Но по его голосу было понятно, что он за человек. Он говорил с акцентом кокни, от которого он явно долгие годы пытался избавиться. Одни звуки выпадали, другие появлялись там, где их не должно быть. Он говорил в нос, точнее даже, носом, только изредка помогая себе ртом.
– Чудесное сегодня утро, миссис Б. Мы должны благодарить Бога за такое чудесное утро.
Гортензия нервно ждала, когда он поднимет голову и заметит девочку у плиты. Она то подзывала ее, то отгоняла, не зная, стоит ли их знакомить.
– Да, да, мистер Топс, просто чудесное. И я совсем готова. Пришлось немного повозиться со шляпкой, но я взяла булавку и…
– Это все мирская суета, миссис Б., и она не нужна Господу, – медленно тянул Райан, стараясь отчетливо произносить каждый звук, что было довольно трудно, так как он стоял согнувшись и неловко пытался стащить ботинок с левой ноги. – Только ваша душа нужна Иегове.
– Конечно, конечно. Истинная правда. – Гортензия беспокойно теребила пластмассовые гвоздики. – И все же женщина не должна выглядеть как пугало, когда воссядет рядом с Господом.
Райан нахмурился.
– Я полагаю, миссис Боуден, что вам следует воздержаться от самостоятельного толкования Священного Писания. Впоследствии советуйтесь со мной или с моими коллегами. Спросите нас: служит ли красивая одежда во славу Божью? И мы с моими коллегами из Избранных сверимся с соответствующими притчами и…
Конец фразы было не разобрать, потому что слова Райана слились в неясное Эрэ-хе-хе-хем-м. Ему, очевидно, нравилось издавать этот звук, зарождавшийся где-то у него в носу и вызывающий легкие вибрации всего длинного нескладного тела, похожие на предсмертные судороги повешенного.
– Да я, мистер Топс, и сама не знаю, зачем так наряжаюсь. – Гортензия виновато покачала головой. – Иногда мне кажется, что я могла бы быть из тех, кто проповедует. Хотя я и женщина… но мне кажется, что Бог говорит со мной не так, как с другими… А наряжаться… это просто дурная привычка… Но в последнее время в церкви столько всего изменилось, что я просто не поспеваю освоиться с новыми правилами.
Райан посмотрел в окно. Его лицо изображало досаду.
– Ничто не меняется в словах Господа, миссис Б. Это сами люди иногда трактуют их неверно. А для истинной церкви вы можете сделать только одно – молиться, чтобы Бруклинский Зал Царств поскорее назвал нам день Страшного суда. Эрэ-хе-хе-хем-м.
– Конечно, мистер Топс. Я и молюсь об этом денно и нощно.
Райан хлопнул в ладоши – жалкая попытка изобразить энтузиазм.
– Ну-с, не ослышался ли я, что на завтрак будут плантаны?
– Да-да, мистер Топс, пожарю с помидорами, если вы будете так любезны передать мне этот пакетик.
Как и думала Гортензия, при передаче помидоров взгляд Райана упал на Айри.
– Это моя внучка – Айри Амброзия Джонс. А это мистер Райан Топс. Поздоровайся с ним, Айри.
Айри поздоровалась, нервно шагнула вперед и протянула руку, но Райан Топс не пожал ее. И тут вдруг он увидел в ней что-то знакомое, хотя почти неуловимое, но Айри его лицо не показалось знакомым, она никогда в жизни не видела лиц, даже отдаленно похожих на это. Волосы невероятно рыжие, веснушки покрывают всю кожу, а вены синие, как у омара.
– Это… это… дочь Клары, – кинула Гортензия пробный камень. – Мистер Топс когда-то давно был знаком с твоей матерью. Но все хорошо, – Айри поживет у нас немного, мистер Топс.
– Совсем недолго, – поспешно добавила Айри, заметив выражение ужаса на лице Райана. – Всего несколько месяцев, может быть, зиму, пока я буду готовиться к экзаменам. У меня экзамены в июне.
Мистер Топс не шелохнулся. Он совершенно застыл, как армия глиняных китайских статуэток – каждый солдат приготовился идти в бой, но не в силах пошевелиться.
– Дочь Клары, – шепотом повторила Гортензия, и в ее голосе послышались слезы. – Она могла бы быть твоей дочерью.
Эта последняя фраза, сказанная совсем тихо, не удивила Айри. Она просто занесла ее в свой список: Амброзия Боуден родила Гортензию во время землетрясения… капитан Чарли Дарэм – никчемный дурак… вставная челюсть в стакане… она могла бы быть твоей дочерью…
Равнодушно, не ожидая ответа, Айри переспросила:
– Что?
– Ничего, ничего, крошка. Ничего. Пора готовить завтрак. Я почти слышу, как у всех урчат животы. Вы же помните Клару, мистер Топс? Вы ведь с ней были… друзьями…
Вот уже две минуты, как Райан застыл: стоит прямо, рот полуоткрыт, взгляд прикован к Айри. Но вопрос вывел его из оцепенения. Он наконец закрыл рот и сел за стол.
– Дочь Клары? Неужели? Эрэ-хе-хе-хем-м… – Он достал из нагрудного кармана рубашки блокнот, похожий на те, какими пользуются полицейские, раскрыл его и занес над ним ручку, как будто это поможет ему вспомнить.
– Видите ли, большинство событий моей прошлой жизни изгладились из моей памяти, Иегова выжег их своим всемогущим мечом, когда обратил меня на путь истинный, и теперь, когда он выбрал меня для нового призвания, я должен, как писал Павел в «Послании к Коринфянам», оставить младенческое[92], чтобы прошлый я ушел во мрак, в котором, – Райан сделал крошечную паузу, чтобы взять у Гортензии тарелку, – затонуло и любое воспоминание о твоей матери. Эрэ-хе-хе-хем-м.
– Она про вас тоже не говорила, – заметила Айри.
– Конечно, это ведь было так давно, – с деланой веселостью сказала Гортензия. – Но вы честно попытались… общаться… с ней, мистер Топс. Ах, Клара – она была моим чудом. Мне было сорок восемь, когда Бог дал мне ее. Я думала, она божье дитя, но она избрала зло… она никогда не была благочестивой, и с этим ничего не поделаешь.
– Не бойтесь, миссис Б., он пошлет кару на ее голову! – радостно заговорил Райан. Впервые с тех пор, как Айри его увидела, он так оживился. – Он пошлет адские муки тем, кто заслужил это. Мне, пожалуйста, три кусочка.
Гортензия поставила всем тарелки. Айри вдруг поняла, что ничего не ела с прошлого утра, и сгребла себе на тарелку целую гору плантанов с общего блюда.
– Ой, горячо!
– Лучше горячее, чем теплое[93], – мрачно объявила Гортензия и многозначительно передернула плечами. – Аминь.
– Аминь, – эхом отозвался Райан, смело вцепляясь зубами в кусок обжигающего плантана. – Аминь. Итак, что же ты проходишь? – спросил он, так старательно глядя мимо Айри, что она не сразу поняла, что вопрос обращен к ней.
– Химию, биологию и религиозное воспитание, – Айри подула на горячий кусок, – я хочу стать стоматологом.
Райан насторожился:
– Религизное воспитание? А рассказывают ли они вам о единственной истинной церкви?
Айри заерзала.
– Э-э… Мы как-то больше изучаем три основные религии: иудаизм, христианство, мусульманство. А еще мы целый месяц проходили католицизм.
Райан сморщился.
– А чем еще ты увлекаешься?
Айри задумалась.
– Не знаю. Я люблю музыку. Клубы, концерты и все такое.
– Понятно, эрэ-хе-хе-хем-м.Раньше я тоже ходил в клубы. Но Благая Весть достигла меня, и я понял, что молодежь, которая ходит на концерты, делает это во славу Дьявола, она поклоняется ему. Девочка с такими физическими… данными, как ты, легко может поддаться соблазну и попасть в похотливые руки сексуального маньяка, – вещал Райан. Он встал из-за стола и посмотрел на часы. – Да, в некоторых ракурсах ты похожа на свою мать… Такие же скулы.
Райан вытер со лба блестящую дорожку пота. Наступила тишина. Гортензия сидела неподвижно, вцепившись в скатерть, а Айри встала и пошла налить себе воды из-под крана просто потому, что ей хотелось избавиться от взгляда мистера Топса.
– Так, миссис Б. Уже двадцать минут, и время идет. Пора поторапливаться.
– Конечно, мистер Топс, – просияла Гортензия. Но как только Райан вышел из кухни, ее улыбка сползла, и на лице появилось выражение досады и злости.
– Ты думаешь, что говоришь?! Хочешь, чтобы он подумал, что ты какое-то бесовское отродье? Ты что, не могла сказать «марки собираю» или еще что-нибудь? Доедай живее, мне надо помыть посуду.
Айри посмотрела на кучу еды, оставшуюся у нее на тарелке, и виновато похлопала себя по животу.
– Вот! Так я и знала. Руки-то загребущие, а животик маленький. Давай сюда.
Гортензия склонилась над раковиной и принялась заталкивать остатки еды себе в рот.
– Так, и нечего приставать к мистеру Топсу со своими разговорами. Он будет заниматься у себя в комнате, а ты у себя, – тихо сказала Гортензия. – К нему сейчас приехал джентльмен из Бруклина, чтобы посоветоваться с ним насчет дня Страшного суда. И в этот раз не будет ошибки. Стоит только посмотреть, что в мире творится, чтобы понять, что этот день близок.
– Я не буду ему мешать. – В качестве акта доброй воли Айри взялась мыть посуду. – Просто он мне показался немного… странным.
– Избранники Божии всегда кажутся странными людям темным. Ты просто его не знаешь. Он для меня очень много значит. До него в моей жизни не было ни одного человека, который бы обо мне заботился. Твоя мать тебе, поди, не рассказывала – конечно, она так зазналась, – но у Боуденов были тяжелые времена. Я родилась во время землетрясения. Чуть не умерла еще при рождении. Потом моя дочь сбежала от меня. Не дала мне видеться с моей единственной внученькой. И все эти годы со мной был только Бог. Мистер Топс – первый человек, который пожалел меня. Твоя мать сделала такую глупость, что его упустила!
Айри предприняла еще одну попытку:
– Как это – упустила?
– Никак, никак… Это я просто… Хватит на сегодня болтовни… Ах, вот и вы, мистер Топс. Мы еще не опаздываем?
Мистер Топс вошел в кухню. С головы до ног он был одет в кожу. Огромный шлем, на левой ноге красный фонарик, на правой – белый. Он поднял стекло шлема.
– Нет еще, слава Богу. Где ваш шлем, миссис Б.?
– В духовке, я теперь грею его, когда холодно. Айри Амброзия, будь добра, достань его.