Добродеев согласно закивал и тоже разулыбался.
– Было такое дело.
– Вот тебе и ответ, – продолжил Иван. – Зорина шифровала запись, чтобы ее ученики-лоботрясы, не знали о ее личных планах. И вот, что важно – вероятно, она записала информацию в спешке, на том, что было под рукой.
Стерхова положила тетрадку в папку.
– Я согласна, что четырнадцать – это дата. Остальные знаки остаются для нас загадкой. Но я уверена, что и они что-то обозначают.
Она придвинула к себе другую папку, достала оттуда свернутый лист и разложила его на столе.
– В деле о пропавших в тайге я обнаружила схему маршрутов и перенесла маршрут Лубнина и Лаврентьевой на нашу карту. На этом основании я сделала несколько неожиданных выводов. – Стерхова встала и подошла к карте, висевшей на стене кабинета. – Лаврентьева и Лубнин пропали на максимальном удалении от зимовья. И это выглядит как специально спланированная операция.
Добродеев присвистнул от удивления.
– Ого! Вот это действительно интересно. Хотя и это могло быть случайностью.
– Не думаю, – заметила Стерхова, продолжая вслух размышлять. – Их маршрут был самым крайним, сложным и удаленным от других маршрутов. Вчера я звонила Семочкину, и он подтвердил мою догадку – участники соревнования сами выбирали маршрут.
Сложив руки на груди, Астафьев сосредоточенно кивнул.
– Значит, это сделал Лубнин? Он сознательно выбрал этот маршрут. Получается, что мы имеем дело с убийством? Предполагаете, что Лубнин убил журналистку и скрылся?
– Такой вывод напрашивается сам собой. – Подтвердил Добродеев.
– И теперь – последнее. – Анна прочертила пальцем невидимую линию на карте. – Район, откуда предположительно исчезли Лубнин и Лаврентьева, находится там же, где нашли брошенное ружье после убийства москвичей – в нескольких километрах к востоку от Совиной Плахи. Похоже, тот, кто выбросил ружье и Лубнин направлялись в один и тот же пункт, но с разницей в тридцать четыре года.
Все замолчали, осмысливая эту парадоксальную идею.
– Так или иначе, намечается связь этого дела с делом безголовых, – сказал наконец Астафьев.
Стерхова задумчиво кивнула.
– Связь-то есть. Но нам необходимо подтвердить ее фактами.
В этот момент в дверь постучали, и на пороге появилась секретарша Гедройца.
В кабинете повисла тишина – все ждали, что будет дальше.
– Чего вам, Лера? – спросила Анна.
– Я принесла приглашение на банкет.
– Кому?
– Вам.
– Зачем? Что за банкет?
– В честь юбилея рудника.
Забрав из рук секретарши пригласительный билет, Стерхова повертела его в руках, рассматривая и не выражая эмоций.
– Интересно, – пробормотала она. – При чем же здесь я? Кто так решил?
– Приглашение велел принести Борис Янович. А ему сказал глава администрации Шевердов. Я слышала их разговор. Такие приглашения вручают всем, кто может принести пользу. Шевердов так и сказал. А для вас, я думаю, это как раз подходящий случай. Может быть, узнаете что-то полезное.
Стерхова посмотрела на девушку, оценивая степень ее простодушия, потом положила билет на стол и повернулась к коллегам.
– Пойдете? – осведомился Добродеев. – По мне, так это пустая трата времени. У нас его и так мало. Мы не для банкетов сюда приехали.
– Пойду. – Уверенно сказала Стерхова. – И вы пойдете со мной – приглашение рассчитано на двоих. Шевердов и Гедройц – не те люди, кого позволительно игнорировать. Кто знает, что ждет нас в Северске.
– Анна Сергеевна, у меня для вас еще одно сообщение. – Напомнила о себе секретарша. – Для вас освободили номер в гостинице. Сегодня можете заезжать.
– А как насчет меня? – возмутился Добродеев.
– Для вас пока номера нет.
Иван Астафьев похлопал его по плечу.
– Ничего. Поживешь пока у меня.
– Ступайте, Лера. – Сказала Стерхова. – Передайте Гедройцу, что мы с Вадимом Серафимовичем придем на банкет.
Она по своему опыту знала, что подобные повороты событий приводят к неожиданным результатам. Интуиция подсказывала: банкет может оказаться не только торжественным ужином, а полем для стратегических знакомств.
Глава 21В семь часов вечера
Гостиница, куда Астафьев привез Анну Стерхова, называлась «Центральная» и, как объяснил Иван, она была единственной в поселке. От здания мэрии ее отделяла площадь с заснеженным сквером и бронзовым бюстом вождя пролетариата.
Морозный вечер быстро сгустился, окутав поселок непроницаемой пеленой. Слабый свет фонарей освещал неровную дорогу, выхватив из мрака силуэты темных заборов и припорошенных снегом крыш. Где-то вдали тоскливо выла собака.
Фойе гостиницы было стилизовано под охотничий домик. На стенах, обитых лакированной вагонкой, висели звериные шкуры с оскаленными мордами. Пол устилала серая каменная плитка. Филенчатые двери были массивными и солидными.
Получив от дежурной ключ, Анна поднялась по деревянной лестнице на второй этаж. Номер оказался простым: обои в мелкий цветочек, старая кровать, кресло и телевизор. Окно выходило на заснеженный сквер, отчего невыразительный интерьер казался почти уютным.
В номере было жарко. И, если бы всего неделю назад кто-то сказал, что в лютый мороз Анна откроет окно, она бы плюнула тому человеку в лицо.
Окно распахнулось с натугой, впуская в комнату поток ледяного воздуха. Стерхова глубоко вдохнула, почти наслаждаясь холодом, однако неожиданный стук заставил ее вздрогнуть. Она закрыла окно, поправила волосы и отправилась открывать дверь.
На пороге, любезно улыбаясь, стоял сенатор Крамов. Выглядел он безупречно – чисто выбрит, волосы идеально уложены, элегантный домашний костюм подчеркивал его исключительный статус. От него исходил аромат дорогого парфюма и уверенность властного человека.
– Представьте, Анна Сергеевна, я, как и вы, поживаю здесь, – произнес он негромко, будто сообщил приятную новость. – Правда, в отдельном флигеле. Можно войти?
Не дожидаясь приглашения, Крамов перешагнул порог. Анна отступила назад, чувствуя себя хозяйкой, которую лишили права голоса в собственном доме.
– Решил заглянуть к вам, пока еще не слишком поздно. – Сказал сенатор.
– Располагайтесь, Андрей Львович, – прикрыв дверь, Стерхова указала на единственное кресло.
Он уселся, окинул взглядом скромную обстановку, но тут же перевел глаза на Анну. Его взгляд был цепким, изучающим и внимательным.
– Решился зайти, пока еще не слишком поздно, – повторил он, осторожно подбирая слова. – Надеюсь, у вас все в порядке?
– Полагаю, что не об этом вы пришли поговорить, – сухо заметила Стерхова.
Крамов слегка улыбнулся:
– Верно подмечено. Я тоже предпочитаю откровенность. Вы, вероятно, догадались, кто попросил Яковлева отстранить вас от расследования.
– Это было нетрудно. – Ответила она.
– В таком случае, хочу объясниться, и вы должны меня понять, – произнес Крамов, делая упор на каждое слово. – Речь идет о члене моей семьи. О Холофидине, о моем зяте.
– Понимаю. Но это не дает вам права противодействовать следствию.
Сенатор слегка нахмурился, не ожидая, что беседа примет неприятный для него оборот.
– Я не противодействую. Просто хочу, чтобы этим делом занимался кто-то другой.
– Кто-то, кого вы сможете контролировать? – резко спросила Стерхова.
– Контролировать… – повторил он задумчиво и усмехнулся. – Нет. Я хочу, чтобы этим занимался человек, который в полной мере разберется в обстоятельствах такого запутанного дела.
– Моя кандидатура вас не устраивает?
– Сказать честно? – сенатор взыскательно осмотрел ее с ног до головы. – Я в вас не верю.
– Вот оно что… – заметила Анна.
Крамов вздохнул, всем своим видом выказывая усталость от напрасного разговора.
– Анна Сергеевна – вы умная женщина. С вами я могу поделиться. Я никогда не считал Холофидина достойной партией для моей дочери. И сейчас не считаю. Но у них двое маленьких сыновей. Моя дочь до сих пор любит и ждет его. Она ни в какую не хочет верить, что он мог совершить преступление или, чего хуже, погибнуть. Вот уже два года Анжелика не дает мне покоя, требует отыскать Тимура. Можете представить, что это значит для отца?
– Вполне.
– Беда в том, что я не верю в то, что Тимур еще жив. Но страдания дочери заставляют меня снова и снова возвращаться к этому вопросу. Мне нужно его закрыть. Ради семьи. Ради дочери. Ради себя самого.
– Что вы хотите от меня? – напрямую спросила Стерхова.
– Я хочу понять, по какому пути движется следствие. – Голос сенатора сделался тихим и осторожным. – У вас уже есть подозреваемые?
Выдержав паузу, она ответила холодно и неопределенно:
– Пока рано о чем-то говорить.
– Значит, подозреваемых нет, – Крамов раздраженно скривил губы.
– Все, что могу сообщить.
Сенатор поднялся с кресла и направился к двери. На пороге он резко обернулся и, взглянув на Стерхову, холодно произнес:
– Повторю: я не верю в вашу способность раскрыть это дело. Лучше бы вам уехать. В Северске не любят чужаков. Помните об этом.
Он вышел, не попрощавшись. Стерхова закрыла дверь на ключ и потом долго стояла у окна, пытаясь сообразить, какие последствия для нее будет иметь этот разговор. Ее взгляд бесцельно блуждал по заснеженному скверу, освещенному тусклым светом фонарей.
Будет ли Крамов продолжать попытки отстранить ее от этого дела, или же расставит хитроумные ловушки? Внутри нее росла необъяснимая тревога с примесью ощутимого страха, который всегда появлялся после встреч с такими опасными людьми, как сенатор.
Для него это дело было вопросом семейного престижа. А значит, конфликт неизбежен, и бороться с ним придется жестко и непримиримо.
Эти мысли не отпускали Стерхову даже в душе. И только прохладная вода немного успокоила разгоряченные нервы. Выйдя из ванной, она с облегчением рухнула на кровать, чувствуя, как напряжение постепенно отступает.
Ее сознание пыталось сортировать входящую информацию, перебирать события прошедшего дня. Самым непонятным казалось приглашение на банкет. Стерхова привыкла оставаться в тени, предпочитая не привлекать к себе внимания во время расследования. Северск нарушил все ее планы – здесь все происходило с точностью до наоборот.