– Слушай, может, просто пойдешь и сядешь в этих гребаных джинсах в ванную и посмотришь, что получится?
Словами Маджида не обидишь. Он подставит другую щеку. Иногда по сотне раз на дню, как любовница под действием экстази. Улыбнется тебе без обиды и без злости, а затем наклонит голову (в точности как его отец, когда принимает заказ на креветки в карри) в знак всепрощения. Он так всем сочувствует, этот Маджид. И от его сочувствия хочется залезть на стенку.
– Ммм, я не то имела в виду… Блин. Прости. Ну я не знаю… просто ты… есть новости от Миллата?
– Мой брат меня избегает, – произнес Маджид с прежним вселенским спокойствием и неизменным всепрощением. – Он зовет меня Каином, потому что я не верующий. По крайней мере, я не его веры, да вообще моему богу имени нет. Из-за этого он отказывается со мной встретиться, даже не хочет говорить по телефону.
– Он со временем передумает. Он всегда был упертый стервец.
– Конечно, ты его любишь, – продолжал Маджид, не давая ей возразить. – Поэтому ты знаешь его привычки, его особенности. Тебе не составит труда понять, насколько он разозлен моим обращением. Я обратился в религию Жизни. Я вижу его бога до миллионной числа пи, до аргументов Федруса, до идеального парадокса. Но Миллату этого недостаточно.
Айри взглянула ему прямо в лицо. За эти четыре месяца она так и не смогла всего до конца понять: мешали юный возраст, внешний вид, аккуратная одежда и чистоплотность Маджида. И вдруг ей стало ясно. Он был отмечен – как Безумная Мэри, индеец с белым лицом и синими губами и тот тип, что носил накладку из искусственных волос не на голове, а на шее, на веревочке. Как все те люди, что бродили по уиллзденским улицам и не заботились о том, как купить пиво «Блэк Лэйбл» или украсть магнитофон, и не любили ни коллекционировать кукол, ни мочиться в переулках. У них было совершенно иной интерес – пророчества. И по лицу Маджида это было заметно. Он хотел говорить и говорить, не умолкая.
– Миллат настаивает на полном подчинении.
– Это на него похоже.
– Он хочет, чтобы я вступил в КЕВ…
– Понятно, в КЕВИН. Так, значит, ты с ним разговаривал.
– Мне нет необходимости говорить с ним, чтобы узнать, о чем он думает. Мы близнецы. Я не хочу его видеть. В этом нет нужды. Понимаешь ли ты тайну близнецов? Чувствуешь ли смысл слова связать? Его двойной смысл…
– Маджид. Не обижайся, но мне надо работать.
Маджит легко кивнул.
– Разумеется. Извини, я тоже пойду и подвергну свои чикагские джинсы предложенному тобой эксперименту.
Стиснув зубы, Айри подняла трубку и снова набрала номер, с которым ее разъединили. Позвонить требовалось журналисту (в эти дни были сплошь журналисты) и кое-что ему прочитать. После экзаменов она прошла краткий курс молодого бойца по связям с общественностью и быстро выяснила, что не стоит тратить силы на индивидуальное общение с каждым. Невозможно подать информацию с уникальной точки зрения сначала для «Файнэншнл таймс», потом для «Миррор» и «Дэйли мэйл». Освещать новость под особым углом, писать отдельную книгу огромной медийной библии – это их задача, а не ее. Каждому свое. Журналисты – это ангажированные фанатики, маниакально охраняющие свои лужайки и день за днем дудящие в одну дуду. Так было всегда. Кто бы мог подумать, что Иоанн и Лука столь по-разному истолкуют главную сенсацию столетия – смерть Христа? Это доказывает: верить этим малым не стоит. Так что обязанности Айри ограничивались простой передачей информации – всего и требовалось, что раз за разом озвучивать написанное Маркусом и Маджидом на листе бумаги, пришпиленном к стене.
– Готово, – сказал журналист. – Диктофон включен.
И тут Айри сталкивалась с первейшей трудностью пиара – необходимостью поверить в то, что подаешь. Не то чтобы ей недоставало духовной веры. Проблема коренилась глубже. Айри не верила в возможность физического воплощения идеи. Вокруг Футуристической Мыши раздулась такая невероятная шумиха (в каждой газетной колонке журналисты сходили с ума: «Нужен ли Мыши патент?», наемные перья восторженно строчили: «Величайшее открытие века?»), что можно было подумать, будто разнесчастная мышь встанет на задние лапы и будет толкать речь. Айри глубоко вздохнула. Хотя она повторяла эти слова много раз, они по-прежнему казались ей нереальными, абсурдными – литературной байкой на крыльях фантастики – еще более безумной, чем стоящее через тире имя Суррея Т. Бэнкса в заглавии.
ПРЕСС-РЕЛИЗ: 15 октября 1992
Тема: Начало проекта «Футуристическая Мышь»
Профессор Маркус Чалфен, писатель, выдающийся ученый и один из ведущих сотрудников группы генетиков колледжа Святого Иуды, намерен представить на всеобщее обозрение свою новейшую «модель» с целью наглядной демонстрации трансгенетических механизмов и привлечения интереса к дальнейшим разработкам в данной области. Данная модель призвана продемонстрировать публике колоссальные возможности генной инженерии, а также приоткрыть завесу тайн, окутывающую эту область биологических исследований, – не секрет, что многие по-прежнему относятся к ней предвзято и настороженно. В рамках проекта будут работать выставка, лекционный и мультимедийный залы, а также комната для детей с интерактивными играми. Проект осуществляется при поддержке правительственной комиссии «Наука на рубеже веков», а также при участии деловых и промышленных капиталов.
Футуристическая Мышь, двух недель от роду, будет выставлена в лондонском Институте Перре 31 декабря 1992 года и будет оставаться там вплоть до 31 декабря 1999 года. К обычному генетическому коду этой мыши добавлены несколько новых генов. ДНК-клон этих генов был введен в оплодотворенную яйцеклетку мыши, где соединился с хромосомной ДНК в зиготе и, следовательно, оказался в каждой клетке получившегося в результате зародыша. Гены предварительно были запрограммированы таким образом, чтобы «включиться» и работать исключительно в заданных тканях мыши и согласно заданному режиму. Цель этого эксперимента – проследить за старением клеток, развитием в клетках раковых образований, а также ответить на многие другие вопросы. Сюрпризы гарантированы!
Журналист рассмеялся.
– Боже. Что это, на хрен, значит?
– Не знаю, – сказала Айри. – Сказано же, сюрпризы.
И продолжила чтение:
Мышь будет выставлена на всеобщее обозрение в течение семи лет, что приблизительно вдвое дольше средней продолжительности жизни обычной мыши. Таким образом, развитие подопытной мыши будет происходить медленнее обыкновенного, в соотношении два года за один.
В конце первого года большой Т-антиген вируса SV40, содержащийся в бета-клетках поджелудочной железы мыши (вырабатывающих инсулин), пустит в этом органе карциномы, вследствие чего у мыши на всю жизнь останутся замедленные движения. На исходе второго года у мыши появятся доброкачественные папилломы – результат деятельности Н-ras онкогенов в клетках кожи, и через три месяца спустя их можно будет разглядеть невооруженным глазом. На четвертом году эксперимента мышь станет постепенно утрачивать способность вырабатывать меланин по причине медленного, запрограммированного подавления выработки фермента тирозиназы. Вскоре мышь полностью утратит пигментацию и станет альбиносом – совершенно белой мышью. Если не произойдет внешнего вмешательства или непредвиденных обстоятельств, мышь проживет до 31 декабря 1999 года и сдохнет в течение последующего месяца. Эксперимент «Футуристическая Мышь» предоставит публике уникальную возможность увидеть жизнь и смерть «крупным планом», воочию убедиться в том, что с помощью новейших технологий можно замедлить развитие болезни, контролировать процесс старения и устранить генетические дефекты. Футуристическая Мышь дает волнующую надежду на начало нового этапа в истории человечества, в котором мы перестанем быть жертвами случайностей, а сделаемся хозяевами и арбитрами своей судьбы.
– Кошмар, – сказал журналист. – Жуть какая.
– Возможно, – рассеянно отозвалась Айри (ей за сегодняшнее утро предстояло сделать еще десяток звонков). – Хотите, я вам вышлю фотоматериалы?
– Валяйте. Не придется копаться в архиве. Счастливо.
Не успела Айри положить трубку, как в комнату кометой влетела Джойс в хипповском прикиде: длиннющий бархатный подол с бахромой, восточный халат и поверх него свитки шелковых шарфов.
– Не занимай телефон! Я тебе уже говорила. Телефон нам нужен. Вдруг позвонит Миллат.
Четыре дня назад Миллат не пришел на прием к психиатру, куда его записала Джойс. С тех пор его не видели. Все знали, что он с КЕВИН и не собирается ей звонить. Одна Джойс этого не понимала.
– Мне очень важно с ним поговорить. Еще немного, и мы найдем выход. Марджори почти уверена, что у него синдром нарушения внимания с гиперактивностью.
– А вам это откуда известно? Кажется, Марджори доктор. Как, блин, насчет врачебной тайны?
– Айри, не глупи. Марджори нам друг. Поэтому она старается держать меня в курсе.
– Просто мафия какая-то.
– Да ладно тебе. Не впадай в крайности. С каждым днем ты становишься все истеричнее. Я просто прошу не занимать телефон.
– Я слышу.
– Потому что если Марджори не ошиблась и это действительно синдром нарушения внимания, тогда нужно срочно посоветоваться с доктором и попить метилфенидат. Иначе организм истощится.
– Джойс, дело тут не во внимании, а в том, что Миллат мусульманин. Таких, как он, миллиард. Не могут же все страдать гиперактивностью.
Джойс перевела дыхание и сказала:
– По-моему, ты становишься очень жестокой. Разве подобные рассуждения тут помогут?
Она со слезами на глазах подошла к хлебной доске и отрезала внушительный кусок сыра.
– Самое для меня сейчас главное – свести их воедино. Пора.
– С чего вдруг? – с подозрением спросила Айри.
Джойс отправила кусок сыра в рот.
– Потому что нуждаются друг в друге.
– Но раз они сами не хотят…
– Иногда люди не знают, чего они хотят, что им нужно. Эти двое необходимы друг другу, как… – Джойс задумалась. В метафорах она была не сильна. Скажем, в саду рядом нужно сажать только идеально подходящие друг другу растения. – Как Лорел и Харди, как Крик и Уотсон…