– Почему не поехали с Ванькой? – спросил криминалист.
– У него холодная машина. – Ответила она, улыбаясь.
– А если серьезно?
– Хотела поговорить с вами о троих пропавших в конце восьмидесятых.
– Все понял. Учительница Зорина пропала в июле восемьдесят девятого. Журналистка Лаврентьева и учащийся ПТУ Лубнин пропали в районе Совиной Плахи в сентябре того же года.
– В районе Совиной Плахи? – Стерхова напряглась. – Странное совпадение.
– Ничего странного. – Возразил Ромашов. – В те времена комсомольцы постоянно туда шастали. Официально проводили соревнования по спортивному ориентированию. Но, по-моему, больше пьянствовали. Сколько раз их предупреждали насчет медведей и рысей. Все без толку.
– Насколько я знаю, вы были в оперативной группе?
– Криминалистов в Северске раз-два и обчелся.
– Расскажите, как все было?
– Да нечего особо рассказывать. – Евгений Павлович по-старчески крякнул, достал из кармана леденец, развернул и сунул его в рот. – Сахарный диабет. Вам не предлагаю.
– И все-таки. – Напомнила Анна.
– Журналистка Лаврентьева и учащийся Лубнин принимали участие в спортивном ориентировании, были в паре. Все как положено: получили компас и карту, отправились по маршруту последними, но в расчетное время в зимовье не вернулись.
– Искать их начали сразу? – спросила Стерхова.
– Тем же днем. Ребята прошли по маршруту и не обнаружили никаких следов. Эти двое как-будто испарились.
– Ух ты! – она резко дернулась – машину качнуло воздушной волной от пронесшегося мимо груженого самосвала. – Когда прибыли поисковики?
– Дня через три. Пока то да се, пока сообщили в Северск…
– Посредством чего? У пэтэушников была рация?
– Посредством своих двоих. Три паренька отправились в Северск, пока остальные продолжали искать.
– Поняла.
– Вместе с охотниками и военными, в зимовье полетел я и следователь. Тогда с вертолетами было проще.
– Что-нибудь помните?
– Когда Добродеев привезет вам дела, сами увидите. – Ромашов защелкал рычагом обогревателя, как будто пытаясь высечь искру. – Не греет ни черта, окаянный!
– Даже останков не нашли? По их маршруту были следы диких животных?
– Вам что?! Статистику подавай?! – взорвался Ромашов. В тайге животных больше, чем листьев на деревьях.
– Как же родители отпускают в тайгу детей?
– В наших краях это норма. К тому же ружьишко у них какое-то было. В общем, останков не нашли. Не было ничего.
– Какие версии рассматривались?
– Никаких. Пропали и все. У нас каждое лето и осень в тайге кто-нибудь пропадает. Многие сами выходят. Других находят поисковики.
– Но Лаврентьева и Лубнин не вышли. – Стерхова поежилась словно от холода. – Три исчезновения за три месяца. Вы всерьез решили, что это совпадение?
– Совпадения – для тех, кто боится правды. А в наше время улики искали не в облаках! Мы в дерьме копались!
– Предполагали криминальную составляющую?
– Насчет Лаврентьевой и Лубнина – не уверен. Все-таки тайга. А с ней шутки плохи.
– Ну, да, – закивала Стерхова. – Тайга – закон, медведь – прокурор. А как насчет Зориной?
– С учительницей Зориной – криминал сто процентов. – Ромашов огорченно покачал головой. – И, главное, совсем девчонка была. Двадцать четыре года.
– Как по-вашему? Эти исчезновения могут быть связаны?
– Не знаю… Не уверен… Хотя, чем черт не шутит!
– Тогда почему не объединили дела?
– Повторю: я не знаю! Да и вообще – прошло столько лет. Зачем ворошить?
Глава 15Тайное общество
Машина с трудом пробралась по заснеженной дороге и остановилась перед трехэтажным зданием бывшего ПТУ. Серое, мертвое, оно стояло на окраине Северска – заброшенный памятник счастливым советским временам. Крыша прохудилась и местами разрушилась. Большая часть окон была выбита, ну а те, что уцелели, мутно отражали пасмурное северное небо.
Снежные сугробы лежали у самых стен здания. Сильный ветер забрасывал снег в пустые оконные проемы первого этажа. Створки входных дверей покосились, одна из них висела на единственной петле, раскачивалась на ветру и угрожающе скрежетала.
Кутаясь в пуховик, Ромашов указал рукой:
– Вон там были учебные классы и производственные мастерские. В противоположном крыле – общежитие. В нем жили иногородние, детдомовцы и дети коренных народов. Молодые преподаватели жили там же на первом этаже.
Анна Стерхова молча кивнула. Холод пробирал ее до костей, несмотря на то, что она была в полушубке.
– Идемте, – бросил Ромашов и направился к зданию.
Они вошли внутрь. Ветер нагнал в коридоры снега, превратив пол в ледяную кашу, хрустевшую под ногами. Повсюду валялся мусор: обрывки газет, окурки и пустые бутылки. Масляная краска на стенах облупилась и махрилась лохматой шубой. Здесь пахло гнилью и запустением.
Вслед за Ромашовым Стерхова поднялась по лестнице на второй этаж.
– Вон там, – криминалист указал вперед. – Учебные классы.
Пройдя в коридор, они увидели жалкую картину запустенья и безвременья. Сорванные двери валялись на полу. В одной аудитории остались поломанные парты, покрытые грязью и льдом. На стенах висели пожелтевшие плакаты с химическими формулами и схемой двигателя внутреннего сгорания.
– Когда-то здесь вовсю кипела жизнь, – заметила Анна, проводя пальцем по старому расписанию на стене.
Они прошли по длинной галерее в сторону общежития. Пол был завален щебнем, осколками стекла и поломанной мебелью. Стены были исписаны граффити.
– В советские времена здесь жили учащиеся, – сказал Ромашов, входя в одну из комнат. – В каждой спальне по четыре человека. Тесновато, но жить было можно.
Анна заглянула внутрь помещения: железные, заржавевшие кровати, колченогие стулья – все разрушено, поломано и безнадежно забыто.
– Пропавшая Зорина жила в общежитии?
– Идемте, покажу ее комнату.
По лестнице они спустились на первый этаж. Дверь в комнату Зориной, хоть и криво, но висела на петлях. На ней сохранилась надпись «1-14». Ромашов толкнул дверь плечом. Стерхова увидела небольшую, темную комнатку с облезлыми стенами. В углу стояла продавленная кровать с торчащими пружинами. На полу валялись банки из-под консервов и с десяток запыленных бутылок.
– В последнее время здесь жила шоферня, – сказал криминалист. – Об этом я уже говорил.
Анна подошла к разбитому окну, через которое виднелся заснеженный поселок. Домишки, как скрюченные спины, теснились под тяжестью снежных шапок. Из труб шел тонкий, рваный дымок. Вокруг – ни движения, ни звука. Только ветер да бесконечная белизна.
– Жестоко Северск обошелся с этой учительницей, – пробормотала она.
В заброшенном здании училища Стерхова с Ромашовым провели не больше получаса.
Вернувшись в машину, Анна взглянула на часы – было без четверти час.
– Теперь отвезите меня к столовой.
– Голодная? – пошутил старик, заводя двигатель.
– Хочу поговорить с диспетчером.
По дороге она попросила криминалиста охарактеризовать Никиту Семочкина. Ромашов, не отрывая глаз от дороги, начал рассказывать.
– Хороший мужик. Правильный, взвешенный. В подлости не замечен. В Северске остался после окончания профессионального училища и, похоже, не собирается уезжать. Говорит, ему и здесь хорошо.
– Есть у него семья?
– Жена умерла пять лет назад. Двое взрослых детей. Работает хорошо, лишнего о себе не рассказывает.
У поселковой столовой, как и в прошлый приезд Анны, теснилось множество заведенных самосвалов. Выхлопной газ клубился в морозном воздухе, превращая округу в ирреальное марево.
– Всегда так? – спросила Стерхова.
– Водители тут, как пчелы в улье. Пообедать – и снова в рейс.
Вглядываясь в каждого, кто входил в столовую, они прождали несколько минут. Наконец, криминалист указал рукой на низенького человека в круглых очках.
– Вот он, Семочкин!
Стерхова быстро вышла из машины и, не оглядываясь, направилась к входу. Позади раздался голос Ромашова:
– Я подожду!
Обедавших было много и практически все – мужчины, одетые в теплые куртки и ватники. Ели быстро, сосредоточенно склонившись над тарелками. Запах тушеной капусты, жареной картошки и свежего хлеба смешивался с гарью от печей. В начале зала выстроилась длинная очередь на раздачу.
Отыскав взглядом Семочкина, Анна дождалась, когда он расплатится на кассе и с подносом направится к свободному столику у окна.
Она налила из чана бесплатного чаю и пошла вслед за ним. Как только Семочкин сел за стол, поспешила сесть напротив него.
– Здравствуйте! Меня зовут Анна Сергеевна Стерхова. Я – следователь из Москвы.
Семочкин испуганно заморгал. Перед ним лежал большой бутерброд, а в тарелке дымился горячий суп. Он опустил в него ложку и взглянул на Анну поверх очков.
– Что такое?
Та вежливо улыбнулась.
– Мне нужно с вами поговорить.
– О чем?
Анна вынула из кармана завернутую в ткань пластину и, развернув, показала.
– Видели такую?
Семочкин замер. На несколько секунд его лицо стало непроницаемым. Потом он медленно выдохнул и спросил:
– Откуда она у вас?
– Ее нашли в зимовье Совиная Плаха. Бывали там?
– Много раз. – Семочкин вновь посмотрел на пластину. В глазах его мелькнуло что-то похожее на грусть. Он протянул руку. – Позволите?
– Конечно. – Стерхова протянула ему медяшку.
– Мы носили такие в ПТУ. Неофициально, конечно. Пришивали к подкладке форменного пиджака. Это была наша метка.
Анна насторожилась.
– Метка чего?
– Тайного общества «Клинок и Коготь». Звучит угрожающе, а на самом деле… – словно извиняясь, Семочкин улыбнулся. – Детство в жопе заиграло, вот и придумали для себя забаву.
– Чем занималось ваше тайное общество?
– Да, ничем особенным. Ходили на природу, жарили шашлыки, стреляли по бутылкам. Иногда проводили собрания. – Подняв глаза, Семочкин посмотрел на Стерхову: – Секреты храним под луной, ни страха, ни слез – только бой!