльмен, как мистер Дарэм, проявляет щедрость.
Даже Амброзия Боуден, деревенская девчонка, длинноногая и капризная, за все свои четырнадцать лет ни разу не сидевшая за партой, знала, что это неправильно: когда англичанин хочет проявить щедрость, перво-наперво надо спрашивать, почему. У него всегда есть на это причина.
– И ты еще здесь, крошка? Он тебя ждет. Давай живо, а то сейчас плюну на пол и попробуй только не уйти, прежде чем плевок высохнет!
Так что Амброзия Боуден, с Гортензией в животе, со всех ног бросилась к комнате капитана, а потом три раза в неделю ходила туда получать образование. Буквы, цифры, Библия, английская история, тригонометрия. А когда матери Амброзии не было дома, они приступали к анатомии – длинному уроку, во время которого ученица, хихикая, лежала на спине, а учитель – на ней сверху. Капитан Дарэм сказал, что не причинит вреда ребенку. Капитан Дарэм сказал, что их тайный ребенок станет самым умным негритенком на Ямайке.
Шли месяцы, и Амброзия многому научилась у красавца-капитана. Он рассказал ей об искушении Иова, о пророчествах Апокалипсиса, научил ее играть в крикет и заставил выучить наизусть отрывки из Библии. Научил складывать в столбик. Научил спрягать латинские глаголы. Научил целовать ухо мужчины так, чтобы он рыдал от удовольствия, как дитя. Но главное – он убеждал ее, что она больше не девочка на побегушках, что образование возвысило ее, что в сердце она настоящая леди, несмотря на то что делает все ту же работу, что и прежде. «Здесь, вот здесь», – говорил он, тыча ей пальцем чуть ниже грудины, в ту самую точку, куда она обычно упирала ручку швабры, когда останавливалась передохнуть. «Ты больше не девочка на побегушках, Амброзия, ты больше не девочка», – повторял он, смакуя каламбур.
Однажды, когда Амброзия была на четвертом месяце, она взбежала по лестнице в своем очень свободном клетчатом платье, которое должно было сделать ее живот незаметным, постучала в дверь одной рукой, а другую спрятала за спину – в ней она держала букетик ноготков. Она хотела порадовать своего любимого цветами, которые напомнят ему о родной стране. Она стучала и звала. Но его не было.
– Не спрашивай, почему, – сказала мать Амброзии, с подозрением косясь на живот своей дочери. – Собрался вдруг и уехал. Но сказал, что хочет, чтобы твое образование продолжалось. Он хочет, чтобы ты немедленно пошла и представилась мистеру Гленарду – хорошему христианскому джентльмену. Образование тебе не повредит. Ты еще здесь, крошка? Давай живо, а то сейчас плюну…
Прежде чем мать договорила, Амброзия уже выскочила за дверь.
Как говорят, на Ямайку Дарэм приехал, чтобы разобраться в происходящем в Кингстонской типографии, где молодой человек по фамилии Гарвей организовал забастовку печатников, требовавших повысить заработную плату. А теперь он решил уехать на три месяца, чтобы вымуштровать тринидадских солдат Ее Величества, показать им, что и как. Англичане отлично умеют бросать свои старые обязанности и взваливать на себя новые. А еще им нравится считать себя людьми честными, поэтому Дарэм передоверил заботу об Амброзии Боуден своему другу сэру Эдмунду Флекеру Гленарду, который, так же как и Дарэм, полагал, что туземцев надо учить, обращать в христианство и наставлять на путь истинный. Гленард обрадовался, когда Амброзия появилась в его доме (кто бы не обрадовался?) – красивая, послушная девочка, всегда готовая на любую работу по дому. Но через две недели ее живот стал заметен. Пошли разговоры. Надо было что-то делать.
– Не спрашивай, почему, – сказала ее мать, отбирая у плачущей дочери письмо Гленарда, в котором он выражал свое сожаление по поводу сложившейся ситуации. – Все же образование тебе не повредит! Видимо, он не терпит грех в своем доме. Вот ты и вернулась, ничего не поделаешь.
Но, как оказалось, в качестве компенсации Гленард предлагал им одну вещь.
– Тут написано: он хочет, чтобы ты пошла к доброй христианской леди – миссис Брентон. Он говорит, ты можешь пожить у нее.
Дарэм велел Гленарду воспитывать Амброзию в духе англиканской церкви, Гленард предпочел ямайских методистов, но у миссис Брентон, пылкой шотландки, старой девы, сделавшей целью своей жизни ставить заблудших на путь истинный, было свое мнение на этот счет.
– Мы пойдем к Истине, – объявила она, когда пришло воскресенье. Ей не нравилось слово «церковь». – Ты, я и твой маленький, – она постучала пальцем по животу Амброзии, в нескольких дюймах от головы еще не родившейся Гортензии, – мы все услышим слова Иеговы.
(Именно миссис Брентон и привела Боуденов к Свидетелям, или расселитам, или людям Сторожевой Башни, или Обществу брошюр о Библии – их тогда называли разными именами. В начале века в Питтсбурге миссис Брентон встретилась с Чарльзом Тейзом Расселом и была потрясена его знаниями, его преданностью своему делу и его окладистой бородой. Под влиянием Рассела она оставила протестантизм и обратилась в новую веру. Как все новообращенные, она обожала обращать других. В Амброзии и ее будущем ребенке она нашла легкую добычу: им не надо было отказываться от старой веры, чтобы обратиться в новую).
Истина вошла в семью Боуденов зимой 1906 года и перетекла вместе с кровью от Амброзии к Гортензии. Гортензия верила, что, когда ее мать услышала слова Иеговы, в ней самой, еще не родившейся, проснулось сознание. Позже она готова была поклясться на любой Библии, какую перед ней положишь, что каждое слово «Тысячелетней зари» Рассела, который читали Амброзии по вечерам, проникло в ее душу, еще когда она была в животе своей матери. Как иначе можно было объяснить, почему позже, когда она выросла и прочитала все шесть томов, текст показался ей таким знакомым, и почему она могла закрыть страницу и рассказать слово в слово, что там написано? Так что корни Гортензии Боуден надо искать еще до ее рождения. Она все помнит. 14 января 1907-го – день, когда на Ямайке было ужасное землетрясение, – не скрыто от нее, а совершенно ясно существует в ее памяти.
– Я рано отправлюсь искать тебя… Моя душа жаждет тебя, мое тело алчет тебя в голой пустыне, где нет воды, чтобы…
Так пела Амброзия на поздних стадиях беременности, когда ковыляла со своим огромным животом по Кинг-стрит и молила Бога о новом пришествии Христа или о возвращении Чарли Дарэма – только эти двое могли ее спасти, для нее они были так похожи, что практически сливались. Она дошла до середины третьей песни, когда путь ей преградил сэр Эдмунд Флекер Гленард, веселый и раскрасневшийся от выпитого в «Ямайском Клубе» рома. Гортензия помнила, как он закричал