рекрут из стана врага.
С этих пор вот уже полгода Джошуа пестовал в себе презрение к отцу, часто виделся со своей любовью и разрабатывал долгосрочный план по внедрению в их семейную жизнь (гостеприимство Джонсов охладевало, и ему негде было жить). Старательно не замечая подозрительное отношение Криспина, Джошуа втирался к нему в доверие. Вел себя как лучший друг, чуть что бросался на помощь (то фотокопию снять, то сделать плакат или брошюру), спал у них на полу, праздновал их седьмую годовщину свадьбы, а на день рождения презентовал Криспину гитарный медиатор ручной работы – и все это время злостно его ненавидел, желая жену его так, как еще никто в мире не желал жены ближнего своего, и вынашивал замыслы избавления от него с такой зеленоглазой завистью, перед которой бы побледнел Яго.
За всем этим Джошуа как-то забыл о цели ФАТУМа – победе над его отцом. Когда Маджид вернулся, Джошуа кипел от ярости, да и сама цель показалась ему туманной – всего-навсего эффектная речь для новичков, так что он, в принципе, согласился. И теперь, когда до тридцать первого оставалось три недели, Джошуа не мог связно, по-чалфенистски, себе ответить, к каким результатам все это приведет. Он даже толком не представлял, что вообще должно произойти – окончательное решение еще не сформировалось; и вместо того, чтобы слушать, к какому фундаментальному выводу придет костяк активистов ФАТУМа, рассевшихся со скрещенными ногами вокруг большой дыры в полу и жарко спорящих, Джошуа потерял нить внимания, мысленно пробираясь под футболку Джоэли, по всем впадинкам и изгибам мускулистого тела к пятнистым штанам и вниз, к…
– Джош, будь другом, напомни, о чем я говорил пару минут назад, если ты следишь.
– А?
Криспин с недовольным видом вздохнул. Джоэли свесилась со стола и поцеловала его в ухо. Мудила.
– Прочти нам то место сразу после слов Джоэли о стратегии протеста. Мы перешли к важному вопросу. Напомни нам, что несколько минут назад сказал Падди о наказании и освобождении из тюрьмы.
Джошуа глянул на свой пустой планшет и прикрыл им уже опадающую эрекцию.
– Ммм… Кажется, я не записал.
– А между тем это охеренно важный момент, Джош. Ты не должен ничего упускать. Какой тогда смысл во всех наших разговорах!
Мудила, мудила, мудила.
– Джоши очень старается, – вступилась Джоэли, снова свесившись со стола, на этот раз чтобы взъерошить африканские дреды Джошуа. – Ему, должно быть, очень нелегко. Ведь это касается его лично. – Она всегда звала его Джоши. Джоши и Джоэли. Джоэли и Джоши.
Криспин нахмурился.
– Я не раз говорил: если у Джошуа личные переживания и он не хочет принимать участие в деле, пусть…
– Я с вами, – встрял Джош, с трудом подавляя агрессию. – Я не собираюсь отсиживаться в стороне.
– Джоши у нас герой, – сказала Джоэли и озарила его ослепительной подбадривающей улыбкой. – Помяни мое слово, он будет последним, кто струсит.
Ах, Джоэли!
– Ладно, продолжаем. Постарайся за нами записывать, хорошо? Итак. Падди, будь добр, повтори, что ты сказал, пусть все послушают, потому что в твоих словах содержится суть ключевого решения, которое нам предстоит принять.
Падди дернул головой и замычал, продираясь сквозь свои записи.
– Ммм, ну, в общем… вопрос, главным образом, в том… какая у нас на самом деле цель. Если мы хотим наказать преступников и преподать урок обществу… тогда подход один: атаковать напрямую… э-э-э… рассматриваемую персону, – тут Падди с опаской покосился на Джошуа. – Но если нас интересует животное само по себе, тогда нужно развернуть антикампанию, а если не получится, то насильно освободить мышь.
– Правильно. – Криспин колебался, размышляя, не уронит ли его славу банальное спасение единственного грызуна. – Понятно, что в данном случае мышь выступает как символ, потому что у этого деятеля в лаборатории их еще тьма-тьмущая – так что мы имеем дело с более широкой картиной. Кто-то из нас должен туда ворваться…
– В общем… в общем и в целом, я думаю, нам не надо повторять ошибку того же OHNO. Они-то как раз и расценивают животное как некий символ… а ФАТУМ, мне кажется, занимается совершенно другим. Если в стеклянном ящике на шесть лет запереть человека, ты же не станешь говорить, что это символ? Не знаю, как для тебя, а для меня между мышами и людьми нет никакой разницы.
Остальные члены ФАТУМа одобрительно забормотали – подобного рода высказывания требовали традиционного одобрения.
Криспин надулся.
– Что ты, Падди, конечно, я имел в виду совсем другое. Я хотел сказать, что тут картина более широкая – выбор стоит между жизнью одного человека и жизнями многих людей. Понимаешь?
– Прошу слова! – Джоши вскинул руку в надежде поставить Криспина в тупик. Криспин вытаращил глаза.
– Да, Джоши, – проворковала Джоэли. – Говори.
– Дело в том, что другой мыши попросту нет. В смысле, мышей предостаточно, да только не таких, как эта. Это очень дорогостоящая операция. Он может себе позволить дополнительные расходы. Кроме того, в прессе его подначивают, что сдохни одна Футуристическая Мышь, он тайком заменит ее новой – так что для него теперь это дело принципа. Он мечтает доказать всему миру, что не ошибся в расчетах. Так что он подготовит мышь и поставит на нее фирменное клеймо. Норушка будет одна-единственная.
Джоэли расцвела в улыбке и кинулась массировать Джошу плечи.
– Хорошо, похоже, в этом есть здравый смысл. Итак, Падди, ты говорил о том, что вопрос заключается в следующем: сфокусироваться на Маркусе Чалфене или перед представителями мировой прессы отпустить мышь на свободу.
– Прошу слова!
– Да, Джош.
– Криспин, тут совсем иное дело. Неважно, выпустишь ты мышь или нет. Ничего уже не поправить. Ее пытка – в ее генах. Как часовая бомба. Освободи ее, она умрет в страшных мучениях где-нибудь еще.
– Прошу слова!
– Да, Падди.
– Ну в общем… Разве вы не станете помогать политзаключенному бежать из тюрьмы только потому, что он неизлечимо болен?
Многочисленные члены ФАТУМа рьяно закивали головами.
– Правильно, Падди. Думаю, что Джошуа ошибается и что Падди предложил нам верное решение. Мы не в первый раз сталкиваемся с проблемой выбора, и каждый раз приходится действовать по обстоятельствам. В прошлом, как вы знаете, мы были сосредоточены на борьбе с преступниками. Составляли списки и осуществляли наказание. В последние годы мы несколько отошли от нашей старой тактики, однако, думаю, даже Джоэли согласится, что это случай особенный, можно сказать, фундаментальный. Мы имеем дело с закоренелыми личностями. С другой стороны, желательно бы также инсценировать широкомасштабную акцию протеста и освободить тысячи животных, томящихся в неволе в этой стране. Но в данном конкретном случае у нас не будет ни времени, ни возможности осуществить обе стратегии. Там соберется вся общественность – от этого и стоит отталкиваться. Думаю, что выбор, который мы должны будем сделать тридцать первого числа, очень прост, как и сказал Падди. Мышь или человек? Так что, решено, или кто-то против? Джошуа?
Сев на руки, чтобы Джоэли было удобнее делать ему массаж, Джошуа ответил:
– Решено.
Двадцатого декабря ровно в ноль часов ноль-ноль минут в доме Джонсов зазвонил телефон. Айри в ночной сорочке прошлепала вниз и сняла трубку.
– Э-э-э… ммм… Отметьте в своем духовном сознании те день и час, которые я выбрал, чтобы позвонить вам.
– Что? Это кто, Райан? Слушайте, Райан, не хочу показаться грубой, но сейчас полночь, понимаете? Неужели это не может…
– Айри? Деточка, это ты?
– Ваша бабушка на параллельном телефоне. Она тоже хотела с вами поговорить.
– Айри. – Гортензия была взволнована. – Говори громче, мне плохо слышно.
– Айри, повторяю: запомните день и час этого звонка.
– Зачем? Я не могу, я очень устала, прошу вас, отложим до завтра…
– Двадцатое число, Айри. Ноль часов ноль минут. Двойки и нули…
– Слушаешь, деточка? Мистер Топс пытается объяснить тебе что-то очень важное.
– Ба, говорите по очереди… Вы подняли меня с постели. А я как выжатый лимон.
– Двойки и нули, мисс Джонс. Это указывает нам на 2000 год. А известно ли вам, какой сейчас месяц?
– Декабрь, Райан. Это уж слишком…
– Декабрь – двенадцатый месяц, Айри. По числу колен сынов Израилевых. От каждого было взято двенадцать тысяч. От колена Иудина было взято двенадцать тысяч. От колена Рувимова было взято двенадцать тысяч. От колена Гадова…
– Райан, Райан, я в курсе.
– Это указание, в какие дни – назначенные дни пред-предупреждения – Господь велит нам действовать.
– И мы должны попытаться спасти заблудшие души. Заблаговременно предупредить.
– Мы предупреждаем вас, Айри.
Гортензия тихонечко заплакала.
– Мы просто пытаемся тебя предупредить, милая.
– Хорошо. Отлично. Я предупреждена. Всем спокойной ночи.
– Это еще не все, – торжественно провозгласил Райан. – Это было лишь первое предупреждение. Есть еще несколько.
– Только не говорите, что их еще одиннадцать.
– Ох, – вскрикнула Гортензия. Она выронила трубку, но голос ее был слышен. – Ее посетил Господь! Она все уже знает!
– Райан, а не могли бы вы как-нибудь сжать в одно оставшиеся одиннадцать предупреждений – или хотя бы сообщить мне самое главное из них? Иначе, боюсь, я буду вынуждена развернуться и пойти спать.
С минуту трубка молчала.
– Э-э-э… ммммм… – послышался наконец голос. – Хорошо же. Не путайтесь с этим мужчиной.
– Айри! Пожалуйста, прислушайся к тому, что говорит мистер Топс! Прошу тебя!
– С каким таким мужчиной?
– Ох, мисс Джонс. Не притворяйтесь, будто вы не знаете за собой большого греха. Откройте нам свою душу. Позвольте мне, от имени Христа, протянуть вам руку, смыть с вас…
– Знаете что, я правда чертовски устала. Что за мужчина?
– Этот ученый, Чалфен. Вы зовете «другом» того, кто на самом деле враг рода человеческого.