Реку пересекала широкая плотина, по которой даже человек мог бы перебраться на противоположный берег. Четвероногие строители работали споро и слаженно. Одни подгрызали деревья и валили их в воду, другие доставляли их к плотине, третьи, орудуя хвостом, словно мастерком, обмазывали сооружение глиной.
На берегу восседал большой бобр, внимательно поглядывавший по сторонам. Вдруг толстяк-часовой навострил уши, издал уже знакомый нам свист и скрылся под водой. Остальные зверьки мгновенно последовали за ним, забавно шлепая плоскими хвостами по воде и разбрызгивая ее во все стороны.
Но кто мог испугать безобидных зверьков? Самым большим и опасным их врагом остается человек. Не успел последний бобр скрыться под водой, как мы уже лежали под низко свисающими ветками пинии, с оружием в руках ожидая появления непрошеных гостей.
Вскоре верхушки трав заколыхались, и на берег справа от нас вышли двое индейцев. У одного из них на плече висели капканы, второй нес бобровые шкурки. Он были вооружены и вели себя так, словно ожидали на каждом шагу встретить неприятеля.
– Тысяча чертей, – прошипел сквозь зубы Сэм, – негодяи нашли наши капканы и собрали урожай, который не сеяли. Ну погодите! Старушка Лидди сейчас объяснит вам, кто хозяин капканов и шкурок, чтоб мне лопнуть!
Он прицелился, но я, считая, что надо действовать без. шума, схватил его за плечо и удержал. С первого взгляда было ясно, что к нам пожаловали индейцы понка, а боевая раскраска на их лицах говорила о том, что они вышли на тропу войны. Возможно, поблизости была не одна сотня кровожадных головорезов, готовых примчаться на звук выстрелов и расквитаться с нами за смерть товарищей.
– Не стреляйте, Сэм! – прошептал я. – Возьмите с собой только нож. Наверняка они здесь не одни.
Сэм Хокенс согласился со мной, хотя у него и чесались руки всадить в краснокожих по пуле.
– Я, конечно, понимаю, что лучше убрать их потихоньку, но я человек старый, а мой нож притупился, и мне с двумя такими молодцами не справиться.
– Я подсоблю вам.
– Черт бы их побрал! Четыре капкана, по три с половиной доллара каждый! А за украденные бобровые шкуры они заплатят своими.
– Вперед, Сэм, иначе будет поздно.
Индейцы стояли к нам спиной, занятые поиском следов на берегу. Отложив ружье и достав нож, я медленно пополз к ним, как вдруг у самого уха раздался встревоженный шепот Гарри:
– Сэр, позвольте мне сделать это за вас.
– Не надо, Гарри. Убийство, пусть даже врага, не забава.
Подкравшись к индейцам поближе, я прыжком вскочил на ноги, обвил левой рукой шею того, что стоял ближе ко мне, и ударил его между лопаток. Нож с хрустом вонзился в тело, и краснокожий без стона упал на землю. Читатель должен меня понять: я не люблю убивать, но индейцы могли по нашим следам найти вход в «крепость», а я не имел права подвергать смертельной опасности жизнь остальных членов общины трапперов.
Не теряя ни секунды, я выхватил нож из раны, чтобы помочь Сэму, но тот уже стоял над поверженным врагом и даже успел снять с него скальп.
– Теперь ты можешь ставить силки и капканы в Стране Вечной Охоты, – говорил он, деловито разглядывая скальп. – И хотя мне твоя шкурка без надобности, я все же оставлю ее на память. Вы возьмете себе второй скальп?
– Нет, – отказался я. – Вы же знаете, Сэм, как я отношусь к этому варварскому обычаю. Удивительно, что вы к этому пристрастились.
– У меня есть на то свои причины, сэр. Мне пришлось воевать с такими краснокожими, что у меня не осталось ни капли жалости к ним, да и они меня не жалели. Смотрите!
Он сорвал с головы свою потрепанную временем шляпу, а вместе с ней и длинноволосый парик, под которым скрывался багровый, ужасного вида скальпированный череп. Однако это зрелище было для меня не новым, поэтому и не произвело должного впечатления.
– Что вы скажете на это, сэр? – продолжал оправдываться Сэм. – Я носил собственную шевелюру с раннего детства, привык к ней и имел на нее полное право, чтоб мне лопнуть! И вдруг появляется дюжина индейцев пауни и отнимает у меня мое естественное украшение. Пришлось идти в город, выкладывать три связки бобровых шкур и приобретать накладные волосы. Не спорю, парик – штука удобная, особенно летом, его можно снять, если вспотеешь; за него поплатился жизнью не один краснокожий, так что теперь содрать скальп – для меня большее удовольствие, чем поймать бобра.
Он водрузил на прежнее место парик и шляпу и хотел было продолжить свои рассуждения о пользе накладных волос и необходимости снимать скальпы с индейцев, но мне пришлось остановить поток его красноречия. В любое мгновение следовало ждать нападения, к тому же надо было торопиться предупредить об опасности жителей «крепости».
– Сэм, помогите мне спрятать трупы. Я с удовольствием выслушаю вас на досуге, а сейчас нам надо спешить.
– Вы правы, сэр. Готов держать пари, что краснокожие скоро будут здесь. Пусть наш маленький сэр пока спрячется в кустах и следит, чтобы к нам никто не подобрался.
Гарри подчинился, а мы утопили тела убитых нами индейцев в прибрежных камышах.
– Вот и все, – подытожил Сэм. – Теперь их и с собаками не сыщешь. Возвращайтесь с мальчиком в «крепость» и предупредите остальных, а я пойду по их следу и разнюхаю, что к чему.
– Сэм, может быть, вы сходите к отцу? – обратился к нему с просьбой Гарри. – В силках и капканах вам равных нет, но в разведке две пары молодых глаз видят лучше.
– Так уж и быть, раз вы настаиваете, но если с вами что-нибудь случится, моей вины в том не будет.
– Не волнуйтесь, Сэм. Вы ведь знаете, что со мной не так-то просто справиться. Вы сегодня уже сняли скальп, надо же и мне разжиться одним-другим трофеем.
С этими словами Гарри скрылся в кустах. Я последовал за ним, и, хотя обстоятельства требовали напряженного внимания, я не мог оторвать глаз от складной фигуры мальчика, не мог не любоваться им. С ловкостью опытного вестмена он бесшумно продвигался сквозь густые заросли, каждое его движение было расчетливым, осторожным и уверенным одновременно. Его повадки говорили о том, что он с раннего детства жил в прерии и прошел через суровые испытания, обострившие его чувства и закалившие характер.
Почти полчаса ушло у нас на то, чтобы продраться через заросли к следующей колонии бобров. Ни на плотине, ни на берегу не было видно ни одного зверька – верный признак того, что их потревожил человек.
– Здесь стояли наши капканы, те самые, что украли у нас индейцы. Мы без труда найдем здесь их следы и пойдем по ним дальше. Смотрите, они пришли из лесу.
Мальчик решительно направился в сторону леса, но я удержал его.
– Гарри! – мягко, но с нажимом сказал я.
Он остановился, вопросительно глядя на меня.
– Мне кажется, было бы лучше, если бы вы вернулись, предоставив мне выяснить, откуда здесь взялись индейцы понка.
– Лучше для кого, сэр?
– Для всех нас. Вы представляете, как это опасно?
– Не хуже, чем вы, сэр! Я побывал не в одной переделке, и никто не может сказать, что я вел себя недостойно перед лицом опасности. Может быть, вы думаете, что я испугаюсь, увидев разрисованные физиономии?
Я сдался. Теперь мы шли среди стройных деревьев, под густой сенью их крон. Влажный, мягкий мох, ковром устилавший землю, хорошо сохранил отпечатки ног, обутых в мокасины.
Внезапно Гарри, шедший впереди меня, остановился. Я взглянул на след и сразу понял, что на разведку вышли четверо краснокожих и именно в этом месте они разделились на пары. Такое количество разведчиков, да еще в полном боевом снаряжении, говорило о том, что поблизости находится большой отряд и что, скорее всего, индейцы пришли мстить нам за своего вождя, убитого в схватке у железной дороги.
– Что будем делать? – спросил Гарри. – Эти двое пошли к нашему лагерю. Нельзя допустить, чтобы они разведали подход к «крепости». Пойдем по следу или вернемся напрямик?
– Ни то ни другое. Мы пойдем по следу, но не за ними, а в противоположном направлении и выясним, где укрылся их отряд, пересчитаем их и попробуем узнать, что они задумали. У входа в нашу «крепость» стоит часовой, поэтому не стоит беспокоиться.
– Вы правы. Пойдемте.
Склон горы, у подножия которой струилась река, порос лесом, тянувшимся по равнине до самого горизонта. Время от времени нам встречались глубокие крутые овраги, сплошь покрытые папоротником и колючим кустарником. Осторожно подбираясь к одному из таких оврагов, я почувствовал легкий запах дыма. Осматриваясь и принюхиваясь, я шел на запах индейского костра, как собака идет на запах дичи. Учуять запах костра краснокожих намного труднее, чем запах костра белых, которые не жалеют дров, в то время как коренные жители прерии лишь едва-едва поддерживают огонь. Виннету не раз говорил мне, что костер бледнолицых можно учуять за милю и что у них нельзя согреться, не поджарив пятки.
– Прячьтесь в кустах, – шепнул я Гарри, – а я тем временем взгляну, кому понадобилось разводить огонь в наших владениях.
– Почему бы нам не взглянуть вместе?
– Чем больше глаз, тем больше опасность, что нас обнаружат, – не допускающим пререканий тоном ответил я на его просьбу.
Судя по тому, что мальчик немедленно повиновался и, умело заметая следы, скрылся в зарослях, легенды о подвигах Олд Шеттерхэнда произвели на него впечатление.
Прячась за деревьями, я подкрался к краю оврага, осторожно заглянул вниз, и от увиденного у меня перехватило дыхание. Медным изваянием у входа стоял длинноволосый индеец племени понка, вдоль обрыва пристроились еще с полдюжины часовых, к счастью, не заметивших меня, а на самом дне расположились не менее сотни воинов. Пытаясь пересчитать их, переводя взгляд с одного краснокожего на другого, я вдруг застыл от изумления: у костра сидел не кто иной, как белый вождь Паранох, он же Тим Финетти! Возможно ли? Ведь я всадил свой нож в его грудь по самую рукоятку! Я помнил его лицо, искаженное гримасой боли и призрачным светом луны! Я сам видел, как Виннету, ведомый жаждой мести, снял с него скальп!