Успокоенные туманными намеками на неожиданное спасение, белые устроились у огня, но команчи не разбрелись по лагерю, а улеглись прямо на землю вокруг солдат Хуареса, взяв их в многорядное живое кольцо, выскользнуть из которого не могла бы даже мышь. Однако Олд Дэт и я беспрепятственно покинули эту живую тюремную камеру.
– Вы уверены, что Гибсон в наших руках? – спросил я вестмена, пригласившего меня осмотреть лагерь.
– Ему от нас теперь не уйти… если только не случится что-нибудь непредвиденное.
– Значит, надо схватить его немедленно, связать и взять под стражу, – заволновался я при мысли, что негодяй снова ускользнет от меня.
– Увы, это невозможно. До рассвета команчи не позволят нам и прикоснуться к нему. А все из-за трубки мира, черт бы ее побрал! Зато потом вы можете зажарить его в сухарях и съесть, целиком или по частям, с ножом и вилкой или без них, им будет совершенно все равно.
– Вы сказали: если только не случится ничего непредвиденного. Что вы имели в виду?
– Что? Неужели вы не поняли, что те двое апачей привели команчей не к стойбищам с добычей, а в опасную ловушку?
– Так вы действительно считаете, что они апачи?
– Можете изрубить меня на мелкие куски, если окажется, что я ошибся. Мне сразу показалось подозрительным, что топи пришли с Рио-Кончос. Такого старого волка, как я, не так-то просто обвести вокруг пальца. А когда я увидел их, то не осталось никаких сомнений: топи принадлежат к полу цивилизованным индейцам, у них мягкие, расплывшиеся лица. А вы поглядите на эти острые, резкие черты, и вы поймете, что эти дикари – апачи. А как они вели себя, когда я умышленно вызвал их на грубость, чтобы они проговорились? Да они выдали себя с головой.
– А если вы ошибаетесь?
– Ну уж нет. Старший из них называл Виннету верховным вождем апачей. Разве индеец топи отозвался бы о злейшем враге с таким уважением? Держу пари, что я прав.
– Я начинаю уважать этих людей. Заманить в ловушку пятьсот команчей – на такое способны только отчаянные смельчаки!
– Да, апачи готовы сложить головы, лишь бы доказать Виннету свою любовь и преданность.
– Вы думаете, это он послал их сюда?
– Он, и никто больше. Пораскиньте мозгами: сеньор Атанасио сказал нам, когда и где Виннету переправился через Рио-Гранде. Он никак не мог за это время собрать воинов и достичь Рио-Кончос. Насколько я его знаю, он должен был поступить именно так: подготовить засаду в самом удобном для нападения месте и заманить туда команчей. Какая прекрасная приманка – стойбища апачей остались без охраны! Поэтому я совершенно уверен, что он ждет их здесь.
– Тысяча чертей! Но тогда нам будет довольно трудно выпутаться из передряги. Лазутчики-апачи считают нас врагами.
– Совсем наоборот, они знают, что я разгадал уловку. Стоит мне хоть словом проговориться Белому Бобру, и их ждет смерть у столба пыток. Но поскольку я молчу, я друг им.
– Тогда позвольте еще один вопрос, сэр. Как вы считаете, должны ли мы предостеречь команчей?
– Гм! Вопрос очень деликатный. Команчи встали на сторону Наполеона, напали на стойбища апачей и убили многих из них. По законам как белых, так и краснокожих их следует наказать. Но мы выкурили с ними трубку мира, и теперь честь обязывает нас помочь им.
– Конечно, вы правы. Но я бы с большей охотой помог Виннету.
– Я тоже. Мы стоим перед трудным выбором: выдать лазутчиков или допустить избиение команчей. И в том и в другом случае прольется кровь. Что же делать? Вот если бы Гибсон и Олерт уже были в наших руках, мы бы преспокойно уехали, и пусть эти дикари сводят счеты без нас.
– Но апачи если и нападут, то только завтра, а с рассветом мы можем уехать.
– Кто знает? Может быть, завтра в это же время я, вы и наши друзья краснокожие – неважно, кто они, команчи или апачи, – поймаем в Стране Вечной Охоты дюжину бобров или будем лакомиться вырезкой только что убитого бизона.
– Разве опасность так близка?
– Думаю, да. И у меня на то есть две причины: во-первых, до ближайших стойбищ апачей рукой подать, и Виннету не позволит команчам приблизиться к ним. Во-вторых, тот офицер Хуареса что-то говорил насчет возможной помощи.
– Вы правы. Но кто бы из них ни победил, мы можем довериться трубке мира команчей и тотему Инда-Нишо. К тому же Виннету знает вас, да и меня однажды видел с вами. И все же человек, попавший в жернова, не должен думать о каждом камне в отдельности. Что толку ему знать, какой из них сотрет его в порошок.
– Тогда постарайтесь, чтобы жернова не закрутились, а еще лучше – не попадайте между ними. Но мы заболтались. Пора идти осмотреться. Чем черт не шутит – вдруг, несмотря на темноту, я увижу что-нибудь такое, что поможет нам сохранить скальпы. Ступайте за мной. Сдается мне, я когда-то бывал в этой долине.
Мы действительно находились в небольшой, почти круглой долине, зажатой среди отвесных скал. Входом и выходом служили два узких ущелья, где команчи выставили часовых.
– Влипли так влипли, – ворчал старик, – лучшей мышеловки не придумаешь. Ума не приложу, как нам отсюда выбраться. Вы видели когда-нибудь, как лиса отгрызает себе лапу, чтобы уйти из капкана?
– А нельзя ли убедить Белого Бобра перенести лагерь в другое место?
– Сомневаюсь, что он согласится. Белый Бобр упрям, как бизон, хотя он и поверит в опасность, если мы выдадим ему апачей.
– Мне все же кажется, сэр, что вы сгущаете краски. Долина представляется неприступной. По скалам апачам в нее не спуститься, а у входа и выхода стоит охрана.
– Да, дюжина человек у входа и столько же у выхода могут защитить лагерь от кого угодно, но только не от Виннету. Я до сих пор не возьму в толк, почему Белому Бобру, всегда такому осторожному и предусмотрительному, вздумалось остановиться на ночь в этой долине. Те двое апачей сумели обвести его вокруг пальца. Попробую-ка я с ним поговорить. Если он заупрямится, а потом что-нибудь произойдет, мы будем держаться по возможности в стороне от схватки. Мы в дружбе с команчами, но не дай нам Бог сгоряча прихлопнуть хотя бы одного апача.
Беседуя, мы снова приблизились к лагерю. У костра, неподвижно, словно статуя, стоял индеец, в котором по орлиным перьям без труда можно было узнать Белого Бобра. Мы направились к нему.
– Мой брат убедился, что мы в безопасности? – обратился вождь к Олд Дэту.
– Нет, – ответил тот. – Похоже, мы угодили в мышеловку и она вот-вот захлопнется.
– Мой брат ошибается. Долина, в которой мы остановились, похожа не на мышеловку, а на то сооружение, которое бледнолицые называют фортом. Врагу никак не удастся проникнуть внутрь.
– Да, через проходы он, может быть, в долину и не проникнет, они так узки, что десять воинов отразят нападение целой сотни. Но что будет, если апачи спустятся вниз по скалам?
– Скалы так круты и отвесны, что даже горному козлу не спуститься по ним.
– Почему мой краснокожий брат так уверен в этом?
– Потому что сыновья команчей прибыли сюда днем и попытались вскарабкаться по скалам наверх. Ни один из воинов не смог подняться по ним.
– Спускаться вниз легче, чем карабкаться наверх. И я знаю, что Виннету умеет лазить по скалам лучше, чем горный козел.
– Виннету здесь нет, он ушел к Рио-Кончос. Так утверждают топи.
– А если они ошибаются?
– Они так говорят. Они враги Виннету, и я верю им, – упорствовал Белый Бобр.
– Но если Виннету действительно был в форте Индж, он никак не успел бы собрать своих воинов и переправиться через Рио-Кончос. Пусть мой брат сосчитает, сколько дней прошло с тех пор, и вспомнит, как далек путь до Рио-Кончос.
Вождь в раздумье склонил голову. По-видимому, слова старого вестмена убедили его, так как он произнес:
– Мой брат прав: путь далек, а дни можно сосчитать по пальцам. Мы еще раз расспросим топи.
Он направился к костру, оцепленному команчами, мы молча последовали за ним. Сбившиеся в кучу солдаты Хуареса угрюмо смотрели на нас, Уильям Олерт, глухой и слепой ко всему, что происходило вокруг, яростно царапал огрызком карандаша мятый лист бумаги. По другую сторону костра сидели отец и сын Ланге. Рядом с ними растянулся на траве Сэм. Застывшие как изваяния лжетопи подняли глаза, только когда Белый Бобр обратился к ним с вопросом:
– Мои братья точно знают, что…
Он не успел закончить. С вершины ближней скалы донесся тревожный писк птенца, а за ним послышался крик совы. Вождь и Олд Дэт насторожились. Гибсон машинально поворошил сухой веткой угли угасающего костра, и те на мгновение вспыхнули ярким пламенем. Глаза белых при этом одобрительно сверкнули, и Гибсон хотел было повторить свой маневр, но Олд Дэт поспешно выхватил у него из рук ветку и грозно приказал:
– Немедленно прекратите!
– Но почему? – оскалился Гибсон. – Кто может мне запретить подбросить дров в огонь?
– Не притворяйтесь невинной девушкой, Гибсон. Все слышали крик совы и видели, что вы ответили на него условным знаком.
– Условным знаком? Вы не в своем уме!
– В своем или не в своем, это не имеет значения. Предупреждаю: любой, кто вздумает раздуть огонь, получит пулю в лоб немедленно.
– С вами совершенно невозможно иметь дело, сэр. Вы ведете себя так, словно вы здесь хозяин, а мы – гости.
– Вы не гость, а мой пленник, и я легко найду на вас управу, если вы не прекратите ваши выходки. И запомните: меня провести не так-то легко.
– Неужели мы стерпим подобную наглость, сеньоры? – вскричал Гибсон, призывая остальных белых к отпору.
Однако Олд Дэт и я были начеку. Мы выхватили револьверы, секунду спустя рядом с нами встали отец и сын Ланге с Сэмом, готовые всадить пулю в любого, кто выхватит оружие, а Белый Бобр крикнул:
– Воины команчей! Приготовьте стрелы!
Краснокожие в мгновение ока вскочили на ноги, и сотня стрел нацелилась в горстку белых.
– Ну и что? – рассмеялся Олд Дэт. – Вы еще под защитой дыма мира, и вам даже оставили ваше оружие, но если кто-нибудь из вас посмеет выхватить револьвер или нож, мир кончится, а с ним и ваша безопасность.