– Ваш девиз? – догадалась Анна.
Он ностальгически улыбнулся:
– Вот ведь дурачье.
– Сколько человек состояло в обществе?
– Я знал только четверых. Шевердов Степан теперь глава администрации Северска. Олег Зварыкин – директор транспортного предприятия здесь же, в Северске. Витька Фокин уехал за границу еще в девяностых. Ну, и Лубнин Игорь – он был командиром нашей пятерки. Этот пропал в тайге.
– Вы сказали вашей пятерки…
– Ну, да. Лубнин говорил, что таких пятерок в училище много. С главным были знакомы только командиры. Рядовые члены знали только членов своей пятерки и своего командира.
– На самом деле все так и было? – спросила Стерхова.
– Думаю, что Лубнин привирал. – Семочкин снял очки и протер их бумажной салфеткой. – Уверен, что нас было пятеро.
– Откуда взялось название общества?
– Лубнин услышал легенду про Совиную Плаху и придумал название «Клинок и Коготь». Нам понравилось.
– Вы упомянули, что члены группы проводили собрания.
Взглянув на часы, Семочкин придвинул к себе тарелку и взял со стола хлеб.
– Если позволите, буду есть. У меня не так много времени.
– Да-да, пожалуйста. – Сказала Анна, постукивая пальцами по столешнице, словно отбивая ход невидимых часов.
– Вы спросили про собрания? Ночью после отбоя мы спускались в подвал общежития. В помещении, где хранились чемоданы учащихся, резались в карты, иногда выпивали или курили. Вот, пожалуй, и все.
– В подвале общежития было такое помещение? – она задавала вопросы короткими, точными фразами. – Оно не закрывалось на замок?
– На замке была комната, в которой хранились чемоданы преподавателей. В наших чемоданах воровать было нечего.
Стерхова замолчала. Дождавшись, когда Семочкин перейдет ко второму блюду, она продолжила:
– Помните учительницу Зорину?
– Ларису Викторовну? Конечно. Она пропала, когда я уже закончил училище и остался работать в Северске. О ней тогда говорил весь поселок. Но мне по этому поводу нечего рассказать.
– У Зориной были подруги или друзья? Она с кем-нибудь встречалась? Возможно, кто-нибудь конкретный оказывал ей знаки внимания? – не отставала Анна.
– Надо же… – Семочкин задумчиво покачал головой. – Знаете, что мне вспомнилось? Ночь у костра на Совиной Плахе.
– Это интересно. – От волнения Стерхова задержала дыхание.
– Мы сидели у костра с той самой журналисткой, которая потом пропала в тайге вместе с Лубниным. Так вот она задавала мне точно такие же вопросы. Я еще удивился: приехала писать статью о комсомольцах училища, а спрашивала только про Ларису Викторовну.
– Раз уж мы коснулись похода на Совиную Плаху, расскажите, как все случилось.
– Нечего мне рассказывать. Я ушел на маршрут раньше журналистки и Лубнина. Когда вернулся, их уже не было. Или еще не было… Как сказать? Короче, их так и не дождались. Потом руководитель секции отправил меня, Шевердова и еще одного парня в Северск, чтобы сообщить о случившемся.
– Ну, хорошо, вот вы вспомнили, что сидели с журналисткой ночью у костра…
– В ночь перед соревнованием по спортивному ориентированию.
– О чем еще вы с ней говорили?
– О разном… Ее, кажется, Олей звали. Но о чем бы мы ни говорили, она все время возвращалась к разговору о Ларисе Викторовне и что-то писала в своей записной книжке.
– Что за книжка?
– Большая, похожая на большой ежедневник или дневник. Короче – размером с книгу. Помнится на обложке была фотография Красноярского коммунального моста и Енисея. Мне потом надоело, и я отправился спать в избушку. Мы там на нарах вповалку лежали. Народу-то было много.
– Пойти в поход с записной книжкой… Зачем? Ну, хорошо, она журналистка. Так взяла бы книжку поменьше, чтобы не тащить.
– Я тоже удивился – делать ей, что ли нечего? Мы каждый грамм в рюкзаках считали. Тащили на хребте по двадцать килограмм.
– Журналистка тоже была с рюкзаком?
– А куда бы она делась? Пошла – будь любезна. Магазинов в тайге нет. Провизия плюс снаряжение. Спальник опять же.
– Вы к тому времени уже окончили ПТУ. Почему отправились вместе с учащимися?
– Во-первых, пошел с друзьями. Они учились на год младше меня. Во-вторых, я занимался в секции спортивного ориентирования, и руководитель мне разрешил.
– Как думаете, кто потерял эту бляшку? – Стерхова показала медяшку.
– Этого не скажу. Да мы же все в тот раз были на зимовье. Мог потерять любой. Металл постоянно перетирал нитки. Я сам много раз ее пришивал.
– Хотела расспросить про тайное общество. Как долго оно просуществовало?
– Лучше вам этого не знать, – тихо сказал Семочкин. – Но раз уж начали копать, скажу лишь одно: все, кто имел отношение к нему, так или иначе, поплатились.
– Как? Расскажите.
– В тот же год на нас кто-то настучал, и в училище нагрянули кэгэбисты. Шевердова, Фокина и Зварыкина задержали. Меня забрали прямо с работы. Я тогда на руднике помощником взрывника работал. Большого скандала не было – все шито-крыто. Но нам светило по немалому сроку.
– Кроме вашей пятерки еще кого-нибудь задержали? – спросила Стерхова.
– Больше никого. И это только подтвердило мою догадку. Насчет остальных пятерок тайного общества Лубнин все придумал.
– Чем все закончилось?
– Если бы не Крамов, нас бы посадили. Он в то время был секретарем райкома комсомола и мощно за нас вступился. Сумел доказать, что тайное общество «Клинок и Коготь» – что-то вроде спортивной секции или студенческой традиции. Только училище потом все равно закрыли. Из-за нас или нет, не знаю.
– Интересно, как Крамову удалось вас отстоять?
– А я вам скажу… – Семочкин допивал компот мелкими глотками, словно оттягивал момент, когда придется произнести последнюю фразу. – Крамов только что женился на дочери первого секретаря крайкома партии и его переводили в Красноярск.
– Использовал родственные связи? Теперь понимаю.
– По гроб жизни буду ему обязан. Если бы не он, кто знает, как сложилась бы моя судьба. – Семочкин взял салфетку и вытер губы. – Сожалею, но у меня закончилось время.
Стерхова поднялась со стула и протянула руку.
– Спасибо за разговор. Не исключаю, что нам придется встретиться еще раз.
– А это – всегда пожалуйста.
Глава 16Полет на Совиную Плаху
На восьмой день командировки Анна Стерхова проснулась раньше обычного. За окном была беспросветная темень, в округе – ни огонька. Зябко поеживаясь, она поспешила одеться.
Пелагея Михайловна уже хлопотала на кухне и что-то негромко напевала себе под нос. Запах свежего хлеба и заваренного чая разносился по всему дому.
– Рано-то как, – заметила старуха, увидев Анну.
– Едем с Иваном в аэропорт, – ответила та, подтягивая шерстяные носки.
– Знаю. Рассказывал. – Пелагея Михайловна поставила на стол битком набитую тряпичную сумку.
– Что это? – спросила Стерхова.
– Тормозок в дорогу. Тебе и Ваньке. Сало, хлеб, пироги с картошкой. На холоде без еды нельзя. Мало ли что…
– Не стоит. На зимовье мы не задержимся.
– Бери-бери. Там в термосе чай, чтоб не мерзнуть.
Пелагея Михайловна так настырно совала ей сумку, что спорить было бесполезно.
Вскоре в доме появился Астафьев – с заспанным лицом, но в хорошем настроении.
– Доброе утро, Анна Сергеевна. Готовы?
Стерхова кивнула, надела валенки, полушубок и вышла вместе с Иваном на мороз. Ледяной воздух мгновенно превратил дыхание в клубы серебристого пара. Туман, как живой, мерцающий саван, обволакивал двор, его тяжелые волны стелились по земле, превращая действительность в зыбкий мираж. Холод в Северске был не просто явлением, он был живой материей и властелином.
Уже через минуту они направлялись в машине в сторону местного аэропорта.
– Туман, – буркнул Астафьев и протер рукой запотевшее стекло. – Не нравится мне все это.
– Думаете, вертолет не полетит? – спросила Анна.
– Пилот сам решит. Но если будет так заволакивать, то можно уже сейчас разворачиваться.
Поселковая взлетная полоса представляла собой расчищенное поле с редкими огоньками. У ангара стоял вертолет Ми-8 – ухоженный, крепкий, будто только что сошедший с заводского конвейера. Его обшивка блестела в мутном утреннем свете, и не было ни намека на ржавчину или облупившуюся краску. Этот вертолет был особым – на нем прилетел сенатор.
Машина тяжело сидела на шасси, как зверь, присевший перед прыжком. Боковая дверь вертолета была сдвинута, внутри виднелся темный салон с удобными креслами и столами, что выглядело чуть ли не фантастически на фоне грубого ангара и обшарпанной полосы.
Возле вертолета суетились двое мужчин в заледеневших комбинезонах и кожаных куртках, проверяя крепления и баки. По металлической лесенке уже поднимались криминалист Ромашов и Сизов, оба в тяжелых куртках и с поклажей.
Стерхова поднялась на борт и прошла в кабину пилота. В кресле командира сидел пожилой мужчина в наушниках. Еще два кресла были пустыми.
– Доброе утро, – поздоровалась Анна.
– Утро как утро, – буркнул командир и постучал пальцем по прибору. – Туман крепчает. Долететь, может и долетим, а вот обратно – не знаю.
– Какова вероятность, что мы застрянем на зимовье?
– Если вдруг погода испортится, дня два точно просидим. Но по прогнозу, вроде, туман к обеду развеется. – Он помолчал и потом кивнул. – Ну хорошо. Если что, определимся по ходу. – Командир обернулся и крикнул в открытую дверь: – Ребята, лезьте в машину! Взлетаем!
На борт поднялся второй пилот, за ним – бортмеханик. Последний убрал лестницу и с силой задвинул дверь.
Вернувшись в салон, Анна устроилась в кресле у иллюминатора. Натужно взревел двигатель, завращались винты, вертолет вздрогнул. Земля начала отдаляться, и вскоре они поднялись над тайгой.
Внизу мелькали темные пятна хвойных деревьев, иногда – змейки замерзших ручьев. Вскоре пейзаж исчез за плотной стеной тумана. Анна всматривалась в белую пустоту, и вдруг ее охватило странное чувство: зачем она здесь? Как ее сюда занесло? Ледяное безмолвие, вертолет, тайга – все это казалось чем-то далеким, почти невозможным.