Она откинула голову на подушку, чувствуя, как спадает напряжение, оставляя после себя глухую усталость. Теперь они с Холофидиным были в одной лодке. И от того, что есть кто-то, кто понимает ужас ее положения, ей стало чуть легче.
– Как вам удалось сбежать… из Совиной Плахи… – Анне хватило сил всего на несколько слов.
– Когда Сизов явился на зимовье, я сразу сообразил, что к чему, – мрачно ухмыльнулся Холофидин. – Как-то видел его на даче у тестя. Слышал их разговоры. Догадывался, что это тот самый человек, который для него выполняет грязную работу. Ведь Крамов по сути своей – преступник.
– Как вы это поняли?
– Догадался по его повадкам, по рассуждениям. По хватке. Уж если схватит – то не выпустит. Это я на себе испытал. – Он достал из-за пазухи книжку и протянул Стерховой. – Ну, а когда нашел в избушке вот это… Тут и вовсе все понял.
Анна взяла у него книжку и поднесла к глазам. На обложке была фотография Красноярского коммунального моста.
– Где вы ее нашли?
– Между венцами внутри избы. В глубокой щели, в углу, выбилась пакля, и ее стало заметно.
– Зачем же вы рассказали об этом жене? Не догадывались, что она передаст отцу?
– Дурак был, – откровенно признался Холофидин. – Да и не знал, что в этой книжке записано. Только фамилию прочитал – Лаврентьева. Ну и поделился с женой. Короче, сам виноват – нашел на свою задницу приключений.
– Мы остановились на том, что Сизов явился на Совиную Плаху. – Проговорив эту фразу, Стерхова сделала передышку и только потом спросила: – Как он объяснил свой приход?
– Сказал, что охотился на соседнем зимовье и хочет улететь с нами в Северск. До вертолета оставалось три дня.
– Вы сказали, что сразу поняли, зачем он пришел…
– Дело в том, что я заболел. Не пил, не охотился. Делать было нечего, вот и прочитал письмо и записки Лаврентьевой. Там было полное досье на Крамова. После этого я понял, что он вряд ли оставит меня в живых.
– Как вам удалось бежать? – Спросила Анна.
– Я рассчитал, что если будет убивать, то точно под утро, когда все будут спать. Заранее рассовал в боковые карманы куртки колбасу и галеты. В нагрудный – бутылку виски. Спички прихватил, сухое горючее и фонарик. Ночью печка почти погасла. Я вышел на улицу за дровами, ну, и давай Бог ноги.
– Почему вы не предупредили товарищей? Они могли бы спастись.
Уронив голову, Холофидин закашлялся нервным кашлем, потом посмотрел на Стерхову мокрыми глазами:
– Я не предполагал, что Сизов их тоже убьет… Вы там не были… Он шагу нам не давал ступить, не то, что поговорить. Карабин из рук не выпускал. Стрелять мог начать в любую минуту.
– А, если бы вы отдали ему записную книжку Лавреньевой?
Он грустно покачал головой:
– Результат был бы тот же.
Стерхова не могла оправдать Холофидина. По ее мнению, пятеро мужиков могли справиться с одним, пусть таким подготовленным. Но внутренний голос ей говорил: «Сизов был убийцей. Московские мажоры не успели бы даже добежать до своих карабинов. Сизов все равно перестрелял бы их.»
– Ну хорошо, – проронила Анна. – Вы сбежали с зимовья. Знали, куда идти?
– Нет. Откуда? Думал, что иду на Северск. А на самом деле шел в противоположную сторону. Слава Богу, охотник-старовер подобрал. Я уже совсем замерзал.
– Остаться в деревне староверов… – она немного продышалась, прежде чем договорить – Это было ваше решение?
– Ничего другого не оставалось. Куда бы я не отправился, Крамов меня добил бы. Он – всемогущий.
– Ну вот. – Стерхова прерывисто вздохнула. – Теперь мы с вами в одинаковом положении. – Потом будто вспомнила: – Вы сказали про письмо…
– Ну, да. – Он кивнул. – В книжке лежит письмо от подруги по фамилии Зорина.
Дрожащими руками Стерхова достала его и развернула, но строчки расплывались перед глазами.
Она протянула листок Холофидину.
– Не вижу. Прочитайте.
Он взял листок и начал читать:
«Дорогая Оля!
Ты не представляешь, как мне не хватает тебя, Красноярска, родителей – всего того, что делает жизнь настоящей. Я так часто думаю о днях, когда мы с тобой гуляли по городу, сидели в кафешках, болтали о пустяках и смеялись. Сейчас это кажется другим, далеким миром, куда мне уже не вернуться.
Оля, я не знаю, что еще написать тебе про Андрея Крамова. Я так много о нем писала. Все так запутано. Я люблю его, но это чувство держит меня в цепях. Он для меня – весь мой мир. И в то же время я понимаю, что эта любовь не имеет будущего.
Мы встречаемся в доме его матери. Иногда я бываю там счастлива. Но мы прячемся, словно воры, боимся чужих глаз. От этого я устала.
Андрей давит на меня. Обижает не кулаком, не грубым словом – намного хуже. Я нахожусь под его постоянным контролем, словно я не человек, а какая-то вещь. Иногда я ловлю себя на том, что мне просто страшно. Я боюсь его расстроить, сказать не то слово, что-нибудь сделать не так. И в то же время, когда он рядом, я тянусь к нему. Как это объяснить, я не знаю.
Вчера мне сказали, что Андрей собирается жениться. Эта новость буквально сбила меня с ног. Я боюсь говорить с ним об этом. Но если не поговорю, не выясню правду – просто сойду с ума. Пишу тебе об этом, потому что ты – единственная, кому могу доверять. Иногда мне кажется, что я сама загнала себя в ловушку.
И, все-таки, я решила поговорить с Андреем и потребовать объяснений. Если все так, как говорят, и он действительно собрался жениться, я уеду из Северска на край света. К черту на кулички.
Прости, что вешаю на тебя свои проблемы, но я не могу больше носить эту боль в себе. Пиши и не ругайся на меня. Мне очень нужна твоя поддержка.
Крепко обнимаю. Твоя Лариса.»
Стерхова помолчала, потом спросила:
– Как думаете? Почему Лаврентьева не обратилась в милицию? Почему не отдала им это письмо?
– А вы бы отдали? – спросил Холофидин.
– Я бы отдала.
– Вы не знаете кто был отцом моей тещи. Делу все равно не дали бы ход. И потом, обратите внимание, в случае разрыва эта Лариса собралась уехать на край света.
– Ну, да… – согласилась Анна. – Лаврентьева могла предположить, что после разборок с Крамовым Зорина уехала из Северска. Поэтому и хотела разобраться.
– А мы с вами, что будем делать? – с затаенной обидой спросил Холофидин. – Прятаться?
– Я так не думаю. – Стерхова прикрыла глаза, словно проверяя, остались ли силы. – Дайте мне пару дней на восстановление, и сразу тронемся в путь.
– Куда это вы собрались? – удивился он. – Неужели в Северск?
– Для начала переправимся на другой берег Енисея. – Сказала Анна, и в ее голосе прозвучала такая уверенность, что не поверить ей было невозможно. – А дальше – в Ярцево. Оттуда – в Красноярск, потом в Новосибирск. В Москву полетим оттуда.
– Если останемся в живых. – Мрачно обронил Холофидин.
– Во всяком случае, поговорите с деревенскими мужиками. Проверьте лед: выдержит ли снегоход с двумя пассажирами или придется цеплять сани. Ну и раздобудьте горючего.
Глава 33По тонкому льду
Рассвет окрасил небо над Енисеем в розовато-сиреневый цвет. Холодный воздух искрился снежинками, которые тихо опускались на лед, на застывшие деревья и деревенские крыши.
На берегу, среди заснеженных кустов, стоял подготовленный к отъезду снегоход, к которому были прицеплены деревянные санки. На снегоходе сидел сосредоточенный Холофидин. На нем была потертая камуфляжная куртка, из-под выцветшей меховой шапки выбивались темные пряди волос.
В санках, укутанная в полушубок и толстое шерстяное одеяло, полулежала Анна Стерхова. Лицо ее было бледным и усталым, а глаза смотрели в небо с тревогой и решимостью. Дыхание было слабым, а побелевшие от холода губы плотно сжаты.
На берегу, рядом с ними, собралась вся деревня – три десятка мужчин и женщин в традиционной одежде староверов, шапках из овчины и старинных платках. Лица людей были серьезны и преисполнены пониманием момента. Даже дети, неутомимые в своих играх, теперь стояли притихшие, внимательно следя за происходящим. Староверы считали священным долгом помогать людям, оказавшимся в беде, и сейчас в их взглядах читались беспокойство и надежда на лучшее.
Еще накануне, за день до перехода, Холофидин с мужиками ходил на Енисей – проверял прочность льда. Результаты были неутешительными – всего тринадцать сантиметров мутного, пористого льда с опасными участками, промоинами и воздушными полостями. Староста деревни, пожилой человек с густой седой бородой, твердо сказал, что лед ненадежный и что идти по нему опасно.
Стерхова осознавала, что времени больше нет. Опасность, грозившая ей и Холофидину в деревне, была ничуть не меньше той, что ждала их на тонком льду.
– Нужно уходить. Нас все равно найдут. Тогда могут пострадать деревенские, – сказала она Холофидину, когда они обсуждали возможность переправы через Енисей.
Тот согласился и начал подготовку.
Теперь все было готово. Староверы молча и торжественно стояли на берегу, крестились и шептали молитвы.
– Храни вас Бог!
– Удачи!
– Осторожнее там!
Холофидин оглянулся, бросил последний взгляд на деревню и завел двигатель. Мотор снегохода заурчал, нарушив морозную тишину. Сани мягко дернулись, и они осторожно съехали на снежную гладь Енисея.
Холофидин с максимальной осторожностью вел снегоход, избегая резких движений и выбирая участки, которые казались ему безопасными. Анна слушала каждый звук, сердце колотилось тревожно и часто.
Сначала все шло спокойно, но по мере того, как они отдалялись от берега, поведение льда изменилось. Внезапно под полозьями саней раздался громкий треск, и Холофидин резко прибавил скорость.
– Что случилось? – крикнула Стерхова, хватаясь за борта саней.
– Промоина! Держитесь крепче! – ответил он, устремляясь вперед. – Авось, проскочим!
Снегоход вильнул в сторону, санки опасно накренились, и Анна вцепилась пальцами в края деревянной рамы.